Владислав Крапивин - Самолет по имени Серёжка
И по тем же законам (или по сказке? или по исступленному моему желанию?) летящий вдали самолет стал как игрушка, очутился у меня в ладонях…
Секунды три еще пропеллер его вертелся, потом замер.
И я замер. Только сердце ухало тяжело и с болью.
Я держал в руках модельку величиной с уличного сизаря (а может быть, с лесную птицу сойку?). Легонькую, сделанную из дюралевой фольги и тончайшей серебристой ткани. Лишь в передней части угадывалась тяжесть крошечного металлического двигателя.
Но я же знал, что это не модель! Это он! Настоящий!
Что же я наделал! Надо отпустить, пусть летит! Пусть опять станет большим и превратится в Серёжку…
Но как завести мотор? И улетит ли? А если улетит – вернется ли? Вдруг это расставание – уже навсегда?
«Серёжка, прости меня… Серёжка, что делать?»
И в этот момент вошла мама:
– Рома! Откуда эта модель? Какая чудесная… Девочка подарила, да?
– Да… девочка… – пробормотал я. Это была почти правда.
– Дай посмотреть…
– Нет! Не надо, она такая… очень хрупкая!
– Не бойся, я осторожно… А ты можешь уронить, у тебя руки дрожат…
Я не успел заспорить, мама взяла самолет себе на ладонь:
– Удивительная работа… Ой, Рома! Такое ощущение, что он живой! Будто сердечно бьется внутри…
Конечно, он живой! Самолет Серёжка!..
– Мама, тише! Поставь его… Ну, пожалуйста…
– Хорошо, хорошо… – Мама аккуратно опустила самолетик на лакированный стол. Тот, за которым я обычно рисовал и готовил уроки. Сейчас на столе было пусто, самолетик отразился в лаковом дереве, как в коричневом льду… – А ты давай-ка умойся, и будем обедать… И все постепенно наладится, верно ведь?
Мама вышла. А я не двинулся. Я смотрел на маленький «L-5».
Что же делать-то?.. А может быть, он прямо сейчас превратится в Серёжку?
Но тогда Серёжка будет крошечным, как оловянный солдатик!
Нет, он станет настоящим сразу! За тем он и прилетел ко мне!.. Правда, Серёжка? Давай же! Превращайся! Ну!..
Самолетик шевельнулся. Тихо-тихо поехал к близкому краю стола. То ли от моего взгляда, то ли потому, что стол был чуть наклонный. Я обмер.
Самолетик катился – все быстрее, быстрее…
Я осмотрел, будто замороченный. А край стола – ближе, ближе… А мотор-то не включен! И скорости нет! Самолет не успеет ни спланировать, ни взлететь, он крылом или носом – о паркет! И только кучка лучинок, лоскутиков и обрывков фольги…
До стола было метра три. Не доползти, не поймать! «Мама!» – хотел крикнуть я, а из горла только сипенье…
Край уже – вот он!
Серёжка, не надо!
– Не на-адо!!
Я рванулся! Я вскочил! Ударом ноги отшвырнул с пути кресло! Я поймал самолетик в ладони уже в воздухе!.. И правда в нем сердечко: «тук-тук-тук»… Испугался, малыш? Ничего, ничего, сейчас… Первый раз в жизни я был главнее Серёжки. Решительней…
Я поставил самолетик на стол. Сказал строго:
– Включай мотор.
Винт шевельнулся – раз, второй. И с шуршаньем растаял в воздухе. Самолетик задрожал.
– Молодец. А теперь – старт. И сразу в окно! Понял? Внимание… взлет!
Самолетик задрожал сильнее. Двинулся. Поехал, помчался!
Взмыл над кромкой стола, в секунду миновал окно и балкон. И стал удаляться, делаясь все больше и больше. Пока не сделался в небе настоящим самолетом!
Он промчался невысоко над сараями и тополями. Качнул крыльями. Мне качнул!
Я засмеялся вперемешку со слезами. Что бы там ни случилось, А Серёжка по-прежнему мой друг. Я выскочил на балкон, замахал самолету, перегнулся через перила. И махал, пока Серёжка-самолет не растаял в голубизне…
Тогда я за спиной услышал хриплый вскрик. Мама стояла у дверного косяка и держалась за горло.
– Что с тобой? – Я кинулся в комнату с балкона.
– Ромочка… ты…
Что я?.. И только сейчас понял – я на ногах! На ногах дома, а не в далеких лунных краях. Я – иду!..
От неожиданности упал я на колени, но сразу опять встал.
Левое колено отчаянно болело.
Если бы вы знали, какое это счастье – живая боль в разбитой коленке…
Конец лета
Ну а дальше началась сплошная медицина. Через час у нас дома была куча докторов. Это в нынешние-то времена, когда обычно «скорой помощи» и участкового врача не дозовешься!
