Филип Пулман - Северное сияние
— Я думал, что верю, дитя. Я не столь во всем уверен, как ты.
— Но чего они боятся? Неужели они думают, что он будет убивать людей направо и налево, как только наденет броню? Он и сейчас может убивать их сотнями!
— Он это делал, — сказал Джон Фаа. — Ну, если не сотни, то десятки. Когда они впервые забрали его броню, он рвал и метал в поисках её. Он вскрыл здание полиции и банка, и я не знаю, что ещё. По меньшей мере, два человека умерли. Единственная причина, по которой его не застрелили, это его удивительное умение работать с металлами, они хотели использовать его как работника.
— Как раба! — резко сказала Лира. — У них не было права!
— Если бы всё случилось, как могло случиться, они могли пристрелить его за те убийства, но они не сделали этого. И они приговорили его к работе на благо города до тех пор, пока он не оплатил ущерб и пролитую кровь.
— Джон, — сказал Фардер Корам, — я не знаю, что ты думаешь, но я уверен, что они никогда не позволят ему вернуть броню. Чем дольше они его держат, тем злее он будет, когда получит её назад.
— Но если мы вернем ему броню, он пойдет с нами, и никогда их не побеспокоит вновь, — сказала Лира. — Я обещаю, Лорд Фаа.
— И как мы собираемся это сделать?
— Я знаю, где она!
Последовало молчание, во время которого все трое осознали присутствие деймона колдуньи и его взгляда, прикованного к Лире. Все трое повернулись к нему, как и их собственные деймоны, которые до того деймонстрировали чрезвычайную вежливость, скромно отводя взгляд от этого отдельного существа, здесь, без своего тела.
— Вы не удивитесь, если узнаете, — сказал гусь, — что алетиометр — ещё одна причина, по которой колдуньи интересуются тобой, Лира. Наш консул рассказал о вашем посещении сегодня утром. Полагаю, именно доктор Лансельм рассказал вам о медведе.
— Да, это был он, — сказал Джон Фаа. — И она вместе с Фардером Корамом пошли и поговорили с ним. Осмелюсь утверждать, что всё, что говорит Лира — правда, но если мы будем нарушать законы этих людей, мы только повздорим с ними, а что нам нужно делать, так это — спешить в Болвангар, неважно, есть медведь или нет медведя.
— А, но вы не видели его, Джон, — сказал Фардер Корам. — И я верю Лире. Возможно, мы можем дать обещание от его имени.
— А вы как думаете, сэр? — спросил Джон Фаа деймона колдуньи.
— Мы не особенно контактируем с медведями. Их желания настолько же непонятны нам, как и наши им. Если этот медведь — изгой, он может заслуживать доверия еще меньше, чем говорят. Вы должны сами решить.
— Мы это сделаем, — твердо сказал Джон Фаа. — Но сейчас, сэр, вы не скажете нам, как добраться отсюда до Болвангара?
Гусь-деймон начал объяснять. Он говорил о холмах и долинах, о лесополосе и тундре, о расположении звезд. Лира немного послушала, а потом откинулась в шезлонге — Пантелеймон свернулся вокруг её шеи — и предалась размышлениям о великом откровении, принесенным гусём-деймоном. Мост меж двух миров… это было чудеснее всего, на что она могла надеяться! И только её великий отец мог задумать такое. Как только они освободят детей, она отправится вместе с медведем в Свельбард и принесет Лорду Азраэлю алетиометр, который поможет его освобождению, и они построят мост вместе, и будет первыми, кто пройдет по нему…
Должно быть ночью Джон Фаа принес Лиру в постель, потому что она проснулась именно в своей постели. Блеклое солнце стояло так высоко, как только могло подняться — лишь немногим выше горизонта — должно быть, уже почти полдень, подумала она. Скоро, когда они отправятся дальше на север, солнца вовсе не будет.
Она быстро оделась и побежала на палубу, только чтобы обнаружить, что ничего особенного там не происходит. Все трюмы были разгружены, нанятые сани и собачьи упряжки готовы двинуться в путь; все было готовы, и ничто не двигалось. Большинство бродяжников сидели в задымленном кафе, выходящим к воде, поедали пироги с приправами и пили крепкий сладкий кофе за длинными деревянными столами под жужжание и треск древних ямтарических светильников.
— Где Лорд Фаа? — спросила она, подсаживаясь к Тони Коста и его друзьям. — А Фардер Корам? Они пытаются вернуть броню медведю?
— Они разговаривают с городским главой. Так они называют губернатора. Ты видела этого медведя, Лира?
— Да, — сказала она, и всё о нём объяснила. Пока она говорила, ещё кто-то пододвинул стул и присоединился к компании за столом.
