Хоуп Мирлис - Город туманов
Они несколько минут посидели в молчании, потом Натаниэль поднялся и сказал:
— Мое расследование может затянуться, Амброзий, когда-то нам снова представится возможность поговорить. А не побаловаться ли нам джинчиком, настоянным на диком тимьяне?
— Я не из тех, кто способен отказаться от твоего фамильного джина, а ты, Нат, старый греховодник, не так-то часто угощаешь им, — сказал Амброзий, стараясь скрыть свои чувства за краснобайством.
Получив бокал, наполненный до краев душистым зеленым, как трава, напитком, он поднял его, и, улыбнувшись Натаниэлю, проговорил:
— Ну, Нат…
— Подожди минутку, Амброзий! — перебил его Натаниэль. — Мне в голову вдруг пришла совершенно глупая мысль о том, что нам с тобой надлежит дать клятву, о которой я читал в детстве в одной из старинных книжек, почему-то мне вдруг припомнились эти слова. Слушай: «Мы (тут ты скажешь свое собственное имя), Натаниэль Шантеклер и Амброзий Джимолост, клянемся Живыми и Мертвыми, Прошлым и Будущим, Воспоминаниями и Надеждами в том, что если Видение придет просить к нашим дверям, мы примем его и согреем у своего очага, и что не будем мудрее глупцов и хитрее простецов, и будем помнить, что тот, кто следует дыханию Ветра, должен отправляться туда, куда несет его этот Скакун». Повторяй это за мной, Амброзий.
— Клянусь Белыми дамами Зеленых Полей, никогда еще мне не приходилось слышать подобной чуши! — проворчал господин Амброзий.
Однако Нат явным образом не собирался отказываться от дурацкой церемонии, и господин Амброзий решил, что может потешить друга, ибо кто знает, что их ждет впереди и когда им доведется встретиться в следующий раз. И он произнес текст клятвы.
Когда и в какой книге отыскал эти слова господин Натаниэль? Ибо так звучал обет, который произносили те, кого посвящали в первую ступень древних мистерий Доримара.
Не следует забывать, что, с точки зрения Закона, господин Натаниэль являлся покойником.
Глава XVIII
Мистрис Айви Пепперкорн
Дела, назначавшиеся клеркам в Счетной палате господина Натаниэля, не всегда бывали связанными с тоннами товаров и сотнями серебряных фунтов. Однажды, например, целых два дня ни один из них не открывал гроссбух, и под командой работодателя они вырезали из бумаги и скалывали фантастические маскарадные костюмы для празднования дня рождения Ранульфа. Все они привыкли и к тому, что он запирается у себя в кабинете, строго-настрого запретив беспокоить себя, для того, чтобы заняться, например, сочинением комического стихотворного послания в честь Валентинова дня, предназначенного престарелой даме Полли Мукомолл, то и дело приоткрывая дверь и высовываясь, чтобы попросить подсказать ему рифму. Поэтому в то утро их не удивило его распоряжение отложить книги и посвятить свои таланты расследованию, чтобы любым доступным им способом определить, найдутся ли в Луде какие-нибудь родственники жившего на западной окраине страны фермера по имени Тарабар, скончавшегося около сорока лет назад.
И к великому удовлетворению господина Натаниэля, один из них вернулся из своих поисков с информацией о том, что вдовая дочь покойного фермера, мистрис Айви Пепперкорн, недавно купила небольшую бакалейную лавку в Зеленой Кобылке — деревеньке, лежавшей в паре миль от северных ворот.
Времени терять было нельзя, поэтому господин Натаниэль приказал подать ему коня, облачился в костюм из бумазеи, в котором ходил на рыбалку, надвинул шляпу на самые уши и отправился в Зеленую Кобылку.
Оказавшись там, он безо всякого труда отыскал крохотную лавчонку мистрис Айви, где за прилавком сидела она сама.
Этой пригожей и румяной, как яблочко, особе следовало бы находиться среди коров и лугов, а не в душной тесной комнатушке, наполненной предметами роскоши и первой необходимости деревенского общества.
Она пребывала в приветливом и разговорчивом настроении, и господин Натаниэль перемежал различные приобретения тонкими замечаниями, витиеватыми коленцами и полными дружелюбия вопросами.
Отвесив ему две унции нюхательного табака и упаковав их в кулек, мистрис Айви сообщила ему, что ее девичья фамилия — Тарабар, что муж ее был капитаном корабля и до самой его смерти она проживала в портовом городке. Снабдив его четвертью фунта леденцов, она рассказала, что предпочитает сельскую жизнь торговле. Выслушав же похвалы шерстяному шарфу, получив за него деньги, обернув бумагой и перевязав, она поведала, что охотно поселилась бы возле своего прежнего дома, однако у нее были веские причины не делать этого.
