Беттина Белитц - Невероятно пламенный
Но мама всего этого не знала, и для неё это был платок Сердана.
— Да, верно. Он мне подарил его, — выдумала я.
— О, понимаю! В качестве благодарности, потому что ты перед Рождеством постирала его вещи.
Нет. Вещи Леандера. Которые не я, а он сам, забросил в стиральную машинку. Вместе с ботинками. Чёрт, я действительно много врала в последние недели. А бедный Сердан никак не мог объяснить себе, почему наш учитель доверия[1] после странного разговора с ним передал ему коробку со старыми вещами моего папы. Мама навязала её администрации школы, потому что хотела, чтобы благородный жертвователь остался анонимным, чтобы «не унижать ещё больше бедную семью». Сердан перерыл коробку и выбрал пригодные вещи, а остальное подарил своим родственникам, а мне не оставалось ничего другого, как позволить маме продолжать верить в это и кивать.
— Именно так. Благодарность за стирку.
— Это очень мило, — вздохнула мама (это у неё прозвучало, как шуршание сломанного бойлера в гостевом туалете). — Тебе нравится Сердан?
Ну, класс. Теперь ещё и это… Я не могла точно сказать, нравился ли мне Сердан или нет, потому что мы ещё никогда не обменивались больше чем десятью предложениями. С другой стороны, если мама верила, что я влюблена в Сердана и расскажет об этом Ламбарди, и Сеппо узнает… тогда это будет совсем не плохо. Во всяком случае, Софи сказала, что парни могут здорово заинтересоваться тобой, если начнут ревновать. И это не было по-настоящему вымыслом. Да, мне нравился Сердан. Так же, как мне нравились мои бутерброды с арахисовым маслом на завтрак. С ними я тоже не разговаривала. Но я была рада, что они были.
— Да. Я думаю, он мне нравится. — Я снова задержала воздух и похлопала при этом ресницами. Мама была настолько в восторге, что я быстро ещё кое-что добавила.
— Мама, ты не хотела бы меня накрасить? Ты ведь это хорошо умеешь делать. — Мамины губы вытянулись в трубочку, а её глаза округлились.
— Что?
Я тяжело вздохнула.
— Я думала, что… ну… У нас ведь в следующие выходные состоится бал-карнавал
и мы все должны нарядиться — и Сердан тоже там будет… — Мама теперь выглядела как горгулья. Её рот сформировал огромное «О», а её глаза опасно вылезали из орбит. Без сомнений, она была в восторге.
— О, Люси! — взревела она. — Я так долго ждала этого момента! — Она прижала меня к себе и звонко поцеловала меня в ухо. Оно туже начало звенеть. — Ты идёшь с Серданом на бал! Как романтично! Но кем вообще ты хочешь нарядиться?
— Девочкой, — сказала я пожимая плечами.
— Девочкой? Дорогая, ты и так девочка.
— Да, но обычно я так не одеваюсь и…
— О да, ты это верно говоришь, — перебила меня мама и щёлкнула языком. — Тем не менее, только девочкой не достаточно. Этого маловато. Нет, как насчёт — балерины! Или принцессы! Принцессы Лилифее!
— Мама это не детское день рождение. Это школьный бал седьмого класса. Я буду там присутствовать в первый раз, и я не хочу опозориться.
— С каких пор балерины стали смешными? — прогремела мама, и упёрла свои мускулистые руки в бока. Точно, она ведь сама хотела стать балериной — её слабое место. Но балерины были явно слишком розовые, принцессы тоже — Сеппо умрёт со смеху, если увидит меня такой. Значит это должно быть что-то девичье, что было не таким розовым и…
— Русалка. Я наряжусь в русалку.
— Но у тебя нет длинных волос, — ответила мама озабоченно и указала на мои рыжие волосы. Но потом её губы снова свернулись в трубочку, и она хлопнула в ладоши. — Неважно! Мы сможем всё устроить. О, я из тебя сделаю самую красивую русалку, которую когда-либо видел мир, короткие волосы у тебя или нет. Ты будешь выглядеть восхитительно! Я представляю себе нежно-розового цвета корсаж и…
— Нет. Пожалуйста ничего розового. Русалки не розовые. Они зелёные. — А зелёный шёл рыжим, сказала Софи. Мама разочарованно фыркнула.
— Только совсем немного розового. На твоих щеках. Пожалуйста!
— Ну, ладно, — разрешила я любезно. На данный момент я была очень бледной. Это даже Сеппо заметил. Совсем немного розового пойдёт мне на пользу. А если нет, то я просто возьму снова и сотру.
