Владислав Крапивин - Белый шарик Матроса Вильсона
Яшка смущенно переступил босыми ногами.
Но нашли для него и сандалии…
Тетя Рита, Зямина мать, оказалась права. Очень скоро Яшка извозил и пообтрепал свой костюм так, как Левушка не сумел это сделать за все пионерские годы. Потому что жизнь у Яшки и Стасика была бурная. Во-первых, они часто играли в зарослях на берегу. И в индейцев, и в партизан, и в «штурм крепости» (иногда и Зяму брали с собой, и еще семилетнего Вовку Пантюхина, племянника парикмахерши Мани, — чтобы побольше народу было при штурме). А еще неподалеку от Банного лога был пустырь, который назывался «полянка». Там гоняли залатанный кирзовый мяч местные мальчишки. Когда они увидели, как играет в футбол Яшка, то чуть не каждый день приходили звать его. И Стасика заодно.
Стасик Яшкиным успехам не завидовал. Яшке и полагалось быть самым ловким, самым смелым. И рядом с ним Стасик испытывал защищенность от всех бед, от всех недругов…
А потом наступил день Стаськиного торжества, день Великого Отмщения. Судьба привела на полянку Бледного Чичу. Судьба — несчастливая для Чичи и его дружков.
Дружков этих было и на сей раз трое. Некий невзрачный Чебик (он зимой вместе с другими отбирал у Стасика снегурки), пухлый аккуратный Бомзик в вельветовом костюмчике и конечно же Хрын!
Ребята перестали играть. Видимо, Чичу знали здесь и не очень-то любили. Он вошел на полянку вихляющей походочкой.
— Физкульт-привет! Где «Динамо», где «Спартак»? Кто не скажет, тот дурак.
— Ты и есть последнее слово, — заявил в ответ Стасик. Нельзя сказать, что было совсем не страшно. И все же он чувствовал — настало время! Посмотрел на Яшку. Яшка все понимал.
Чича Стаськиным словам удивился. И обрадовался:
— Ви-ильсон! Матросик! Ты что-то сказал, а?
Будь он поумнее, понял бы: Стасик зря нарываться не будет, есть у него какой-то боевой резерв. Но это же смешно и непостижимо — бояться Вильсона!
— Ах ты, моя курочка морская! У-тю-тю… — Чича растопырил пятерню и, приседая, пошел к Стасику. — Ох, а это кто? Что за новая фотография? — Он увидел Яшку. Тот быстро встал к Стасику спиной. Прижался.
Это твердое прикосновение полностью выгнало страх из Стасика. Пусть только подойдут!.. И они подошли — с четырех сторон. С ухмылками, с вихлянием. Ближе всех оказался Бомзик. Стасик не стал ждать — первым въехал ему ладонью по мягкому, как пельмень, уху! И тут же — костяшками по носу! Бомзик пискнул, присел. Стасик, яростно вдохновившись, обернулся к Хрыну. Тот мигал. Стасик нагнулся — и головой ему в пузо! Пришлось, правда, оторваться от Яшкиной спины, но это уже не имело значения. Бомзик скулил, Хрын сгибался, таращился и хлопал развесистыми губами… Чича где?!
Чичу и Чебика лупил Яшка. При этом он похож был не на мальчишку, а на какое-то стремительное существо с десятком рук и ног — так они мелькали, осыпая врагов пинками и тумаками. Он летал между Чебиком и Чичей, и те, ошарашенные, почти не сопротивлялись. Чебик наконец побежал, обняв голову, а Бледный Чича (грозный Чича!) упал на четвереньки и завопил:
— Псих! Чё лезешь, тебя трогали?! Васяне скажу, он тебя… а-а-а! Уйди. Гунычу скажу, зарежет! Пусти, псих!!
Завершила короткий этот бой кавалерийская сцена. На глазах у притихших зрителей-футболистов Чича быстро-быстро бежал на локтях и коленках по заросшей клевером канаве, а Яшка сидел на нем задом наперед и ритмично впечатывал ему в штаны снятую с себя сандалию…
Но Яшке все-таки досталось.
— У тебя из носу кровь капает…
Яшка засмеялся, остановил кровь легким взмахом ладони. Но бурые капли уже успели испачкать на груди рубашку.
— Надо застирать, — озабоченно сказал один из мальчишек. — А то будет вам дома… Идите на колонку.
— Лучше на берег, — решил Яшка.
Был уже вечер. С обрыва Яшка и Стасик спустились по лестнице к станции, а оттуда к воде. Выстирали рубашку. Яшка так и натянул ее — мокрую. Стасика аж передернуло.
— Холодно ведь!
— Не-а. Сейчас высохнет.
И правда, рубашка высыхала на глазах. Стасик вздохнул. Он не очень любил, когда Яшка демонстрировал свое волшебство. Пусть лучше будет совсем обыкновенным… Хотя, надо признать, сегодня Яшкины неземные способности очень пригодились.
— Здорово ты их всех разнес! — радостно вспомнил Стасик.
— Почему я? — искренне удивился Яшка. — Мы же вместе.