Чтобы выяснить, каковы эти причины, потребовались такт и терпение. Однако вдумчивая пытливость господина Натаниэля, замаскированная теплым сочувствием, никогда еще не приносила лучшего результата, и мистрис Айви в итоге была вынуждена признать, что у нее есть ненавистная мачеха, и у нее есть все основания ей не доверять.
Тут господин Натаниэль счел возможным чуточку приоткрыть карты. С пониманием посмотрев на нее, он спросил, не хотела ли бы она добиться правосудия, чтобы негодяи получили по заслугам, и добавил:
— Нет более глупой поговорки, чем та, которая утверждает, что мертвые молчат. Помочь мертвецам вновь обрести язык — одно из главных назначений Закона.
Мистрис Айви встревожилась.
— А кто вы такой, сэр, скажите, будьте добры? — спросила она смущенно.
— Племянник одного фермера, у которого когда-то батрачил некто Рой Карп, — поторопился он с ответом.
И она с пониманием улыбнулась.
— Ну, кто бы мог подумать! — пробормотала мистрис Айви. — А как, интересно, звали вашего дядю? В наших краях я знала всех фермеров и их семьи.
В честных карих глазах господина Натаниэля вспыхнул огонек.
— Наверно, я несколько перемудрил! — рассмеялся он. — Понимаете, я долго работал в городском магистрате, а там невольно привыкаешь устраивать клиентам ловушки. Закон — коварная вещь. У меня нет дяди на западе, и я никогда не был знаком с Роем Карпом. Однако я всегда интересовался преступлениями и с интересом читал материалы старых процессов. Поэтому, когда вы сказали, что прежде носили фамилию Тарабар, я немедленно вспомнил всегда озадачивавшее меня дело и подумал, что имя Роя Карпа развяжет вам язык. Мне всегда казалось, что за этим процессом кроется нечто большее, чем видно невооруженным глазом.
— В самом деле? — уклончиво спросила мистрис Айви. — Видно, вас очень интересуют чужие дела.
И она с подозрением посмотрела на него.
Тут господин Натаниэль сел на своего конька.
— Вот что я скажу вам, мистрис Айви, не сомневаюсь, что вашему отцу было приятно видеть отличную пшеницу, даже если она выросла на чужом поле, а ваш муж любил отличные корабли и все такое…
Тут ему пришлось прервать свои объяснения и выслушать — притом с большим терпением и вниманием — воспоминания о вкусах и привычках покойного капитана.
— Как я уже говорил, — продолжил он, когда мистрис Айви на мгновение умолкла, чтобы вздохнуть, улыбнуться и вытереть глаза уголком фартука, — поле с налитыми колосьями золотой пшеницы радовало сердце вашего отца, а ведомый к причалу умелой рукой корабль веселил вашего мужа, такие же чувства вызывает во мне правосудие, обнаружившее виновного. Я, холостяк, сумел скопить некоторые средства и ничего не радует меня больше, чем возможность потратить их на восстановление справедливости, чем возможность отомстить за такого отличного человека, как ваш покойный отец. У нас, старых холостяков, как вам известно, есть свои излюбленные делишки. Они не производят столько шума, сколько полный дом ребятни, однако требуют порой не меньших расходов.
Усмехнувшись, господин Натаниэль потер руки.
Происходящее доставляло ему огромное удовольствие, он словно бы превратился в придуманного им проницательного, честного и несколько кровожадного детектива. В глазах господина Натаниэля зажигался фанатический огонек, когда он поминал Правосудие, этого тигра; он уже представлял себе тот уютный домик в Луде, в котором якобы живет, — маленький садик с веселыми цветами, крошечную лужайку и шпалеры плодовых деревьев, уходу за которыми он посвящает свой досуг. И своего пса, и канарейку, и старушку домоправительницу. И как сегодня, возвратившись домой, отужинает сосисками и картофельным пюре, завершив трапезу жареным сыром. И как, закончив трапезу, извлечет свое собрание зловещих сокровищ и за бокалом негуса будет любовно перебирать мотки виселичной веревки, запятнанную кровью перчатку убитой гулящей девки, кусочек янтаря, служивший талисманом предводителю мерзкой банды, наслаждаясь крадущейся поступью своего домашнего тигра — Закона. Да, такая незаметная и тихая жизнь полна увлечений, как и его дом цветами. Какими же уютными кажутся халат и тапки Другого человека!
— Ну, если вы хотите сказать, — проговорила мистрис Айви, — что намерены помогать Закону наказывать злых людей, что ж, я охотно поддержала бы вас в этом деле. Но все же, — она вновь бросила на него подозрительный взгляд, — почему вы решили, что отец мой умер не своей смертью?