Но запах банданы Леандера я не могла просто так стереть. Теперь мне придётся и дальше носить её — чтобы ввести маму в заблуждение о том, что мне всё ещё нравился Сердан, и таким образом появился шанс, что Сеппо приревнует. И потому что Могвай лучше слушался меня, когда она находилась на мне. И потому что я каждую ночь в какой-то момент видела сон про Леандера, если засыпала с платком, обмотанным вокруг моей руки. В этих снах он не предал меня. Мне не нужно было ненавидеть его. Нет, в этих снах мы вместе занимались паркуром на крышах Парижа, и Леандер пел всё время.
Глава 18
Блюз русалок
— Итак. Значит, ты не хочешь помочь мне. Это что новый мятеж в твоей революции против твоих ох-таких-ужасных родителей? — Папа обвинительно поднял свою перевязанную руку, которая выделялась светящимся белым цветом, на фоне тёмно-серого костюма.
— Что за революция? — спросила я непонимающе.
— О, Люси, прошу тебя. Например, твой спорт. Это уголовное дело бегать по чужим крышам и падать, играя со смертью. Или постоянно обманывать своих родителей. Даже персоналу в больнице ты лгала.
Опять всё начинается…
— Ты не думаешь, что могла бы, как извинение или как знак того, что тебе по крайней мере немного, — Папа попытался свести вместе указательный и большой пальцы и при этом заскулил от боли, — по крайней мере немного жаль — где я остановился?
— На подвале, — помогла я ему угрюмо вспомнить и водила пальцами по розовым квадратам скатерти.
— Верно, — подтвердил папа. — Ты могла бы немного посодействовать мне. В прямом смысле этого слова, дитя моё.
Я почти незаметно замотала головой. Как мне только объяснить ему это? Я не могла объяснить это даже самой себе. Я с удовольствием помогла бы папе, даже очень, потому что при этом смогла бы на какое-то время отделаться от мамы, которая уже в течение нескольких дней бегала по квартире с развивающими тканями, подушечкой для иголок и блестящей мишурой и постоянно возилась надо мной с сантиметром. Она вела себя так, будто пойдёт завтра сама на школьный бал. А я не имела представления, что она там на самом деле мастерила, потому что она не хотела показывать мне заранее. Это должно было стать сюрпризом.
Папа всё ещё не мог пользоваться своей повреждённой рукой, а вчера у него появился клиент, который теперь совершенно мёртвый лежал там внизу и ждал того, что его приведут в порядок. Что означало: Раздеть, помыть, заново одеть, причесать волосы, накрасить. Раньше я часто помогала ему при этом. Это не беспокоило меня. Папа же был рядом со мной. Но теперь — я больше не хотела спускаться туда вниз. Вчера я даже не смогла отнести ему в подвал чайник с чаем. В последний момент я поставила поднос перед дверью, постучала, а потом побежала по лестнице вверх, как будто за мной гнался сам дьявол.
— Ладно. Ты отказываешься. — Папа посмотрел на меня холодно. — Тогда я думаю, ты вероятно ещё не достаточно взрослая, чтобы посещать школьные балы.
— Что!? — воскликнули мама и я одновременно — я тихо, мама с громкостью оркестра.
— Она пойдёт на школьный бал! Ещё как она пойдёт на школьный бал! — выдохнула мама. — Я не для того сижу и шью здесь целыми днями, чтобы моя доченька в конце концов осталась дома!
— Сколько все эти побрякушки вообще стояли? — спросил папа с неодобрительным выражением лица. — Моя дорогая Роза, ты точно знаешь, что мы переживаем трудное время, пока моя рука не работает. И всё же ты покупаешь эту мишуру, только для одного единственного вечера. Люси ведь вовсе не хочет все эти безделушки.
— Даже очень хочет! Ты ведь хочешь, Люси, не так ли?
— Хм, — сказала я. Этому я научилась у Сердана. В сомнительных ситуациях всегда помогало «хм» и лицо, как будто в голове воздушный пузырь.
Но мама и папа продолжали дальше долбить друг друга, и в какой-то момент мама больше не смогла найти аргументов, почему мне, не смотря на домашний арест, можно было пойти на школьный бал, если я ещё в тоже время отказывалась помочь папе. А папа не хотел, чтобы вместо меня помогла ему она. Во-первых, это в воспитательном смысле непоследовательно, во-вторых, она уже достаточно изуродовала беспомощных мёртвых людей. Мама в ярости бросила зелёный кусок материи в угол и сделала глубокий вдох.
— Эй, я тоже ещё здесь, — попыталась я вмешаться, так как моё «хм» не помогло. — Это не так, что я не хочу помогать папе. Я просто не могу. Понятно? Я не могу спускаться туда вниз. А теперь оставьте меня в покое. И ты тоже мама. Я на полном серьёзе. — Вдруг на кухне наступила полнейшая тишина. Потихоньку папа опустился назад на стул и посмотрел на меня с тревогой. Его холодный взгляд стал мягче.
