Владимир Кузьмин - Контрольная с чужими
28
Настя, Шатун и майор Кузьмин заперлись в Cтоловом гроте. Заперлись в буквальном смысле, пусть дверей в пещере и не имелось – Шатун набросил на вход особый щит, непрозрачный. Воздух в проеме вибрировал, и сквозь создаваемую им рябь было видно не больше, чем через матовое стекло.
– Настенька, прибавь-ка света.
Настя подвесила несколько специально приготовленных особо ярких свечей.
– Ну вот, еще один штришок, и можно заняться делом.
Шатун поставил такой же, как на дверях, только крохотный щит перед глазком видеокамеры.
– Нарушаем? – хмыкнул Кузьмин.
– Ну… один приказ, возможно, нарушаем. Чтобы исполнить другой.
– Да ты бюрократ и крючкотвор.
– А ты, Фома, зануда.
– А у вас почему такой псевдоним? – воспользовалась случаем задать давно интересовавший ее вопрос Настя.
– Он у нас Фома-неверующий, – ответил вместо майора Шатун. – Хватит на несущественное отвлекаться. Давайте работать, а то, боюсь, второй возможности у нас не будет, да и время сейчас самое подходящее, краски успеют вызреть, но не перезреть. У кого эскиз?
– У меня, – сказал майор, доставая из кармана лист бумаги. – Оценивайте, но учтите – отрицательное мнение и всякая критика мне не интересны.
– Это и есть ваш Дед Мороз? – поинтересовался Шатун, глянув на рисунок.
– Он самый.
– На лошадях!
– Да ты знаток.
– Мне очень нравится, – перебила взрослых Настя. – Вы настоящий художник.
Шатун хохотнул, но сказал, что рисунок с Дедом Морозом на санях ему тоже очень понравился. То ли испугался, что майор может обидеться, то ли ему надоело его подначивать.
– Анастасия, – произнес он, откладывая эскиз в сторону, – краски я приготовил. Нам сейчас главное их не перепутать. На баночках обозначен цвет, каким он станет со временем, а так они все белесые.
– Эй! И как мне, настоящему художнику, ими рисовать? – возмутился майор.
– Ты будешь рисовать контуры, – Шатун явно решил взять командование в свои руки и не обратил на возглас Кузьмина никакого внимания. – А мы станем закрашивать яркие пятна. Шапку, шубу, елку. Сани. Цветов все равно только четыре. Так что точного соответствия не получится.
– Умеешь ты поднять настроение.
– Ты рисуй, нам твое настроение мало увлекательно.
– Поднимайте вверх, – со вздохом старичка разрешил майор.
Настя подняла Кузьмина наверх, ближе к куполу, туда, где на стене было относительно большое и относительно ровное место.
– Да тут не картины рисовать, а скалолазанием заниматься. Сплошь выступы и трещины.
– Спускайся, сам нарисую. Но потом без претензий.
– Лучше я сам себе претензии предъявлять стану, чем такому маляру доверюсь. Спусти меня, Настя, я еще раз со стороны гляну, как мне правильнее фреску ваять.
Работа вскоре сдвинулась с места и пошла очень бойко, несмотря на непрекращающиеся препирания двух мужчин. Но Насте было не до их болтовни – держать двоих, которые постоянно требуют подвинуть их то выше, то ниже, то дальше, то ближе, то левее…
– Опускай!
Оба живописца спустились вниз и, отойдя подальше, стали любоваться на дело рук своих.
Майор рисовал весьма недурно, но с его очень красивым эскизом рисунок на стене имел не больше общего, чем ее детские каляки-маляки с полотнами Айвазовского.
– Не переживай, Анастасия! – подбодрил ее Шатун. – Понятно, что лошади больше похожи на кьятцмуфлей… это у нас кабанчики такие водятся… Правый глаз у деда на лбу получился… ну и всякое прочее. Но! В таком виде картину видим только мы. Всем остальным она предстанет в виде фейерверка особого рода.
– Что еще за особый род? – насторожился майор.
– Сейчас все расскажу, разбежался! Для вас ведь тоже должен быть сюрприз? Тогда и не спрашивай. Дождемся высыхания краски, и можно будет наш шедевр замаскировать. Краска за оставшиеся дни успеет вызреть.
Все трое присели.
– Руки не забудьте вымыть, как следует, а то сами заискритесь.
– Дьявольщина. Я на мундир накапал, на свежестираный. Снова стирать? Так-то краску и не видно совсем…
– Пошутил я.
