Олег Верещагин - Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)
Девчонки оставили после себя в бане чистоту и порядок с остатками пара, который некоторые любители начали тут же нагнетать вновь и преуспели в этом (дверь мы поленом закладывать не стали, хотя в предбаннике девчонки стирали наши и свои вещи).
Я сам парилку всегда терпеть не мог. В ней у меня возникало ощущение, что уши плавно сворачиваются в трубочки, из которых со свистом начинает выходит пар. Я забился в уголок и занялся тем, для чего всегда использовал баню — мытьём, хотя чан с горячей водой приходилось искать на ощупь. Похоже так же, что кто-то озаботился надрать берёзовых веников, а когда такая штука оказывается в руках у некоторых товарищей — в них пробуждаются садистские наклонности. Я уже имел возможность в этом убедиться.
К счастью, пятнадцати парням в банной пристройке было тесновато, не развернёшься, что и ограничивало творческую свободу. Поэтому всё шло спокойно. Даже вениками пользовались лениво-индивидуально, по временам передавая их из рук в руки, как фляжку со спиртом где-нибудь в окопах. Кто-то высунулся в предбанник и доложил, что девчонки ушли — несколько человек тут же выбрались наружу, но большинство остались сидеть, отдуваясь и вяло болтая. Я, почувствовав, что жара отхлынула, перебрался на одну из лавок и постарался окончательно расслабиться. Нет, а ведь и правда — почему бы не зазимовать тут? Назовём нашу стоянку Москвой, будем дружить домами с этими соседями, сколько их тут?..
— Вадим! — с усилием выбрался я из дремоты. Он обнаружился рядом со мной. — Слушай, — сказал я, подталкивая ногой облезший веник, — завтра возьми человек пять и сходи туда… ну, к тем, которые подальше, на юго-запад.
— А ты, соответственно, пойдёшь к тем, кто поближе, — проницательно заметил Вадим.
— А то как же, — я зевнул и как следует потянулся. — Должны же у меня быть привилегии… Спецпаёк там, путёвка на курорты… Желтые штаны. Всё такое.
— Орден Сутулого с закруткой на спине, — добавил Вадим. — Ладно. Схожу, только высплюсь.
— Это хорошее намерение, — я начал отжимать волосы. — Полотенчико не помешало бы… Ладно, как ты говоришь. Пойду я. Старость — не радость. Ещё и петух не кукарекал, а уже в постельку охота…
Я прошлёпал по полу к выходу, осторожно высунул нос. Точно, в предбаннике никого не было, как, впрочем, не было и нашей одежды. Зато лежала стопка одеял. Замотавшись в одно, я вышел наружу.
Выстиранные вещи были развешаны на краю крыши. Я хмыкнул и направился к балку, в окнах которого уже не было света.
* * *Тоненько дребезжало в оконной раме стекло. Ну и ветер дует, сонно подумал я. Ну и ветер свищет, ну и пурга… Вот странно — неужели замазка так поотваливалась? Я повозился и открыл глаза.
Ну конечно. Низкий серый потолок балка нависал надо мною. А дребезжала щепа в двери — открытая дверь медленно ходила туда-сюда, цепляя трухлявый полог.
Кругом паркетом спали наши. Слышно было, как кто-то тяжело дышит, кто-то бормочет и ворочается во сне… Так, а?.. Точно — Танюшки не было.
Я сел и, зевнув, отпихнул одеяла. Было прохладно. Переступая через спящих и пытаясь дремать на ходу, я потащился к двери. Просто так — ясно было, что Танюшка отошла в кустики. Ну а я постою на крыльце. Потом, может, тоже туда схожу. И можно будет поспать ещё часа два.
Крыльцо — покосившееся и широкое — было влажным и холодным от росы. Меня немного зазнобило, но я спустился на нижнюю ступеньку. В молочно-белую от росы траву наступать не хотелось, она была ледяной даже на вид.
— Пст-пст-пст! — услышал я шипение откуда-то сбоку, повернул голову и увидел Танюшку. Она стояла шагах в двадцати от меня, чуть сбоку, около кустов и, не глядя на меня, ожесточённо махала рукой, вглядываясь куда-то в зелень.
— Ну что там? — проворчал я, но негромко. И забеспокоился — мало ли что она там увидела?! Я наступил в траву и, передёрнувшись, зашагал к Танюшке.
— Тебя не дозовёшься, — недовольно шепнула она, когда я оказался рядом. — Не стучи зубами, спугнёшь.
— Кого?! — ошалел я. Танюшка вытянула руку:
— Смотри, собака.
Я посмотрел и удивился, как сразу не заметил собаку. Она и правда была — я видел мощный куцехвостый зад, мохнатые ляжки… Здоровенная псина чего-то возилась в кустах, урчала, потрескивала ветками… Люди близко! Та-ак, это хорошо или плохо?.. Может, эти пчеловоды в гости явились?
Но я не успел додумать эту мысль. Мне внезапно стало жарко — так, словно я шагнул в парилку, которую не мог терпеть. Огромная собака… не просто огромная — непредставимо огромная, со странным окрасом…
В горле у меня засел плотный комок. В трёх шагах от нас возился среди дикой малины здоровенный бурый медведь. Довольный жизнью и счастливый.