Главным был профессор Воробьев (настоящий профессор, в очках, с седой бородкой и вежливыми манерами). Он утверждал, что случай феноменальный.
– Да-да, бывало такое и раньше, в итоге сильнейшего стресса, но чтобы вот так сразу восстановились все функции…
С ним одни соглашались, другие почтительно спорили. Всякие научные слова сыпались. Меня ощупывали, простукивали, заставляли двигать ногами и рассказывать, как это случилось.
– Не знаю, как… Вдруг толкнуло что-то. И я встал…
Я не говорил про самолетик.
Среди медицинских лиц (вернее, позади них) мелькало бледное перепуганно-счастливое мамино лицо.
– Коллеги, здесь необходим комплекс исследований. Ваша гипотеза, уважаемый Эдуард Афанасьевич, весьма оригинальна, но требует проверки.
– Анна Гавриловна, позаботьтесь, чтобы полный рентген…
– Коллеги, а не даст ли облучение нежелательный эффект?..
«Не даст! – смеялся я про себя. – Потому что Серёжка меня не забыл! А законы Туманных лугов и Заоблачного города теперь действуют и здесь!..»
Вечером я оказался в госпитале при филиале Медицинской академии (есть у нас в городе такой, научный). В маленькой, но совершенно отдельной палате – будто генерал или депутат какой-нибудь. Это профессор Воробьев позаботился. Не ради меня самого, конечно, а чтобы удобнее было исследовать и наблюдать.
И наблюдали, исследовали, всякие анализы брали. Наконец доктор Анна Гавриловна сказала, что «ребенка совершенно замучили» и что «так и у здорового человека ноги могут отняться».
Но я не чувствовал себя замученным. Я просто не обращал на все медицинские дела внимания, словно это не со мной происходит. Я был окутан облаком счастья и ждал ночи. Потому что не сомневался нисколечко: Серёжка отыщет меня, придет.
В девять вечера мне дали стакан кефира и велели «ни о чем не думать и спать». Я послушно улегся. Палата была на первом этаже, окно выходило в сад. Там сперва золотились от заката листья, потом загустели сумерки. И тогда из кустов появилась темная гибкая фигурка…
Окно не открывалось, но в нем была широкая форточка, я ее распахнул. Серёжка скользнул в палату без единого шороха. Мы сели на кровать, обняли друг друга за плечи и сидели молча минут пять.
Наконец я спросил:
– Ты тогда сильно обиделся, да?
– Обиделся… А главное, испугался.
– Чего?
– Что тебе больше не разрешат дружить со мной…
– С какой стати?!
– Тише… Мне так подумалось. Ну, и вот такая смесь… обиды и страха. Я ушел на пустырь за разбитой домной. Помнишь? И превратился в самолет. И взлетел оттуда среди бела дня… И летал, летал, пока не измучился. А потом чувствую – обратно превратиться не могу. Будто закостенел от всего от этого…
Ну, какая же я скотина! Горевал, терзался – и все из-за себя! Из-за того, что Серёжка покинул меня! И даже в голову не пришло, что с ним, с Серёжей, может случиться беда!
– Ты меня прости… – выдавил я.
– За что?! Ведь это ты меня спас! Взял в руки и будто согрел! Я оттаял. Вылетел из окна, и почти сразу… Потом прибежал тебе, а у тебя там… целый медицинский симпозиум…
– Серёжка… Не я тебя, а ты меня спас. Когда я рванулся, чтобы тебя подхватить…
Он посопел, повозился рядом со мной.
– Когда-нибудь все равно это должно было случиться…
– Почему?
– Это была главная цель.
– Какая цель? – почему-то испугался я. – Чья?
Он молчал.
– Серёжка! – Меня наконец осенило. И тряхнуло нервным ознобом. – А ты… ты ведь нарочно поехал по столу! Чтобы я бросился на помощь! Да?
Он тихонько дышал рядом.
– Да?! – повторил я.
– Да…
– А если бы я не успел? Ты смог бы взлететь?.. Говори.
Я почувствовал, что он качнул головой: не смог бы…
– А там… когда штопор… ты это тоже нарочно? Орал: «Жми на педаль!»
И опять он кивнул, будто признавался в какой-то вине.
– А если бы я не нажал… ты сумел бы выйти из штопора?
Он проговорил еле слышно:
– Не… Но ты не бойся, с тобой ничего не случилось бы.
– А с тобой?! С тобой-то что было бы?
Тогда он сказал жестковато, будто отодвинулся:
– А что бывает, когда разбивается самолет…
Я впервые в жизни почувствовал злость на Серёжку. Сильную. Смешанную со страхом:
– Какое ты имел право?! Так рисковать!..
– А как без риска? Иначе тебя на ноги было не поставить…
Я чуть не разревелся.
– Дурак! А зачем мне ноги, если бы тебя не стало?!