Когда-то давно Семка случайно – у него вечно неприятности оборачивались случайными полезными обретениями, – нашел способ окружать предметы подобием защитного щита. Это не давало рыбе или другим продуктам вонять на всю округу и намокать. Настя попросила и ее научить такой полезной вещи. Когда тренировались, выяснилось, что у нее получается прятать не только запах, но и скрывать предметы, делать их невидимыми, если они не были толстыми. Вот она и придумала: если заранее и втайне от всех нарисовать что-то новогоднее, спрятать его и открыть в нужный момент, то выйдет эффектно. Ну и какие ни на есть краски можно было изготовить из тех разноцветных потеков на стенах Дальнего грота, который теперь нередко стали называть Целовальным.
Оставалась одна проблема. Рисовать она очень любила, но не умела совершенно, а ничего более подходящего не придумывалось. Пришлось искать помощника. Она ненавязчиво стала расспрашивать, кто из ребят умеет рисовать, но такого не нашла. Спросила у отца про его подчиненных.
– Ха! У нас все Шагалы и Растроповичи! – ответил папа.
– Растропович музыкантом был.
– Не может быть! Шутка. Кузьмин здорово рисует, это-то мне давно известно. За Шатуном такой грешок водится, видел, пока он с ногой прохлаждался, как он зарисовки делал. Бери обоих, а то их стороной обходят, наверное, старыми для вашего брата, не говоря о сестре, кажутся.
Оба члена группы спецназа согласились с удовольствием, а Шатун пообещал еще и сюрприз устроить. Но на все уговоры объяснить, что за сюрприз, лишь намекнул про фейерверк.
А вот улучить время, чтобы столовая была пуста и они были свободны, никак не удавалось. А Шатун заявил, что если завтра-послезавтра они не исполнят задуманное, сюрприз не состоится. Пришлось снова обращаться к отцу, без него ну никак не получалось. И вот, наконец, они остались одни и нарисовали что задумали. Но Анастасии эта мазня сильно не понравилась. Нет, отказываться от затеи она не собиралась, просто стала придумывать, как превратить это в шутку. Может, Чиха привлечь? Сказать, что это он нарисовал? Но Шатун и Фома могут обидеться.
– Да уж, – произнес майор Кузьмин. – Наш Чих наверняка лучше нарисовал бы.
Настя рассмеялась.
– Но неловко на него авторство сваливать, – вздохнул майор.
– Настя, кажется, подсохло, – сказал Шатун, подойдя к стене и трогая краску в самом густом месте, – можно все маскировать. Удачно вышло.
Настя, не возражая, принялась превращать видимое в невидимое, и тут грот тряхнуло так, что миски повалились с плоского камня, служившего полкой для посуды.
Снаружи донесся гул и нечто вроде тяжкого вздоха великана.
Кузьмин рванулся наружу и воткнулся в щит.
– Шатун, чтоб тебя!
– Убрал уже, побежали!
Они втроем бросились в Спальный грот, где должно было находиться большинство населения пещеры. Там все и располагались, прервав занятия по рукопашному бою.
– Все целы? – спросил Кузьмин и, не дожидаясь ответа – и так видно, что все целы – рванулся к выходу проверить пост. Все кинулись следом.
У выхода на Карниз было совершенно темно, хотя именно в этом месте Антон Олегович установил постоянные, точнее говоря, очень долго горящие огоньки и имелось электрическое освещение от крохотного ветряка. Сквозняка хватало, чтобы вертеть его крылья. Но сейчас была тьма кромешная, даже мониторы, на которые выводилось изображение с камер и всякие телеметрические данные, не светились.
Настя на бегу швырнула вперед пригоршню огоньков. Сама она еще издали увидела сидевших на полу Лиса и Джона, исполнявших обязанности дежурных. Оба держались за головы.
– Лисицын, ты как?
– Нормально.
– Кагава?
Джон в ответ сказал что-то по-японски.
– Фома, подвинься.
Левченко бесцеремонно оттолкнул и майора, и Настю, сел перед пострадавшими.
Настя перевела взгляд вперед, и он уткнулся вместо пронизанной дождем темноты за выходом на Карниз в стену из огромных валунов.
– Легкая контузия, – сказал Левченко громко. – Жить будут. С выходом у нас что?
– Завален намертво, – отозвался кто-то за спиной.
– Вот и причина контузии, – едва ли не обрадовался такому ответу Айболит. – Ударная волна, вызванная обвалом. Кто скажет, насколько крепко нас завалило?
– Метров пять сплошного камня, – ответила Настя.
– Жгут, возьми Серену и Барсука, – приказал подошедший отец. – Проверьте состояние резервного выхода. Алена, проверь дымоход.
– Если чисто – я сама увижу, но если завалено, точнее оценят Настя или Семка.
– Бери обоих. Войцек, пострадавших отвези в лазарет.
– Да я сам дойду, товарищ полковник, – попробовал возразить Лисицын.
– Отставить! Прокатишься разок. Резервный наряд, принять пост.
– Есть, – тут же откликнулся Ручей. – Саша Русаков, ты где?
– Здесь я. На месте.