— Ну уж, «вместе». Я только чуть-чуть, а ты вон как! Хорошо все-таки, когда в тебе это… звездная сила.
Яшка удивился еще больше:
— Какая сила? Я про это и не помнил. Просто лупил их! За все, что было… За то, как они коньки у тебя… И в лагере… — Он посопел, вытер нос рукавом с поблекшей вышитой эмблемой. И сказал, насупившись от неловкости: — Если вдвоем, то можно без всякой звездной силы.
И Стасик — Яшкин друг Вильсон! — опять возликовал в душе.
Окно
1
Да, не по нраву было Стасику Яшкино мелкое волшебство. Эти фокусы с трешками из подорожников, с лишними пульками для пневматических ружей, когда стреляли в тире Городского сада. Или с горстями карамели, которой он угощал на полянке мальчишек. С одной стороны, вроде бы приятно, интересно. А с другой… Какое-то ревнивое беспокойство портило Стасику радость. Раньше, когда Белый шарик еще не стал Яшкой, Стасик совсем не прочь был попользоваться его колдовской силой. А сейчас хотелось, чтобы Яшка был обыкновенным пацаном… И еще хотелось, чтобы он пореже исчезал в непонятных, чужих для Стасика пространствах Великого Кристалла…
Яшка все это чувствовал и не злоупотреблял фокусами. Однако совсем без них было не обойтись. Например, когда нужна стала справка из детдома… Впрочем, это случилось не скоро, в начале августа. А пока дни бежали вполне беззаботно. Катюшка (вот тут спасибо Яшке огромное!) росла здоровая и веселая. Очень рано стала говорить и в июне уже произносила: «мама», «фасик» (что означало «Стасик») и «кисей» (то есть «кисель»). Мама тоже повеселела, реже гоняла Стасика по всяким хозяйственным делам (пусть погуляет на каникулах) и даже стала отпускать с Яшкой купаться на мелководье.
Ох и радость это была: нырять с плеч друг друга или с хохотом брызгаться, стоя по грудь в теплой желтоватой воде! Или бросить мячик и плыть к нему наперегонки!
Один раз позабыли резиновый мячик дома, и Яшка сказал:
— А давай шарик. Ты же его всегда с собой носишь.
Стасик достал из кармана белый целлулоидный мячик — прежнее жилище Яшки (когда Шарик Яшкой еще не был). Швыряли его друг другу, гонялись за ним. А потом Яшка совсем развеселился и закинул шарик далеко-далеко: тот еле заметным поплавком запрыгал на желтой ряби. Стасик забеспокоился:
— Мне туда не доплыть.
Яшка, который мог бы, конечно, переплыть и Черное море, видно, решил не хвастаться перед Вильсоном.
— Ох, я тоже не доплыву.
— Ну что ты придуриваешься!
— Да правда! Я же пока только по-собачьи умею, как и ты…
— Пропадет ведь шарик!
— Подумаешь! Пусть плывет! Зачем он, если я и так всегда здесь! — беззаботно сказал Яшка.
И Стасика опять окатило теплым счастьем…
Случалось, что Яшка исчезал суток на двое-трое. А один раз не появлялся даже неделю. И не только потому, что идея Всеобщего Резонанса требовала труда от всех шаров и от Белого шарика в том числе. Просто Яшка чуткими нервами угадывал, когда Стасик уставал. От игр, от беготни по знойным улицам, от реки и даже от него, от Яшки. Сам Стасик ни за что не признался бы в такой усталости. Но все же было хорошо иногда посидеть одному дома, повозиться с Катюшкой, поваляться на кушетке с книжкой или поиграть в шашки с Зямой, которая очень ревниво относилась к Стаськиной дружбе с Яшкой…
Мама говорила:
— Что это твой друг ненаглядный не появляется? Я даже соскучилась.
— Воспитатели строгие, — вздыхал Стасик. — Особенно две Желтых тетушки. Такие зануды…
— Почему они желтые?
— Ну, прозвище такое. А есть еще Белый шар. Он у них главный… Не пускают Яшку.
Но скоро Яшка возникал опять — веселый, кудлатый. Он удивительно быстро оброс. А вернее, просто забыл, что надо превращаться в подстриженного мальчика. Ведь мраморный-то мальчишка, спрятанный в трюме баржи, был с локонами…
Однажды после трехдневной разлуки Стасик и Яшка так обрадовались друг другу, что загуляли на целый день. Сперва купались — до гусиной кожи и посинения, затем, сотрясаясь крупной дрожью, отогревались на горячем песке, после этого лезли в воду снова. Потом пошли на полянку, где компания под руководством конопатого Витьки Петуха строила «машину», чтобы кататься на ней по горкам Банного лога. «Машина» была обыкновенная двухколесная тележка, на каких обычно возят кадушки от водокачки. Между оглоблями приспособили третье колесо, и Витька назвал эту конструкцию научным словом «трицикл».
«Трицикл», погромыхивая, прыгал по горкам вниз, бабки у калиток не сердито ругались, куры мчались в подворотни, а двое-трое пассажиров орали от восторга. Остальные ребята бежали и придерживали «машину» за веревку, чтобы не занесло.
