Андрей Жвалевский - Гимназия №13
– Интересно, а это что такое? – спросила Маша, подняв с земли небольшой кружочек.
Капля зелья – и появилась изба, тесно набитая людьми. Высокий бородатый мужик в длинной рубахе держит в руках свиток, на котором болтается найденный Машей кружок. В свитке текст, написанный вроде по-русски, но мало что понятно.
– Антон, сфотографируй это! Быстрее! – закричала Лёля, – потом прочитаем!
Антон выхватил из кармана телефон и сделал кадр. Ему тут же стало вдвойне неловко. Во-первых, из-за того, что не ему пришла в голову идея сфотографировать. Во-вторых, что он так постыдно-торопливо бросился исполнять приказ Лёли. Чтобы успокоить себя, Антоха иронично заметил:
– Потом в интернет выложим – реальная фотография такого-то века! Интересно вообще, что там происходит? Кто эти люди? Рассказал бы кто…
Тем временем бородатый мужик принялся читать свиток вслух, вызвав довольно бурную реакцию собрания.
– Надо Кладового позвать, – сказал Антон, – без него не разберемся. Лёля, сходи-ка за Кладовым, он тебя послушает…
– А чего за мной ходить? – спросил Кладовой, вылезая из темного угла. – Я уже давно тут сижу, любуюсь… Эх, какое было время… Какие люди…
– Какое время? – заинтересованно спросил Антон. – Какие люди? Можно поподробнее?
– Время давнее. А люди… простые. Без этих нынешних… как это зовется… Тогда жив мужик – счастье, жена есть – счастье, сын – куча счастья. Дел тьма: поле вспахать, скотину выходить. И за все благодарили. И лишнего не просили. Лихо придет, они головой тряхнут, помолятся и вперед – дальше жить. И никаких тебе… депрессий, как у вас модно…
Слово «депрессий» Кладовой произнес с непередаваемым отвращением, словно червяка выплюнул.
– Да уж, мы тут видели этих людей, – Машу аж передернуло от воспоминаний. – Мясорубка какая-то. Дикари!
– «Дикари», говоришь, – прищурился Кладовой. – А ну-ка, Антоха, капни сюда.
Кладовой поднял с земли крошечную книжечку. Даже не книжку, а обложку, переплет.
Антон пожал плечами и капнул. И отшатнулся.
На него надвигалась свирепая физиономия в надвинутой на глаза каске с орлом, раскинувшим черные крылья. Физиономия что-то орала ему в лицо. Потом как будто камера немного отъехала, и стало видно, кто это.
– Фашистский солдат! – воскликнула Маша. – Это же совсем другое время!
Солдат отошел на пару шагов. Перед ним на коленях стоял старик. На его груди желтела нашитая на пиджак шестиконечная звезда. Солдат размахнулся и пнул его сапогом. Старик упал, у него из-за пазухи выпала книжечка, которую сейчас держал в руках Антон.
Солдат опять что-то заорал.
– Что он кричит? – спросила Лёля срывающимся шепотом.
Ей никто не ответил.
К старику подошел мужчина в штатском, поднял его за волосы из грязи, заржал и плюнул ему в лицо. Солдат снял с плеча автомат и, не целясь…
– Нет! – заорала Маша и кинулась на солдата, неистово размахивая шпагой.
Морок рассеялся. Лёля, вытянувшись в струнку, смотрела в то место, где только что лежал старик, огромными, полными слез глазами. Маша в последний раз взмахнула шпагой, запустила ею куда-то в угол и разревелась.
Антон, не зная что делать, принялся листать книжицу. Она была исписана мелкими непонятными значками.
– Не с той стороны листаешь, – сказала Маша сквозь слезы. – Надо справа налево. Это сидур… еврейский молитвенник… У моего прадедушки такой был.
Маша взяла из рук Антона книжку, раскрыла наугад.
– Мне бабушка рассказывала, – сказала она тихо-тихо. – У нее всех убили. Выволокли во двор и спросили: «Юден?»…
Кладовой покачал головой и промокнул глаза бороденкой.
– И в упор всех… – продолжила Маша неживым голосом. – А бабушку случайно не добили… Потом соседи выходили…
– А кто был тот, второй? – спросил Антон у Кладового. – Он же, кажется, не немец…
– Так то ж Гришка, староста местный! А ты думал, только чужеземцы убивали? Сволочь, детки, это не национальность…
– Пойдемте отсюда! – сказала Маша. – Я не могу больше…
Лёля подошла к Маше и обняла ее. Та прижалась к подруге и затихла.
– А ты говоришь – дикари… – вздохнул Кладовой. – Этот старик сколько дней там валялся, его хоронить не давали. А Гришка ходил мимо и мочился на него…
Маша заткнула уши.
– Зачем ты ей это рассказываешь?! – прошептала Лёля.
– Я не ей. Я вам, – сказал Кладовой. – Времени-то пролетело всего ничего, века не прошло. Думаете, вы сильно изменились?
