Астрид Линдгрен - Собрание сочинений в 6 т. Том 3. Карлссон, который живет на крыше [Крошка Нильс Карлссон и др.]
— Что ты сказал? — спросил Малыш.
— Ну, я сказал: уж не думаешь ли ты, что только я один должен изнурять себя работой, пока не натру на руках мозоли. Я ведь без конца убирал твою комнату. Так, может, тебя не очень затруднит слетать со мной на крышу и прибрать мою?
Малыш отшвырнул альбом с марками в сторону. Слетать наверх на крышу… Ни о чем в мире он больше не мечтал! Всего один-единственный раз он был там наверху, у Карлссона, в его маленьком домике на крыше. В тот раз мама устроила ему веселенькую жизнь и вызвала целый пожарный корпус, чтобы снять его оттуда.
Правда, это было давно, и теперь он гораздо старше; он — уже большой мальчик и может вскарабкаться на какую угодно крышу. Хорошо бы знать, понимает ли это мама? Однако спросить у нее разрешения он не мог, так как ее не было дома. А может, лучше и не спрашивать?
— Ну как, летишь со мной? — спросил Карлссон.
Малыш еще раз подумал.
— А если ты уронишь меня во время полета? — спросил он.
Видно было, что Карлссона это ничуть не испугало.
— Подумаешь, — сказал он. — На свете ведь так много детей! Одним ребенком больше, одним меньше, разница невелика. Пустяки! Дело житейское!
— Я тебе — не дело житейское, и если я свалюсь…
— Без паники! — сказал Карлссон, погладив его по голове. — Ты не свалишься вниз. Я буду держать тебя так же крепко, как держит меня моя бабушка. Правда, ты всего-навсего маленький грязный мальчишка. Но все-таки ты мне по душе. Особенно после того, как выдержал генеральную уборку и все прочее. — И он еще раз погладил Малыша. — Да, чудно, но ты мне все-таки по душе, хотя ты всего-навсего маленький глупый мальчишка! Вот подожди, прилетим на крышу и я обниму тебя так крепко, что у тебя посинеет лицо. Не беспокойся, я обниму тебя не хуже моей бабушки!
Он нажал кнопку на животе, моторчик включился, и Карлссон крепко обхватил руками Малыша. Вылетев в окно, они оказались в небесной синеве. Разорванная занавеска медленно колыхалась, словно хотела сказать им «до свидания».
Дома у Карлссона
Маленькие домики, примостившиеся на крыше, бывают по-настоящему уютны, особенно такие, как домик Карлссона. В домике Карлссона — окна с зелеными ставенками, есть и маленькое крылечко, а может, это мостки, на которых так замечательно удобно сидеть. Там можно сидеть по вечерам и глядеть на звезды или днем — попивать сок, заедая его пряниками. Если, конечно, они у тебя есть. Ночью там можно спать, если в домике слишком жарко, а утром, когда проснешься, можно увидеть, как вдалеке, в Эстермальме, над крышами домов восходит солнце. Да, это в самом деле очень уютный домик, так удачно примостившийся между дымовой трубой и глухой стеной, что он едва заметен. Если только, разумеется, не угораздит тебя наткнуться на него прямо за дымовой трубой. Но по крыше редко кто ходит.
— Здесь наверху все совсем по-другому! — воскликнул Малыш, когда Карлссон опустился вместе с ним на крылечко домика.
— Да, к счастью, — ответил Карлссон.
Малыш огляделся по сторонам.
— Сколько тут всяких крыш и разных разностей, — сказал он.
— Много километров крыш, — уточнил Карлссон, — по которым можно гулять и озорничать сколько влезет.
— А ты думаешь, мы тут тоже будем озорничать? — живо спросил Малыш.
Он вспомнил, как интересно было в прошлый раз, когда они с Карлссоном озорничали на этой крыше.
Но Карлссон строго посмотрел на него:
— Отлыниваешь от уборки, да? Сначала я чуть не надорвался, пытаясь навести у тебя хоть какой-нибудь порядок, чтобы тебе после всего этого разгуливать тут и озорничать весь остаток дня. Ты на это рассчитывал?
Малыш вообще ни на что не рассчитывал.
— Я охотно помогу тебе убрать домик, если это нужно, — сказал он.
— Ну хорошо, — согласился Карлссон.
Он открыл дверь, и Малыш вошел в домик самого лучшего в мире Карлссона.
— Пожалуйста, — снова повторил Малыш, — раз нужно, то…
Тут он смолк на некоторое время и застыл на месте, между тем как глаза его становились все больше и больше от удивления.
— …раз нужно, то… — наконец вымолвил он.
