Борис Батыршин - Коптский крест
— Скажите-ка на милость, юноша, с чего это вам пришло в голову гулять по Москве в форме царской гимназии? Смотри, Иван, даже ранец правильный. Можно вашу фуражку, молодой человек?
Николенька хотел возразить — а в чем ему, гимназисту, ходить по улицам? — но не смог выдавить из себя ни звука. Горло было забито пылью, он не понимал ровным счетом ничего из того, что творилось вокруг. Так что, мальчик молча протянул любопытному господину смятую гимназическую фуражку. Тот взял ее, расправил и протянул своему спутнику.
— Вот это я понимаю — внимание к деталям. Видишь кокарду? Нашим бы реконструкторам такую дотошность…
Мальчик взял фуражку и с интересом повертел ее в руках. Над блестящим лаковым козырьком красовалась, как и положено, кокарда белого металла — две скрещенные веточки, увенчанные тремя острыми листиками. Между веточек чего-то не хватало; приглядевшись, можно было различить металлические заусенцы — как будто бы часть кокарды, крепившаяся между листиками, была безжалостно выломана.
— А что такого тут, пап? Кокарда, как кокарда… только поломана. Что в ней особенного?
Николенька недоумевал. Поломана? Да кто он такой, этот мальчишка, что не знает самых простых вещей? Он, вообще, в Москве живёт, или где? Николенька совсем было собрался вставить свое слово, но доброжелательный господин успел первым:
— Так и бывает, когда учишь историю по популярным изданиям. Что ты знал — в этой «поломанной» кокарде больше достоверности, чем в мундире иного кавалергарда, из числа тех, что говорят по мобильникам, не слезая с сёдел. И не поломана кокарда, а приведена в соответствие с правилами. Верно, молодой человек?
Николенька торопливо кивнул, а господин продолжил:
— Здесь, вообще-то, раньше был номер гимназии. Но любой уважающий себя гимназист его непременно выламывал. Мера предосторожности: случись что, по кокарде городовой или, скажем, гимназический инспектор мог определить из какой ты гимназии. Так что — любой, сохранивший кокарду в целости, и сам подставлялся и товарищей своих подводил. Помнишь «Кондуит» Кассиля? Там тоже, когда мальчик приходит в класс, у него тут же номер из кокарды выламывают.
Ваня кивнул, повертел фуражку в руках и вернул ее Николеньке.
— Круто ты прикинулся. В каком-нибудь клубе состоишь, или это вас в школе так ходить заставляют?
— Простите… прикинулся кем? И в каком клубе? — Наконец-то Николенька сумел выдавить из себя что— то связное. — Вы, наверное, меня не за того приняли. Меня зовут Николка, я…
— Ну да, как младшего Турбина? Отлично играете свою роль, юноша, только вот мы сейчас не на сцене, не так ли? Ну хорошо, мы-то люди привычные, а другие могут и не так понять. Впрочем, простите, мы не представились, — и господин слегка поклонился, приподняв шляпу:
— Меня зовут Олег Иванович Семенов. А этот молодой человек — мой сын, Ваня.
Николенька смог только выдавить из себя: «Очень приятно», неловко поклонился в ответ и шаркнул ножкой. Это вызвало у вежливого господина улыбку, а его юный спутник ехидно хихикнул.
— А все же, откуда вы — если не секрет, конечно? — продолжил Олег Иванович.
— Я… это… тут, на Гороховской живу, рядом… заблудился, а потом такая, зеленая, с шипами…
— Хорошо, хоть не бледная, с косой, — ответил Олег Иванович. Ваня снова хихикнул, как будто отец сказал что-то остроумное, а тот, тем временем, продолжил:
— Гороховская, значит? Что-то я такой улицы не припомню, хотя, вроде, знаю здешние края…
— Да нет, это рядом совсем — надо идти от Земляного Вала до Гороховского переулка. Прямо здесь, рукой подать, мы как раз там на углу живем! — зачастил Николенька, но новый знакомый в очередной раз прервал его:
— То есть на Казакова? Так и говорили бы. Это, и правда, в двух шагах. Как же вы тут заблудиться сумели?
— Я… мне… а куда… — Николенька снова запнулся. Беседа с Олегом Ивановичем и Ваней заставила его забыть о том, что с ним случилось. Все это — и незнакомо-знакомые улицы, полные рычащих четырехколесных монстров, и дворы, в которых шастают другие монстры, издали напоминающие людей, но с растущими из кожи стальными шипами; и безграмотно написанные вывески с диким содержанием… Все это снова навалилось на гимназиста. Он припомнил, что прошел уже час, а он все еще ничегошеньки не понял — и, похоже, уже не поймет. Нервы у Николки не выдержали, и он, вцепившись в рукав нового знакомого, самозабвенно зарыдал.
Что было дальше, Николенька не сумел бы вспомнить ни за какие коврижки. Вроде, он что-то рассказывал взахлеб; потом они втроем куда-то шли… в память врезался эпизод: они с Ваней и Олегом Ивановичем стоят рядом со странной прозрачной коробкой без боковых стенок, и скамейкой внутри. На стенке — яркая афиша: совсем почти раздетая девушка на фоне пальм и странного, стремительных обводов, парохода, а поверх всего этого надпись: «Курортный сезон 2014 года в Крыму».
Да, действительность оказалась страшнее зелено-патлатой девицы с шипами на лице. Вокруг Николеньки была Москва 2014 года; с того момента, когда мальчик шагнул в коварную подворотню, прошло ни много ни мало, как 128 лет! Поверить в это было невозможно. Но — как иначе объяснить то, что творилось вокруг? Откуда взялись эти, вроде, знакомые, но ставшие в одночасье неузнаваемыми улицы, по которым катят разноцветные экипажи без всякого признака лошадей? А тяжелый смрад, разрывающий легкие? А люди в странных, порой вызывающих одеждах? Шум, вокруг… а дома? Некоторые были невероятно высокими — таких Николенька не видел ни в Москве, ни в родном Севастополе.
Тем не менее, мальчик успокоился. Выплакавшись и выговорившись, он почти взял себя в руки и даже ухитрялся порой внятно отвечать на вопросы новых знакомых. И сразу понял — ему не верят! Нет, вопросы Олега Ивановича были вежливы и корректны, но в них явно сквозила ирония. Что до его сына, то Ваня откровенно развлекался, давая понять, что Николкины рассказы — не более чем розыгрыш. А ведь мальчик так старался, чтобы ему поверили! Он вдруг осознал, что отец и сын — его единственная надежда в этом страшном, чужом мире. И, если Олег Иванович и его сын сейчас попрощаются и отправятся своей дорогой, Николке останется одно — пропадать.
Впрочем, новый знакомый, кажется, не собирался бросать мальчика. Наоборот — Олег Иванович, в который уже раз, терпеливо выслушивал сбивчивый Николенькин рассказ, как вдруг его прервала мелодичная трель.
Новый знакомый, жестом попросив мальчика подождать, полез в карман и извлек на свет божий маленькую плоскую коробочку. Она-то и издавала странные звуки. Олег Иванович сделал что-то с коробочкой, поднес к уху — и, к удивлению Николеньки заговорил, будто беседовал с невидимым собеседником.
— Да, Владимир Георгиевич, я. Нет, не отменяется. Простите, у меня тут образовался небольшой форс-мажор. Нет, буду минут через десять. Не стоит, я в ваших краях, как раз подхожу к редакции.
Олег Иванович отнял коробочку от уха, снова сделал с ней что-то, от чего она отчётливо пискнула, и снова обратился к мальчикам:
— Так, молодые люди, у меня тут образовались срочные дела. Придется на время вас покинуть. Ваня, проводи нашего нового друга до его дома. Адрес помнишь?
Ваня кивнул, и Олег Иванович уже обратился я к Николеньке:
— Что ж, юноша, был рад знакомству. Надеюсь, все уладится, и мы еще сможем как-нибудь побеседовать. Должен отметить, у вас на редкость богатая фантазия и недюжинные актерские способности. — и, снова Ивану: — Не забудь взять у парня координаты и позвони, как доберетесь до места. Как закончу дела в журнале — встретимся и зайдем в «МакДональдс». Договорились?
Николенька торопливо кивнул, а Ваня уже дергал мальчика за рукав:
— Ну что, пошли? Тут недалеко, по дороге и поговорим.
И вот, распрощавшись с милейшим Олегом Ивановичем, несчастный гимназист отправился я вслед за Ваней, изо всех сил стараясь не шарахаться от странно одетых людей и проносящихся впритирку к тротуару самоходных экипажей.
Дорога до дома на Гороховской (то есть, на улице Казакова — так, кажется, назвал улицу новый знакомый?) заняла совсем немного времени. Николенька удивился — как недалеко он успел уйти за эти страшные полчаса! Поворот, переулок, два квартала вдоль улицы — и вот он, дом! Николенька не уставал удивляться сам себе. Всего-то, около часа прошло с тех пор, как он несся этими дворами, с выпученными от ужаса глазами, ничего вокруг не замечая. А сейчас — уверенно шагает по городу будущего (ну не совсем уверенно, честно говоря — куда делось бы это чувство, не будь рядом Вани?), с любопытством рассматривает «автомобили», как называют эти самодвижущиеся экипажи, изучает яркие вывески…
Нет, решительно, Николка мог гордиться собой! Особенно, если учесть, что, он еще и успевал задавать своему провожатому тысячу и один вопрос. Ваня охотно отвечал, но в голосе его явственно ощущалась насмешка. Николка понимал, что его спутник так до конца ему не поверил — и теперь с удовольствием подыгрывает собеседнику, зачем-то валяющему дурака.
