Юрий Томин - Карусели над городом
– Я вам скажу, брал или не брал, но не скажу сколько, – Шурочка достала из кармана счет Алексея Палыча и засмеялась. – Я даже скажу сколько. За последние полтора года счет Алексея Палыча не менялся. На нем один рубль двадцать две копейки.
– Благодарю вас, Шурочка. Очевидно, деньги у него дома. Я буду ждать. Вас я всегда рад видеть в своем кресле.
Парикмахер направился к выходу и вздрогнул, когда в спину его воткнулась стрела дополнительной информации:
– Два дня назад он вносил деньги. Не на книжку, а на счет спортлагеря.
– Это уже неважно, – сказал Август Янович. – До свидания, Шурочка.
Август Янович был одинок. Никто не ждал его дома. Никто не видел, как неугомонный старик до двух часов ночи рисовал на кассовом листе кружочки и вычерчивал линии. Иные линии были прямыми и сплошными, иные извилистыми и пунктирными. Все вместе было похоже на паутину, в центре которой вместо паука сидел кружочек с буквами "А.П.".
Вот какая карусель завертелась в Кулеминске благодаря неугомонному Августу Яновичу, но, в отличие от настоящей карусели, она пока вращалась без музыки.
Ничего, скоро будет и музыка...
День 8-й
Испытание искусством
Шел третий день пребывания Феликса в спортивном лагере.
Феликса и Бориса видели только вдвоем. Из этого можно было понять, что они большие друзья. Те, кто помнил историю с пузырями и видел нападение Феликса на Дегтярева, считали даже его главным из них двоих. Но никто проникнуть в их компанию не пытался. Парочка держалась особняком, это было видно.
Лишь один Борис замечал, как меняется Феликс. Какая-то невидимая работа шла у него внутри. Он подчинялся Борису, но уже стремился к самостоятельности. Он догадывался, что не с Бориса начинается мир и не Борисом заканчивается. Его все больше интересовали другие ребята, особенно девочки.
Но жизненный опыт Феликса был еще слишком мал. Он не знал забавных историй, а пузыри пускать ему запретили. Он не знал, как еще заставить девочек засмеяться, а потому молча, но упорно разглядывал их за столом, забывая о еде.
Девочки, разумеется, все это замечали. Девочкам было иногда даже слегка неловко, несмотря на их закаленность. Взгляд этого мальчишки просто кричал о... Впрочем, о чем могут кричать взгляды мальчишек, девочки не догадывались, они знали об этом совершенно точно.
На третий день девочки поняли, что Феликс их чем-то интересует. Не в том вовсе смысле, о каком могут подумать иные. Они видели, что Феликс отличается от других, но не могли понять точно, чем именно. Феликс интересовал их, как ребус.
Впрочем, у нас, на Земле, когда девочки начинают разгадывать такие ребусы, тут не так уж далеко и до того самого смысла.
Но одно дело – интересоваться, а другое – как проявлять интерес.
Девочки держали Феликса в черном теле.
– Ну что ты на меня смотришь? – сказала Феликсу девочка с косичками. – У меня даже суп в горле застрял. Ты не можешь смотреть в другую сторону?
– Могу, – ответил Феликс. – Но мне хочется смотреть на вас.
Вот в этом и заключалась странность Феликса – то, что нормальные люди обычно пытаются скрыть, он говорил прямо. Бывают, конечно, люди, которые умеют острить с серьезными лицами. Но Феликс говорил правду. Это было совершенно ясно. Нельзя сказать, что девочки были в восторге от такой прямоты. Но скажем так: противно им тоже не было.
Девочка с длинными волосами была не столь красива, как ее подруга. Поэтому жизнь приучила ее думать немного быстрее. Она первая поняла, что Феликс может выпалить и не такое. Она сообразила, что на тему, кто кому нравится, Феликсу нельзя задавать прямых вопросов. Кроме того, она первая осознала свою власть.
– Ешь, – сказала она. – И не мешай нам обедать.
Феликс послушно принялся за еду. Но длилось это недолго. Молчащий Феликс тоже почему-то не устраивал девочек.
– Твой друг всегда такой молчаливый? – спросила Бориса девочка с длинными волосами. На Феликса при этом она не смотрела.
– Всегда, – коротко ответил Борис.
– Почему?
– А тебе-то что?
Девочки к грубостям не привыкли. Кроме того, они умели за себя постоять.
– Оставь ты его в покое, – сказала девочка с косичками. – Разве ты не видишь, что он из деревни.
– А ты прямо из Москвы? – огрызнулся Борис. Он понимал, что лучше бы промолчать. Но ведь и у кулеминцев есть свое самолюбие. Кроме того, Борис невзлюбил девочек с самого начала за то, что они прямо-таки излучали спортивное мастерство.
