Гийом Прево - Семь преступлений в Риме

Гийом Прево

Семь преступлений в Риме

Посвящается Софии, Шарлю и Полине

Сорок лет прошло — и вот я тоже старик.

Сорок лет — с того дня, когда я дал слово мессеру Леонардо нарушить молчание лишь на закате дней моих.

Сорок лет я хранил его — и вот пришло время.

В этот вечер я приказал принести в свою комнату все свечи, какие нашлись в доме, придвинуть к широкому окну кресло и стол и запретил домочадцам отныне отвлекать меня. Лишь малыш Лучио будет приносить мне еду и лекарства. А дальше — видно будет…

Может быть, я опоздал…

И все же клянусь описывать здесь только правду, и ничего, кроме правды.

Клянусь не утаивать ничего из того, что я тогда слышал или о чем думал.

Клянусь не изображать хороших людей лучше, чем они были, а плохих — хуже, чем они могли бы быть.

Клянусь, наконец, коль память меня не подведет, точно описать события, всколыхнувшие весь Рим зимой 1514 года… Только несколько человек знали тогда, какой ужасной опасности подвергалось в ту пору сердце города и, кто знает, может быть, всего христианского мира в целом.

Теперь-то я уж никого не боюсь… Хватило бы времени…

1

Когда же в действительности начались эти злодеяния? Лишь многим позже я понял, насколько глубоко уходили их ядовитые корни в историю города. Однако в то утро 20 декабря 1514 года для меня, как и для всех горожан, первое предупреждение свыше прозвучало как гром среди ясного неба.

Тем утром Флавио Барбери, сын капитана полиции Барбери и мой самый близкий друг, чуть свет забарабанил в дверь домишки на виа дель Говерно Веккьо, в котором жили мы с матушкой. Солнце только что взошло, и я немало удивился, увидев, как он подпрыгивает под навесом крыльца словно одержимый, не в силах умерить охватившего его возбуждения.

— Гвидо, — выпалил он, — что-то страшное произошло на колонне… Побежали…

У меня только и хватило времени накинуть плащ с капюшоном и бросить взгляд вверх по лестнице, ведущей на второй этаж, моля, чтобы матушка не проснулась, как Флавио уже бегом тянул меня по пустынным улочкам к Корсо.

Что-то страшное на колонне…

Когда мой отец был еще жив, мы занимали красивый дом севернее, близ церкви Святой Марии, около Марсова поля. Площадь с колонной Марка Аврелия находилась совсем рядом, в двух шагах, там было любимое место наших детских игр. Так что мне трудно было вообразить, что могло случиться в этом с детства знакомом квартале, — плохое настолько, что меня подняли спозаранку. Я пытался на бегу расспрашивать Флавио, но он лишь качал головой и прибавлял шагу. Может быть, там подрались бродяги и его отца позвали усмирять их?

Выскочили мы на площадь с улицы Бурро, и тут я понял, что произошло нечто более серьезное. Вокруг колонны стояло человек тридцать, большинство в праздничной одежде, на груди у некоторых болтались забавные маски разных животных. Несколько женщин обхватили головы руками, а мужчины, оцепенев, смотрели в небо. Монумент окружали вооруженные гвардейцы, словно боясь, как бы кто-нибудь оттуда не убежал.

Но самой странной была тишина.

— Там, вверху, — шепнул Флавио.

Я спокойно поднял голову, заранее зная, что увижу: уходящую в небо стрелу серого камня, на которой высечены даты побед Марка Аврелия над германцами, а на самом верху — конную статую победителя.

Однако, к моему большому изумлению, император восседал на лошади не один: кто-то, обняв его за шею, сидел сзади на крупе. Кто-то, или, точнее сказать, то, что осталось от этого человека: обнаженное окровавленное обезглавленное тело. Из его спины, будто стрела из мишени, торчал короткий меч. Снизу невозможно было рассмотреть, принадлежало тело мужчине или женщине.

— Чего все ждут? — так же шепотом спросил я. — Внутри колонны есть лестница; надо подняться и снять это безобразие.

— Отец ушел за ключами, — прошептал Флавио. — Но сперва нужно найти хранителя ключей, только боюсь, что в такой час… Короче, я побежал за тобой потому, что впереди будет самое интересное: люди считают, что виновник этой… этого все еще скрывается внутри…

— Как так?

— Да, вчера до поздней ночи во дворце Марчиалли пировали… На площади играли музыканты, многие из гостей танцевали почти до рассвета. Некоторые даже уснули под тентами у подножия колонны. — Он показал на кипу грубых полотен, сваленных чуть дальше. — По словам этих людей, никто не мог выйти из дверцы незамеченным. Не исключено, что зверь еще в своей норе.

