Гробница первого императора - Прево Гийом

— Что за бред? — спросила Алисия. — Ты понимаешь?

— Догадываюсь, — ответил Сэмюел, доставая из кармана серую монету, — Символ Хатхор — это еще и логотип «Аркеоса», фирмы, которую основал Рудольф для транспортировки антиквариата из прошлого. Похоже, он нарочно заманил нас сюда.

— К себе в офис? Зачем?

— Не знаю.

— Но если это так, может, нам лучше сразу отсюда убраться?

— Куда? Обратно в Рим? Или в мавзолей императора Цинь? Нет, сначала нужно позаботиться о том, чтобы попасть прямиком домой. Если мы действительно у него в логове, то где-то здесь обязательно должны быть монеты...

— А если он нас увидит?

— Ну... мне будет о чём с ним поговорить. — Сэма затрясло от ярости.

Они пошли через зал, разглядывая фотографии на стенах. На снимках были изображены старинные вещи: скульптуры, статуэтки, ожерелья и так далее. На одной из картин Сэм узнал Омфал — священный камень, символизирующий центр мира и много веков назад похищенный из греческого города Дельфы, куда Сэм попал сразу после этой кражи.

— Мы точно у Рудольфа, — с уверенностью произнес он. — На этой фотографии Омфал — Пуп земли... «Аркеос» продал его несколько недель назад за десять миллионов долларов. Видимо, это что-то вроде галереи трофеев.

— А там?

На противоположной стене висели шесть плакатов, оформленных в рамы со стеклом. Все плакаты сопровождались подписями. На первом, с табличкой «Пирамида Джосера, около 2600 года до нашей эры», был египетский картуш[13] с символом Хатхор. На втором — китайский иероглифический текст, завершающийся парой рогов с солнечным диском внутри и подписью: «Ода Ридильфи, около 1000 года до нашей эры». На третьем («Надпись из храма Аполлона в Дельфах, V век до нашей эры») были греческие буквы, высеченные на мраморной табличке и снова сопровождаемые знаком Хатхор. Четвертый («Витраж Кентерберийского собора, XII—XIII века нашей эры» ) представлял собой увеличенное фото витражного фрагмента, в котором без труда читался всё тот же символ Хатхор, оплетенный синими и красными лепестками и окруженный двумя буквами R...

Перед пятой картиной Сэмюел замер, не в силах шевельнуться.

— Ты видишь то же, что и я? — проговорил он чуть слышно.

Алисия подошла ближе... Пятый плакат был репродукцией живописного полотна под названием «Шулера́», выполненного Караваджо в 1595 году.

Композиция производила сильнейшее впечатление — яркостью цветов, движением света. Картина буквально дышала жизнью. Но внимание Сэма привлекла не красота полотна. На картине двое шулеров обводили вокруг пальца доверчивого молодого картежника. Один приготовился вынуть спрятанную за поясом трефу, а второй подглядывал в карты жертвы, чтобы дать сообщнику подсказку. Второй шулер поразительно напоминал Рудольфа. Рудольфа лет тридцати, еще черноволосого, отпустившего небольшую бородку и носившего шляпу с пером и дырявые перчатки.

— Невероятно, — проговорила Алисия. — Как живой! Думаешь, это просто совпадение?

Сэмюел указал на одну из карт, которую первый шулер прятал за спиной: шестерка то ли червей, то ли бубен, только обычные красные значки были тут заменены маленькими буквами U с разведенными концами, и у каждой в середине — кружок...

— Рудольф путешествует во времени, — напомнил Сэмюел. — И чаще всего именно благодаря символу Хатхор. Ничто не мешало ему однажды позировать художнику XVI века...

— И всё это ради того, чтобы лишний раз повесить свою тупую рожу на стену собственной комнаты? Это же как надо себя обожать!

— Боюсь, это еще не всё, — сказал Сэм, останавливаясь перед последним плакатом.

Перед ними была черно-белая фотография строящегося здания, чья металлическая конструкция едва угадывалась под лесами. Группа из четырех рабочих позировала, стоя на стальной балке. Среди них тоже безошибочно можно было узнать Рудольфа, на этот раз одетого в строительную каску и рабочий комбинезон. Здесь он выглядел немного старше, чем на соседнем полотне. Он улыбался и держал в руке носовой платок с изображением пары рогов и солнца. Подпись сообщала: «Строительство Здания домового страхования, Чикаго, 1885»[14].