В домике Карлссона была всего одна комнатка. В этой комнатке стоял верстак, чтоб и строгать на нем, и есть, и ставить туда разные штучки-дрючки. И еще был там диванчик, чтобы и спать на нем, и прыгать до одури, и прятать в нем вещи. А еще два стула, чтобы на них сидеть, и ставить на них разные предметы, и залезать на них, если нужно что-нибудь запихнуть в шкаф. Но это все равно не получилось бы, потому что шкаф и без того был битком набит вещами, которые не могли стоять на полу или висеть на гвоздях, вбитых в стены, потому что там и без того было множество других предметов и вещей… огромное множество! Был там у Карлссона и открытый очаг со всякой кухонной утварью, расставленной по краям железной решетки, на которой можно готовить еду. Наверху, на кухонной полке, также виднелось множество всяких штучек-дрючек. А вот на потолке не висело почти ничего. Разве что коловорот и мешочек орехов, да пугач и клещи, да пара домашних туфель, и еще рубанок, и еще ночная рубашка Карлссона, и мочалка для мытья посуды, да кочерга и маленький чемоданчик, да еще мешочек сушеных вишен… А больше ничего.
Малыш долго-долго молча стоял на пороге, оглядываясь по сторонам.
— Ну что, съел? Язык проглотил? Здесь немало вещей, не то что у тебя внизу; там едва ли найдется хотя бы несколько.
— Да, правда, вещи здесь есть, — согласился Малыш. — Понятно, что тебе хочется заняться уборкой.
Карлссон бросился на диванчик и удобно там разлегся.
— Ошибаешься, — сказал он. — Я вовсе не хочу заняться уборкой. Этого хочешь ты… после того как я положил столько трудов у тебя внизу. А то нет?
— Ты что, совсем мне не поможешь? — удивился обеспокоенный Малыш.
Карлссон облокотился на подушку и замурлыкал так, как мурлыкают кошки, со всеми удобствами развалившись на диване.
— Да, конечно, я помогу тебе, — пообещал он, намурлыкавшись вволю.
— Вот и хорошо, — облегченно вздохнул Малыш. — А я так испугался, что думал, будто…
— Неужели я не помогу тебе, — повторил Карлссон. — Я все время буду петь и подбадривать тебя. Хейсан, хоппсан, послушай-ка! И работа у тебя будет спориться!
Малыш не очень-то был в этом уверен.
Не так уж много довелось ему заниматься в жизни уборками. Конечно, он обычно убирал свои игрушки, и маме приходилось напоминать ему об этом каких-нибудь раза три-четыре, ну, не больше пяти раз, и он тут же принимался убирать игрушки, даже если ему это казалось обременительным и абсолютно ненужным. Но убирать у Карлссона — дело совсем другое.
— С чего мне начать? — поинтересовался Малыш.
— Ну и глупый же ты, работы тут всего ничего, начнем с ореховых скорлупок, — важно заявил Карлссон. — А генеральная уборка нам ни к чему, ведь я все время слежу за чистотой и никогда не запускаю комнату. Прибери немножко! Наведи красоту! Чтобы все блестело!
Ореховые скорлупки валялись на полу среди апельсиновых корок, и вишневых косточек, и колбасных шкурок, и клочков бумаги, и обгоревших спичек, и прочего подобного мусора, под которым не было видно пола.
— Есть у тебя пылесос? — поразмыслив немного, спросил Малыш.
Заметно было, что Карлссону этот вопрос не понравился. Он недовольно взглянул на Малыша:
— Я вижу, тут кто-то просто лентяй! У меня есть лучшая на свете швабра и самый лучший на свете совок для мусора. Но некоторым лентяям, видите ли, подавай пылесос! Уж не для того ли, чтобы увильнуть от работы? — Карлссон фыркнул. — Да захоти я только, у меня была бы хоть тысяча пылесосов. Но я не такой лентяй, как некоторые другие. Я люблю усердно трудиться, но и хорошенько поразмяться тоже!
— И я, — оправдывался Малыш, — но… Да и вообще, у тебя ведь нет электричества, чтобы пользоваться пылесосом.
Он вспомнил, что домик Карлссона был совершенно лишен всяких современных удобств. Там не было ни электричества, ни водопровода. У Карлссона была лишь керосиновая лампа, чтобы освещать комнату по вечерам, а дождевую воду он брал из бочки, стоявшей возле угла его домика.
— Да и мусоропровода у тебя нет, — заметил Малыш, — хотя он-то тебе больше всего и нужен.
— Как, разве у меня нет мусоропровода? — удивился Карлссон. — Да что об этом знаешь! Давай мети пол, а я покажу тебе самый лучший на свете мусоропровод.
Малыш, вздохнув, взял в руки половую щетку и принялся за работу.
Карлссон лежал, заложив руки под голову, и смотрел, как трудится Малыш. И очень довольный его работой, запел песенку, точь-в-точь как обещал Малышу:
Кто работал целый день,Кто не знает слова «лень»,Тот умеет веселиться,Отдохнуть и порезвиться.[17]
— Лучше не скажешь, — произнес Карлссон, зарываясь в подушку, чтобы было еще удобнее. Потом он снова запел, а Малыш все подметал и подметал комнату. В самый разгар работы Карлссон сказал:
