Семен Слепынин - Мальчик из саванны
Бывший колдун усмехнулся и поздравил себя с успешным завершением исторической миссии. Последний эпизод он сработал особенно четко и филигранно.
Теперь надо убраться подальше от стойбища. Иван нырнул и погрузился в водоросли.
Отыскал брошенный камень и сунул его за шкуры. Из отвратительно липкого ила и тины выполз на песчаное дно с таким облегчением, как будто выбрался на асфальтированную дорогу. По дну «зашагал» на четвереньках.
Через полчаса он вышел на берег. Только сейчас, на холодном ветру, почувствовал, что промерз. Руки посинели и покрылись гусиной кожей, зубы мелко стучали.
Стараясь вытряхнуть воду из ушей и одновременно согреться, Иван отчаянно запрыгал. Потом отжал шкуры, бороду и помчался к Горе Духов. Видели б охотники, как лихо бегает воскресший колдун! Но людей поблизости не было и не могло быть.
На горе слегка дымилось вчерашнее кострище. Но разжигать огонь уже нельзя.
«Исторический» колдун погиб, и долго еще над Горой Духов не будет виться дым.
Иван лишь разгреб кострище, сел на камень и вытянул закоченевшие ноги над горячими углями. Вспомнив, что в кабине имеется кое-что получше, быстрым шагом направился к «Скале», нажал кнопку и, не заходя в раскрывшуюся кабину, дотянулся до пульта, переключив капсулу на ручное управление. Теперь можно войти, не опасаясь, что биополе включит автоматику… Закрыв кабину, Яснов скинул амуницию колдуна — шкуры, ожерелье, амулеты. С трудом отодрал бороду, парик и биопластиковые наклейки, раствором смыл грим. Голый сел в кресло и включил массажеобогрев.
Вокруг Ивана закружились вихри теплого воздуха. Сверху брызнул волновой душ, встряхивающий каждую клетку организма. Иван ворочался в кресле, вздыхая и постанывая от наслаждения. Не хватит, казалось, никаких сил вырваться из этих теплых объятий, из убаюкивающих волн. Но через минуту он приказал себе: «Довольно нежиться!» Оделся в костюм, плотно облегающий тело, напялил комбинезон, сунул в карман пару галет и вышел наружу.
С горы спускался уже давно знакомыми склонами. Наверх, в небо, старался не смотреть, знал, что в «Хроносе» с тревогой и недоумением следят за каждым его шагом. У подножия все же задрал голову и увидел, как тихо тлевшая искорка тревожно замигала. В ответ Иван лишь досадливо махнул рукой: дескать, ничего страшного с вашей историей не случится. Ни о каком возвращении не может быть и речи, пока он не узнает о судьбе Сани, пока своими глазами не увидит, что произошло…
Солнце все выше поднималось к зениту и уже припекало вовсю, жгло почти по-летнему. От земли и сочных трав поднимались горячие испарения, дрожал воздух.
Все реже слышались птичьи песни — саванна готовилась к полудневному зною.
Вспотевший от быстрой ходьбы Иван выбрался из низин с негустым ивняком и поднялся на сухой пригорок, чтобы передохнуть и осмотреться. И вздрогнул: совсем близко, в сотне шагов, увидел то самое место, где три дня назад буйствовал носорог. Страшась узнать правду, Иван медлил. Стал думать почему-то о полускафандре, который был на Сане.
От полускафандра, конечно, мало что осталось. Лишившись биополя живого организма, он быстро истлевал, распадался на составляющие его элементы — так было запрограммировано. Ничего, никаких следов будущего не должно сохраниться в древней степи. Но сам человеческий организм на это не запрограммирован…
Встряхнув головой, Иван побежал. Вот и та самая ложбинка. Раздвигая упругие стебли конопли, овсюга и других злаковых трав, внимательно всматривался под ноги. Вот один дотлевающий кусок полускафандра, в метре от него еще три клочка, а под самыми ногами почти целиком сохранившийся пояс и… больше ничего! Как ни всматривался — вокруг ничего больше не было. Никаких костей!
На Ивана вдруг нахлынуло такое облегчение, что, разом обессилев, он сел на траву: жив! Хруст, который он слышал с хроноэкрана, не был хрустом костей!
Трещал каркас полускафандра!.. Иван пошарил вокруг и нашел еще не распавшиеся куски полускафандра.
Вслед за облегчением поднималось какое-то радостно-мстительное чувство. Иван даже потер руки от злого удовольствия: ну подожди, милый братишка, я тебе задам взбучку! Ты у меня попляшешь! Но тут же оборвал себя. Как смеет он радоваться, когда еще не известно, что с Саней! Да, носорог его не растоптал, но мало ли опасностей в саванне…
Сначала Иван решил исследовать заросли ивняка и вербы, охватившие берег озера. В плотную стену кустарника, под его полутемный шатер, проник по следам носорога.