Толкнуть Танюшку к балку. Там ребята, там ружьё… Главное, чтобы она не заупрямилась, бежала изо всех сил. Я тоже побегу, но не сразу. Может быть, успею добежать, а если нет… он отвлечётся нам меня, и у девчонки будет время убежать. Вот что главное. А там, может, ещё и мне повезёт.
— Тань, — я положил ладонь ей на плечо и приблизил свои губы к её уху, — это не собака. Это медведь.
Сказать "беги" я уже не успел. Медведь начал поворачиваться…
…Я никогда не слышал, чтобы Танька визжала. Ни-ког-да. Ни на Земле, ни здесь. Если становилось очень страшно, она закусывала губу, сужала губу — и всё.
Она и сейчас не завизжала. Звук, который она издала, рождался где-то в ультра-звуковом регистре и уходил в инфразвуковой. Но на этом отрезке от звука затряслись ставни балка, а я присел, не понимая, что происходит и на том я свете — или ещё на этом?
Медведь тоже реагировал странно. Подскочив на всех четырёх лапах, он громко и испуганно рявкнул, собрался в комок и, словно брошенный с горы валун, с треском, хрустом и грохотом покатился через кусты, не разбирая дороги и легко переламывая деревца толщиной в две руки.
Танюшка заткнулась. Я ошалело моргал, и в голове почему-то была одна-единственная мысль: никто из наших наружу не выйдет. Нужна нечеловеческая смелость, чтобы рискнуть выйти, услышав снаружи такое. Всё ещё пытаясь восстановить мыслительный процесс, я шагнул в проложенный медведем туннель и скривился — там непередаваемо воняло, примятую траву уливал жидкий понос.
— Не ходи-и!!! — завопила Танюшка, вцепляясь мне в плечи.
— Да он уже к Балтике подбегает, — с трудом выговорил я и, оглянувшись, увидел, как по крыльцу ссыпаются все наши. Санек орал:
— Что случилось?!
— Ничего, — я вдруг ощутил какое-то подёргиванье внутри. — Тут был медведь, но Танюшка его убила, я думаю.
После этого я плюхнулся в мокрую траву и совершенно искренне заржал.
* * *Танюшка буквально навязалась со мной — я, собственно, и не возражал, почему бы и не прогуляться по московским окрестностям? Арниса и Кольку Самодурова я тоже взял с собой.
Вадим со своими ушёл на час раньше. Выступили и мы — вдоль ручья, взяв направление на всё тот же поднимавшийся дымок с верхушки одного из деревьев. Колька с ружьём шагал по одному берегу, мы втроём — по другому.
Как-то неожиданно мы вышли в обжитые места. Ручей вдруг свалился небольшим красивым водопадиком на дно широкого оврага, заросшего ивняком — там текла речушка, уютно журчавшая на перекатах. Чуть в стороне через овраг был перекинут мостик, а за ним начиналась утоптанная тропинка. У самого её начала на разлапистом дубе были вырезаны две сплётшиеся спиралью змеи, повернувшие друг к другу головки.
Священные ужи — версия Игоря Мордвинцева насчёт прибалтов подтверждалась. Я мысленно перевёл дух — на карте Йенса не были обозначены здешние стоянки, мне вовсе не улыбалось встретиться с какими-нибудь ненормальными. А прибалты — это свои, из Союза. Хорошо бы ещё и вторая компания оказалась неплохой. Тогда точно можно тут поселиться, дружить домами… и как знать — может, Йенс-то и оказался бы неправ, а вот идея Сергея о создании государства обрела бы смысл.
Меня так подбодрила эта мысль, что я махнул рукой и весело, громко сказал:
— Пошли быстрей!
* * *Вадим взял с собой двух Игорей — Северцева и Сморча, наотрез отказав всем девчонкам. Он собирался идти быстро — два десятка километров по лесу — это на пять-семь часов, зависимо от местности. Да на месте, да обратно… "Хотя, — с чёрным юмором подумал Вадим, — обратная дорога может и не состояться."
Восход солнца застал их в пути, когда они шли просторной дубравой — красивый восход, словно солнце проникало в десятки резных витражей, дробя свой свет на колючие чёрно-золотые колеблющиеся отражения. Идти было не так уж трудно — легче, чем Вадим думал и рассчитывал — а солнечный восход резко повысил настроение.
Поэтому Вадим не сразу разобрался в ситуации, когда вылетевшая откуда-то спереди стрела вонзилась в землю у его ног — и закачалась солнечно-жёлтым, как небесный блик, оперением. Он две или три секунды просто смотрел на это оперение, осмысливая, что это не был промах — невидимый стрелок мог бы всадить стрелу ему в грудь, — а именно предупреждение. Оба Игоря, со свистом обнажив оружие, встали боками к Вадиму и друг другу, в плотный треугольник. Ощутив их плечи, Вадим обратился к лесу перед собой (чувствуя себя очень глупо):