— Почему ему всё время нужно появляться вместе с этим знаком? — задумчиво проговорил Сэм.

— Ну, просто такая фишка, — пошутила Алисия.

— Непохоже. Рудольф всегда продумывает всё до мелочей...

Они вышли из зала через другую такую же дверь с логотипом «Аркеоса» и оказались в просторной библиотеке, служившей также кабинетом. Окон здесь тоже не было, комната освещалась только электрическим светом.

Для начала Алисия и Сэмюел заглянули в соседнюю с библиотекой гардеробную. Там стоял просторный шкаф, в котором висели разнообразные наряды из льна — вещи, позволявшие Рудольфу с комфортом перемещаться во времени. Черный деловой костюм прекрасного кроя, белая накрахмаленная рубашка и даже полный комплект снаряжения для гольфа, включая сумку и клюшки. Слева от гардеробной обнаружилась бронированная дверь. Сэмюел осторожно попытался ее открыть, но она, похоже, была заперта на электронный замок и не поддалась.

— Хоть бы на секунду выглянуть наружу, — пробормотал Сэм. — Понять, где он находится, этот чертов офис!

Алисия тем временем подошла к внушительному книжному шкафу из темного дерева с посеребренными решетками и раздвижной лесенкой.

— Тут не только книги. Иди сюда.

Сэмюел подошел поближе. В самом деле, помимо огромного количества старинных и современных изданий, в том числе книг на разных экзотических языках, целый стеллаж был посвящен статьям, вырезанным из газет и журналов и любовно оформленным в рамки.

— Смотри. — Алисия изумленно указала на одну из них.

Сэм потянулся через плечо девушки, коснувшись щекой ее щеки. В рамке было интервью из журнала «Ньюсвик», озаглавленное «Время — деньги». Статью иллюстрировала фотография загорелого Рудольфа, который широко, во все тридцать два зуба, улыбался, но выглядел отчего-то резко постаревшим, с морщинами вокруг глаз и седыми поредевшими волосами. Осененный страшной догадкой Сэм поискал глазами дату выхода статьи.

Черт! — выругался он. — Этот гад зашвырнул нас в будущее!

19      ЖЕТОН ИЗ ГОЛУБОЙ ПЛАСТМАССЫ

— Мы в будущем, — проговорил Сэм, не веря собственным ушам. — На семь лет позже настоящего! На семь!

— Может, это такая шутка? Фотошоп? Нет... Остальные статьи тоже опубликованы... после нас!

— Но почему? Что ему нужно?

— Может, прочтем интервью? — предложила Алисия.

Сэмюел сосредоточился на статье из «Ньюсвика». Интервью занимало целую полосу, и журналист расспрашивал Рудольфа о грандиозных проектах Церкви Семи Воскрешений:

Ньюсвик: Фонд Церкви Семи Воскрешений открывается после четырех лет общественного недоверия и даже, извините, насмешек. Полагаю, вы испытываете сейчас приятное чувство, что утерли всем нос?

Пацдит Рудольф: Мне нет дела ни до чьих носов, и я никому ничего не собирался доказывать. Я сам поражен, как быстро всё произошло! Когда я решил рассказать о своем удивительном опыте и о бесценных уроках для человечества, которые вынес из собственных воскрешений, я и представить себе не мог, что это вызовет такой ажиотаж! Люди со всех концов земли стали присылать мне слова поддержки, и этих добрых пожеланий оказалось гораздо больше, чем резких замечаний, так что мои противники давно повержены.

Н.: Чем вы объясняете такой большой интерес к Церкви Семи Воскрешений?

П.Р.: Уникальностью ее главной идеи. Ведь мало найдется на свете людей, которым не хотелось бы улучшить свою жизнь и жизнь близких, опираясь на опыт прошлого, на опыт миллиардов жизней, прожитых на земле до нас! Что может быть поучительнее, чем знания людей, которые еще до нашего рождения на протяжении тысячелетий думали, любили, страдали и надеялись? Вот это-то я и надеюсь передать тем, кто готов меня выслушать: знания и мудрость предков. Наследие их жизни! Мне довелось побывать во многих периодах истории, и я решил стать своего рода связным между людьми прошлого и настоящего.