– Кто мы? – удивился Антон.
– Люди, – пожал плечами Кладовой.
– А что потом? – хрипло спросила Маша. – Что потом было со стариком?
– Тут недалеко стояла церковь, небольшая такая. И батюшка, как его звали, уж и запамятовал… Тоже старенький, но крепкий. Он ночью старика и похоронил. На православном кладбище по православному обряду. Сказал, что перед Богом все равны, какая разница какой веры… Гришка все допытывался потом, кто посмел похоронить, но батюшку не выдали. А я ему этот ход показал.
– Батюшке? – спросила Лёля.
– Ну да!
Кладовой оживился и принялся хихикать.
– Ой, смех был с ним, он пока в меня поверил… Все крестил меня, крестил… Думал, что я сгину. Но потом ничего, смирился.
Кладовой вздохнул.
– Святой был человек! Столько народу здесь спас… Ход мы с ним от церкви прорыли, тогда уже подземелье сильно под землю ушло…
– А он выжил в войну? – спросил Антон.
– Не, – грустно сказал Кладовой, – убили.
Все немного помолчали.
– Ладно, – нарушил тишину Антон, – это все грустно… но нам надо наверх пробиваться. Тут другого выхода не было?
– Как не быть? – Кладовой явно обрадовался смене темы. – Был. Вон там! Только его давно засыпало. Почти сразу после первой войны… Когда я еще мальцом был…
– Первой мировой? – Маша шмыгнула носом.
– Как это «мировой»? – удивился Кладовой. – Мировой судья бывает!
– Ну с немцами воевали? – спросил Антоха.
– Не-е-е…
– С французами? – пришла на помощь Лёля. – С поляками? Шведами?
– Да с русскими! – замахал ручками Кладовой. – Давняя война, говорю, была!
Все удивились. Маша даже шмыгать носом перестала.
– Белорусы с русскими воевали? – удивилась она собственным пробелам в истории.
– Да не было тогда белорусов, малорусов, великорусов, – рассердился Кладовой. – Все были русские! Только князья разные! Вот на местного князя пошли три брата с юга… Да я вам покажу…
Кладовой принялся копошиться в углу. Маша затравленно за ним следила. Антон решил ее успокоить:
– Если русские с русскими, то, наверное, не так зверствовали!
Но Маша упрямо мотнула головой:
– Я поняла… Это про битву на Немиге, да?
Кладовой как раз нашел то, что искал, – боевой топор.
– Почти, – сказал он. – Тока сперва Менск взяли. И эта секирка там отличилась. Капни, внучек, сам увидишь…
Маша остановила руку Антона.
– Не надо, – сердито сказала она и вдруг начала шпарить наизусть: – «На Немиге снопы стелют головами, молотят цепами булатными, на току жизнь кладут, веют душу от тела. Немиги кровавые берега добром были посеяны – посеяны костьми русских сынов». Нет уж, насмотрелись!
Машу трясло. Лёля осторожно гладила ее по голове и что-то неслышно шептала, чтобы хоть чуть-чуть успокоить.
– Так я ж говорю, – попытался настоять на своем Кладовой, – это не с Немиги топорок! Им Менск брали!
Но у Маши и на это нашлась цитата:
– «А меняне закрылись в городе, и братья взяли Менск, убили мужчин, а жен и детей забрали в плен и пошли к Немиге»… Это ты нам смотреть предлагаешь?!
Антон никогда в жизни не видал Машу в такой ярости. Даже настырный Кладовой сдался и убрал проклятый топор подальше. Но вид при этом имел обиженный. Кажется, ему захотелось снова вернуться в свою молодость, пусть бы даже кругом и лилась кровь…
– Дедушка, – сказала Лёля, продолжая гладить Машу, – а где тот выход, про который вы рассказывали? Ну, с первой войны?
Кладовой молча ткнул в угол, противоположный открытой двери.
– Значит, будем копать тут, – решил Антон, хотел было послать кого-нибудь за Севкой и его подручными, но оценил, насколько прочно Маша вцепилась в Лёлю, и понял, что придется идти самому.
* * *Группа Севки ничего толком не смогла, хотя они пытались пробиться наверх сразу у входа в подземный коридор. Мишка тыкал в землю своей любимой трубкой – и каждый раз упирался во что-нибудь непреодолимое. Пока он занимался разведкой, остальные развлекались тем, что подбирали вещицы, – Лёля следила, чтобы это было что-то максимально безобидное – и капали на них отворяющим отваром.
Быстро выяснилось, что вещи можно разделить на две группы – совсем недавние, оставшиеся с последней войны, и ветхие, времен битвы на Немиге. Кладовой снова оживился и вовсю комментировал «живые картинки». И кстати, выяснилось, что он был прав – не столь уж многое за эти века изменилось.
– Вот, гляди, – вещал старичок, – это дедушка лыко вяжет…
