Майте Карранса - Ловушка
— Об этом можно было бы и не говорить.
Марина обиделась.
— А если бы произошел несчастный случай?
— Тогда мы бы точно узнали об этом.
Марина так рассердилась, что решила непременно озадачить мать.
— Меня поселили в доме, где живут двое мужчин.
— В твоей комнате? — тут же спросила та.
— Нет, — призналась Марина, хотя тут же добавила, чтобы придать своим словам мрачный привкус:
— Они взрослые и итальянцы.
— Разумеется, это естественно. Если они иностранцы, то должны были приехать из какой-то страны.
Равнодушие матери оскорбляло. Разве ей все равно, что вместо английского языка вокруг дочери говорят по-итальянски? И что вместо приветливого семейства та угодила в мафиозный клан?
— Дело в том, что это как раз неестественно. Никакая это не семья. В доме два подозрительных типа и ворчливая старуха, которая морит меня голодом.
Марина попала в точку.
— Тебя морят голодом?
Это вывело мать из себя, что в подобной ситуации случилось бы с каждой матерью в мире, ведь она заплатила кучу денег за содержание дочери.
— На ужин я съела всего один холодный сандвич, — Марина сделала первый выстрел.
В голосе матери прозвучала неподдельная тревога:
— На ужин совсем не было горячего?
— Нет, — ответила Марина с удовольствием.
— Даже омлета? Сосисок? Жареной картошки?
Марина потирала руки.
— Один сандвич и больше ничего. Ни десерта, ничего.
Мать молчала, наверное, вычисляя, какое расстояние от Барселоны до Дублина, чтобы запустить сюда ракету.
— Быть такого не может!
— Однако это так.
— Я поговорю с твоим отцом.
Только не это! Это ни к чему. Положение может осложниться, и тогда Марине не расхлебать эту кашу. Не следовало заходить так далеко. Дочь решила успокоить мать.
— Не волнуйся. Сандвич оказался очень вкусным. Правда, он был холодным, но очень аппетитным.
Однако мать уже завелась, и ее было не остановить.
— Что было внутри?
— Конечно, сыр.
— И больше ничего?
Марина решила подсластить этот сыр.
— Еще там было немного ветчины.
Мать зарычала:
— Значит, тебе даже фруктов не дали? А молока?
— Нет, нет, молоком меня напоили до отвала.
В действительности она врала, чтобы избежать четвертой мировой войны. Испанская мать способна поразить ракетой дублинский парламент за то, что ее юную дочь морят голодом, и это хорошо известно всем государственным деятелям и политикам. Настало время менять тему.
— А как Анхела?
— Плохо.
— Я хочу поговорить с ней.
— Нет, это будет дорого.
Этого Марина и боялась. Семейная жадность давала о себе знать, о деньгах нечего было и мечтать. Надо бы попросить, чтобы ей оплатили карточку.
— Пожалуйста, — умоляла Марина, жалея о том, что много говорила о сандвиче, растрачивая драгоценное время и рискуя не узнать адрес Патрика.
— Она отдыхает.
— Я хочу передать ей хорошие новости.
— Ты не можешь подождать до завтра?
Марине захотелось заплакать.
— Мама, я ведь хочу ободрить ее… Здесь все ее очень любят и помнят.
Эта фраза у нее получилась с изяществом, достойным Анхелы. Такие слова могла сказать лишь хорошая старшая сестра, желающая добра своей заболевшей младшей, желая обрадовать ее и поднять ей настроение.
Мать, тронутая ее добротой, прошла по коридору, стуча каблуками, до комнаты больной.
Послышался загробный голос Анхелы:
— Марина?
— Анхела, я уже знаю, что тебе совсем плохо, что у тебя выпадают волосы и лопаются гнойники, я тебе очень сочувствую, но ты должна дать мне адрес Патрика.
— Патрика?
— Да, он и есть контакт, то есть я хочу сказать, твое излечение в его руках, и я должна близко подружиться с ним.
— Что значит «близко подружиться»?
— Войти к нему в доверие.
— Стать любовниками? — совершенно неверно поняла Анхела.
— Нет, только близкими друзьями. Я должна обмануть его и заставить поверить, что я — это ты.
В голосе Анхелы промелькнула тревога:
— Но ведь мы любим друг друга.
Для Марины это не было секретом.
— Не волнуйся, даже если он захочет целовать меня, я не поддамся, — кротко соврала она.
Однако это не привело к желаемому результату. На другом конце послышались рыдания. Неужели она вела себя грубо?
— Анхела, Анхела, клянусь, между нами ничего не будет!