Тот прошелся здесь, как вездеход, проложив широкий коридор. Кое-где сохранились наполненные водой вмятины — следы чудовищных лап. Особенно много следов вокруг тополя. Иван осмотрел его могучий старый ствол с многочисленными дуплами и наростами. По такому стволу нетрудно добраться до ветвей даже в полускафандре, что и сделал, вероятно, Саня. Оттуда, как догадывался Иван, он и сбросил полускафандр на растерзание рассвирепевшему зверю. Сейчас там Сани, конечно, нет. На всякий случай, Иван обошел вокруг дерева, глядя вверх. Сквозь шелестящую листву пробивались тоненькие лезвия солнечных лучей, кое-где темнели гнезда с горластыми птенцами.
Из кустарника Иван вышел уже на другом берегу Круглого озера. И здесь ему сразу повезло: на небольшой песчаной отмели обнаружил рубчатые следы эйлоновых кед — мягкой, но прочной обогревающей обуви космопроходцев. На Иване сейчас под комбинезоном были точно такие же кеды.
Следы вели в сторону Дубовой рощи, зеленевшей в полукилометре от озера. По характеру следов можно догадаться: Саня не шел, а бежал, стараясь поскорее проскочить открытое пространство и укрыться от всевидящего хроноглаза в высоких травах. Так и есть! В густых травянистых зарослях, этих джунглях мелких зверьков и насекомых, Иван обнаружил коридорчик примятых стеблей. Видимо, Саня почти ползком добирался до рощи.
В «Хроносе» рощу окрестили Дубовой, хотя здесь можно было встретить и березу, ясень, клен, сосну. Роща — отличное укрытие от крупных хищников и людей, она опоясалась болотистыми низинами с труднопроходимым ельником и колючим кустарником. Восемь лет назад Иван уже бродил в этих зарослях, приходя в себя после хроношока. Но тогда здесь царила осенняя тишина, а сейчас стоило Ивану войти, как встревоженные птицы подняли невообразимый гвалт. То и дело он натыкался на гнезда с попискивающими птенцами.
«Чем же эти дни мог питаться Саня? — размышлял Иван. — Неоперившимися птенцами? Вряд ли. После того случая с зайчиком стал до щепетильности бережно относиться к животному и птичьему миру. Впрочем, голод не тетка… А может, питался травами? Известными ему с детства стеблями и клубнями?»
Иван с трудом выбрался из цепких зарослей, миновал редкий кустарник и ступил на поляну с низкорослой травой и царственным дубом посередине. Взглянул вверх, в могучую крону, и ничего не заметил в зеленом океане листвы. Но внизу — еле приметные следы кед. Здесь же — сорванные сочные стебли, кучка продолговатых листьев какой-то съедобной травы. Иван пожевал их и ощутил приятно-кисловатый вкус. Щавель! Ничего себе, еда…
Вверху послышался шорох, треск сучьев. Иван спрятался за кустом. Из ветвей высунулись кеды, потом показался сам Саня. Цепляясь за бугорчатые наросты, он спустился вниз и прислонился к стволу. Увидел выступившего из-за куста Ивана и бросился к нему.
— Ваня! Я знал… знал!.. — голос Сани дрогнул.
— Ну и отощал же ты, Александр, — обнимая брата, проворчал Иван.
И тут же отстранился, чтобы не расчувствоваться. Протянул Сане тонизирующую галету.
— Сначала подкрепись, а потом я устрою тебе сцену под дубом.
Саня откусил большой кусок и пытался проглотить его целиком. Поперхнувшись, закашлялся.
— Не торопись!
Саня начал старательно пережевывать галету. На его исхудавших щеках задвигались желваки.
«Мальчишка. Совсем еще мальчишка», — с остро кольнувшей жалостью подумал Иван.
Однако всякие нежности считал пока неуместными. Когда младший брат проглотил последний кусок, Иван, усмехнувшись, спросил:
— Хорошо здесь устроился? Как думаешь дальше жить-поживать?
Саня понурил голову и сбивчиво заговорил:
— Хотел погибнуть, чтоб все видели и не искали… А потом… Потом страшно стало. Не помню, как очутился на дереве. Вынырнул из скафандра, бросил его прямо на рог… С дерева видел, как носорог топчет его в траве. Думал, что искать меня не станут. Все же видели сверху, как погиб… Испугался я в последний момент. Понимаешь? Испугался… — Глядя на старшего брата, ожидая его ответа как приговора, тихо спросил: — Я трус?
— В основном ты дурак, — хмуро заверил Иван.
На губах Сани невольно дрогнула улыбка.
— Не ухмыляйся! — повысил голос Иван. — Вернемся, я уже ругать не буду. Бить буду! Вот только вернемся домой.