Я не успел выразить свои сомнения, так как к колонне подскакала группа всадников во главе с его отцом. Люди разом отпрянули к дворцу Марчиалли, страшась увидеть нечто ужасное. Худой и лысый мужчина, которого я видел впервые, открыл дверцу монумента большим ключом, вынутым из кожаной сумки, и ловко отскочил. Капитан Барбери сделал знак двум солдатам обнажить мечи и войти в проем.

С сильно колотящимися сердцами, не сводя глаз с колонны, мы застыли в ожидании. Но вскоре оба солдата показались наверху, на площадке, служившей цоколем статуи.

— На лестнице никого, капитан! Ни единой живой души!

Из толпы послышался гул облегчения, а может быть, разочарования. В открытую дверь бросились еще два солдата, чтобы помочь освободить коня императора от его мрачной ноши.

— Пошли, — произнес Флавио, дергая меня за рукав. Расталкивая зевак, мы приблизились к его отцу, который горячо спорил с хранителем.

— Никто, кроме вас, не имеет доступа к этой связке?

— Никто, капитан.

— Вы не теряли ключи и никому не одалживали их?

— Они всегда лежат в этой сумке, а сумка — в сундуке в моей комнате.

Импульсивный, как и большинство молодых людей, я не утерпел, чтобы не вмешаться:

— А нет ли запасных ключей, которыми кто-нибудь мог воспользоваться?

Вопрос мой, показалось, вконец испортил настроение хранителю, и тот смерил меня взглядом. К счастью, отец Флавио пришел мне на помощь:

— Не обижайтесь, это Гвидо Синибальди, сын бывшего римского баригеля 1. Он унаследовал от своего отца любовь к загадкам и, кто знает, может, его талант. Можете отвечать ему, как мне.

Он приветливо посмотрел на меня, и хранитель не осмелился увильнуть от ответа.

— Разумеется, есть запасные ключи от колонн и от всех зданий, за которые я отвечаю. Но находятся они в замке Сант-Анджело и охраняются лучше, чем у меня.

Замок Сант-Анджело… Уж если кому-то понадобились ключи, то из дома хранителя их украсть легче, нежели из папской крепости, в которой содержат преступников.

В этот момент из колонны вышли четверо солдат, и вновь дрожь ужаса пробежала по толпе: на плечах гвардейцы держали изуродованное тело без головы, пронзенное чем-то вроде меча.

Когда они опустили его на землю, перевернув на бок, мы сгрудились вокруг трупа: бесспорно, это были останки мужчины, скорее молодого, судя по развитым, но уже одеревенелым мускулам. Обрубок шеи выглядел омерзительно и представлял мешанину из темно-красного мяса и раздробленных позвонков, уже затянутую прозрачной пленкой: какую же силу надо было иметь, чтобы мощным ударом перерубить кости!

Несмотря на прохладу, от трупа исходил тошнотворный запах.

Солдаты, зажимая носы, отодвинулись, а я, повинуясь не знаю уж какому инстинкту, воспользовался их замешательством, чтобы проскользнуть внутрь колонны.

Как я и ожидал, там было темно и сыро, спертый воздух пах селитрой. Основное пространство занимала винтовая лестница с двумя сотнями ступенек. Под лестницей было что-то вроде убежища, где на корточках могли бы уместиться два человека. На земляном полу виднелись широкие коричневые пятна, похожие на высохшие лужи крови, вытекшей из жертвы. Но не было никакого оружия или предмета, выдававшего присутствие убийцы.

От прикосновения руки капитана Барбери к моему плечу я вздрогнул.

— Ну? Что об этом думает наш молодой врач?

Несколько обескураженный, я повернулся к нему лицом:

— Прошу простить мою вольность, капитан, любопытство оказалось сильнее меня. Я знаю, что…

— Можешь не извиняться, — отрезал он. — Мужчина был убит именно здесь, ты тоже так считаешь?

Я было собрался ответить, но тут мои глаза, привыкшие к темноте, усмотрели нечто за его спиной.

— Похоже на надпись на стене, капитан, взгляните… Он открыл дверь пошире, впустив свет, и мы вместе увидели буквы, написанные, вероятнее всего, пальцем, обмакнутым в свежую кровь:

«EUM QUI PECCAT…» 2

— Это мне ни о чем не говорит, — заявил отец Флавио, нахмурившись. — Абсолютно ни о чем…

Я перечитываю эти строчки и должен признать, что они не очень раздражают меня.

Вот так мы впервые столкнулись с грубой силой, которая для многих стала впоследствии воплощением злого духа. И тем не менее я отдаю себе отчет в том, что некоторые стороны этого повествования покажутся непонятными моему читателю, если сразу не пролить на них дополнительный свет. Для начала — об отношении ко мне капитана Барбери, о той снисходительности, благодаря которой я оказался в центре бурных событий.