Анхела высморкалась.
— Нам было так хорошо вместе. Не хотелось бы омрачить свои воспоминания.
Марине стало совсем плохо. ОНА могла испортить воспоминания Анхелы одним своим присутствием. Она была вредной сестрой.
— Это приказ Лилиан.
Анхела согласилась не сразу.
— Ты будешь думать обо мне рядом с Патриком?
— Конечно. Я буду думать только о тебе, — поклялась Марина с наглостью, свойственной неисправимым лгуньям.
— Не забывай о том, что он любит МЕНЯ, — сказала Анхела, внося полную ясность, чтобы дать Марине почувствовать себя гусеницей, позарившейся на чужое.
— Это и так понятно.
— Его адрес: Ги Фоус Роуд, 79, а его телефон…
Марина едва успевала записывать. Он у нее есть!
Он у нее есть!
— А его электронная почта?
— Его электронная почта… Извини, придется повесить трубку, мама не разрешает мне больше говорить.
Связь прервалась. Разговор закончился. Маринино счастье повисло на волоске. Закончилось время, определенное матерью, лишь случайно осталось еще несколько секунд.
Однако Марина получила, что хотела. Адрес и телефон Патрика.
— С кем ты разговаривала?
Антавиана, навострив уши, вертелась прямо у нее под носом.
— С сестрой.
— У тебя есть сестра?
— Да, ее зовут Марина. Бедняжка уродлива, приносит домой плохие оценки и болеет.
— И почему же у Марины есть адрес Патрика, а у тебя нет?
— Откуда ты знаешь?
— У меня есть глаза и уши. Тебе только что продиктовали его, смотри, вот здесь записано… Роуд…
Марина забыла о роли, какую должна играть, забыла, что ей следует проявлять уступчивость, быть любезной и великодушной. Она не могла изменить своему характеру.
— Чтобы ты сдохла!
Коротышка улыбнулась, довольная таким ответом.
— Вот вернешься домой, увидишь, какую головомойку устроит тебе сеньора Хиггинс!
Марина мгновенно поверила, что мерзавка говорит правду.
Кэр
Раэйн радостно подскочил.
— Громы и молнии, у нас получилось! Добыча наша! Ур-ра!
Но вместо ночного охотника на опушке леса явился подвыпивший колдун. Он вел себя развязно. Где его кошачья походка? Где осторожность? И где хитрость?
— Кому волшебный браслет? И офигенный пояс? Подходите, не стесняйтесь. Кто смел, тот и съел!
— С каких это пор охотники раздают добычу точно торговки рыбой?
— Подарок за добрую весть! Потрясный прикид! — воскликнул маг, накидывая золотистый плащ на плечи Херхеса.
— И этот странный выбор слов. Что за манеры!
— Этот набег вам, наверное, понравился до фига?
— Какой позор!
Цицерон стыдился, что не оправдал надежд. Ему просто не оставалось ничего другого, как выдумать себе нового героя.
Сейчас его имя Кэр, и никто его не знает. Это позволит ему наблюдать, оставаясь незамеченным, и выяснить, что произошло за время его короткого отсутствия.
Утекло много воды.
Мириор исчез. Варлик и Тана остались живы, а Раэйн совсем поглупел… его увели силой.
Цицерон испытал жестокий удар, когда обнаружил, что Раэйном, его героем, его вторым «я», то есть его собственным «я», завладели незаконно. Он был оскорблен, выяснив, что его узурпатор обладает уровнем интеллигентности сороконожки. Но хуже и больнее всего было то, что никто не заподозрил обмана. Все думают, что Раэйн остался прежним Раэйном. Даже сообразительная Тана, колдунья из людей с черными кошачьими глазами, в синей тунике, все время приветливо улыбалась ему и принимала его подарки.
Все подтверждается. Мириор мертв. У Цицерона похитили Раэйна. Только Мириор способен на столь грубые шутки и на этот простоватый словарный запас. Это столь очевидно, что Цицерон не мог оправдать ни беспечного отношения к этому Таны, ни отсутствие проницательности у Херхеса.
Он склоняется к уху своего друга Варлика. Он хочет говорить с ним наедине и доверить ему свой секрет. Однако карлик не дает им сблизиться. Они делят добычу последнего набега, и он не настолько глуп, чтобы отказаться от своей доли.
Он выбрал неудачный момент, чтобы высунуть нос. Они не могут нарадоваться своей победе. Он слушает новости о недавней победе, и по тому, как они освещаются, видно, что бесспорным героем является Раэйн. Не может быть. Нет. Это «утка». Это легенда.