– Мы не из Москвы, – небрежно ответили Борису. – В Москву мы поедем только в июле, на первенство СССР.
– Смотри, не займи случайно первое место, – съехидничал Борис.
– Первое не занять, – сообщили Борису с таким смирением, что ему захотелось слегка врезать девочке ногой по ее спортивной коленке. Разве что третье, в крайнем случае – второе...
Девочки не знали, чем озабочен Борис. С первой встречи за столом он показался им угрюмым и молчаливым. Такие ребята девочек не интересовали. Слова "первенство СССР" и "второе место" были адресованы Феликсу. Но Феликса они не сразили по вполне понятной причине. Феликс продолжал молчать. Это было уже похоже на оскорбление.
– Пойдем, Тома, – сказала девочка с косичками. – Вообще-то, неплохо было бы пересесть за другой столик... Как ты думаешь?
– Можно пересесть... – согласилась подруга, растягивая слова и давая тем самым время Феликсу осознать их ужасный смысл.
Феликс осознал.
– Не нужно пересаживаться, – с испугом сказал Феликс.
Испуг был отмечен не без удовольствия. Девочки и не ожидали столь быстрой победы. Впрочем, для чего нужна им эта победа, они и сами не знали. Просто так, победа ради победы. А ведь девочки рисковали: даже очень спортивным девочкам не разрешают менять столы без причины. Что, если бы их не попросили остаться? Но девочкам и этого показалось мало. Им хотелось еще и прищемить нос Борису. Сам по себе Борис был нужен им не больше, чем стул, на котором он сидел. Но девочки привыкли быть первыми на финише любого забега.
– Можно и не пересаживаться... – согласилась девочка с длинными волосами. – Но мы боимся, что надоели твоему другу, – добавила Тома. – Верно, Ира?
– Да, – подтвердила Ира. – Я просто ужасно его боюсь.
Девочки хорошо понимали друг друга. Не сговариваясь, они разыгрывали спектакль на тему "укрощение нахала". Феликс принимал все за чистую монету.
– Девочки не могут надоесть, – твердо сказал Феликс. – Девочки лучше всех.
– Даже лучше твоего друга?
– Моего друга? – Феликс заколебался. – Я не знаю... Боря, наверное, знает. Боря, они лучше тебя?
Борису уступать не хотелось. Но он понимал, что спектакль этот можно прекратить только одним способом: выдать девочкам то, чего они добивались.
– Они лучше, – сказал Борис. – Они умнее. Они даже толще.
Девочки остались довольны. Им только не понравилось замечание о толщине.
Но Феликс, со своим стремлением к справедливости, тут же объяснил Борису, что девочки толще, если их взять вместе; по отдельности они намного тоньше Бориса.
На этом девочки успокоились. Они удалились вполне довольные. Борис набросился на Феликса:
– Я тебе разве говорил, что девочки лучше всех?
– Ты не говорил. Я сам так думаю. Ты мне утром говорил: думай больше сам. Я стал думать сам и увидел, что понимаю больше, чем ты мне рассказываешь.
– Думай, что хочешь. Не обязательно вслух говорить. Они надо мной смеются, а ты им поддакиваешь.
– Они не смеялись, они даже не улыбались.
– Не обязательно, когда смеются, рот разевать. Можно говорить одно, а думать другое.
– А что они думали, когда говорили? – спросил Феликс.
– Это ты пойди у них спроси.
– Сейчас пойду. – Феликс охотно поднялся со стула, но Борис дернул его за руку.
– Сядь! Когда я говорил "пойди спроси", я вовсе не хотел, чтобы ты пошел и спросил. Я хотел сказать, что не знаю, о чем они думали.
– Почему ты тогда так не сказал?
– Я тебе уже объяснял: не всегда говорят то, что думают.
– А что важнее? – спросил Феликс.
Вопрос, заданный Феликсом, был не так уж и глуп. Сам Борис перед собой никогда таких вопросов не ставил.
– Наверное, важнее, что думают... – неуверенно сказал Борис. – Но говорить все нельзя. Если все будут знать, что думают другие, то...
Борис остановился. Феликс ждал.
– ...то просто жуть какая-то получается! Тогда ни с одним дураком нельзя разговаривать! Придется говорить ему, что он дурак!
– А зачем с ним разговаривать?
– Тоже верно... – засомневался Борис. – Как будто незачем. Слушай, Феликс, у тебя нет вопросов полегче?
– Пока нет, – сказал Феликс. – Но теперь я понимаю: девочкам ты говорил не то, что думал. Ты не считаешь, что они умнее, лучше и толще.
– А они совсем меня не боятся, хоть и говорили...