— Так, ты говорила со стариной Йореком? — спросил он.
Она удивлённо посмотрела на подошедшего. Это был высокий худой мужчина с тонкими чёрными усами и узкими голубыми глазами; на лице его было постоянное выражение отдалённого веселья. Она сразу же ощутила сильное чувство к нему, но она совсем не была уверена, нравился ли он ей, или совсем наоборот. Его деймоном был потрёпанный заяц, такой же тощий и крепкий на вид, как и он.
Он протянул руку, и она осторожно пожала её.
— Ли Скорсби, — представился он.
— Аэронавт! — воскликнула она. — Где ваш воздушный шар? Можно мне подняться на нём?
— Он сложен сейчас, мисс. А ты должно быть, знаменитая Лира. Ну и как ты поладила с Йореком Барнисоном?
— Вы знакомы?
— Я сражался с ним рядом в Тунгусскую компанию. Чёрт, я знаю Йорека всю жизнь. Медведи — упрямые твари несмотря ни на что, но он действительно проблема, в этом нет сомнения. Ну, кто-нибудь из вас, джентльмены, в настроение для рискованной игры?
Ниоткуда в его руках возникла колода карт. Он шумно перетасовал карты.
— Я наслышан о чудесах, которые ваш народ творит с картами, — говорил Ли Скорсби, снимая и складывая карты одной рукой, в то время как другая шарила по нагрудному карману в поисках сигары, — и я подумал, что вы не будете против того, чтобы дать простому техасскому путешественнику шанс вступить в схватку с вашим талантом и дерзнуть на поприще карточных игр. Что вы скажете, джентльмены?
Бродяжники всегда гордились своим карточным талантом, и некоторые заинтересовавшись предложением, придвинули стулья. Пока они договаривались с Ли Скорсби во что играть и на какие ставки, его деймон дернула ушками в сторону Пантелеймона, который понял и легко, как белка, прыгнул к ней.
Конечно, то, что она говорила, предназначалась и для ушей Лиры, так как она слышала тихий голос деймона: «Пойди прямо к медведю и поговори с медведем в открытую. Как только они узнают, что происходит, они тут же перенесут броню в другое место».
Лира встала, взяв свой пирог, и никто не заметил; Ли Скорсби уже сдавал карты, и все подозрительные взгляды скрестились на его руках.
В тусклом свете, блекнувшем в течение бесконечного полдня, она добралась до санной станции. Она знала, что делала то, что должна сделать, но она чувствовала себя неловко, и к тому же ей было страшно.
Снаружи самого большого бетонного навеса работал огромный медведь, и Лира остановилась у открытых ворот, чтобы посмотреть. Йорек Барнисон разбирал попавший в аварию трактор на бензиновом двигателе; металл, закрывающий мотор был весь мятый и гнутый, а один из роторов прогнут. Медведь поднял металл, как будто это был простой картон, и поворачивал его туда-сюда в своих мощных лапах, будто на что-то его проверяя, перед тем, как положить лапу на угол, а затем, согнуть весь лист таким образом, что вмятины выпрямились, и форма была восстановлена. Прислонив её к стене, он приподнял огромный вес трактора одной лапой, и положил его на бок, затем наклонился, чтобы посмотреть искорёженный ротор.
В этот момент он увидел Лиру. Она почувствовала, как её ударило холодным шаром страха, потому что он был таким огромным и таким чужим. Она смотрела через проволочный забор где-то в сорока ярдах от него. Она подумала, как он может пересечь это расстояние в один или два прыжка, разорвать проволоку как паутину, она чуть не повернулась и не убежала; но Пантелеймон сказал: «Подожди! Дай мне поговорить с ним».
Он был в обличье крачки; и до того, как она смогла ответить, слетел с забора на замёрзшую землю. Немного дальше находились открытые ворота, и Лира могла бы пойти за ним, но она остановилась в нерешительности. Пантелеймон посмотрел на нее и стал барсуком.
Она знала, что он делает. Деймоны могут отдаляться от своих людей не далее нескольких ярдов. И если бы она осталась у забора, а он бы был птицей, он бы не подобрался к медведю, поэтому он решил подождать.
Она злилась и чувствовала себя несчастной. Его барсучьи когти вонзились в землю, и он пошел вперед. Это было такое странное мучительное чувство, когда деймон тянул связь, соединявшую их; частично физическая боль глубоко в груди, частично сильная печаль и любовь. Она знала, что он чувствует то же самое. Все это пробовали в детстве: посмотрим, как далеко мы можем разойтись, воссоединение вызывало чувство глубокого облегчения.
Он потянул немного сильнее.
