Владислав Крапивин - Бабушкин внук и его братья
Маленький низкий зал с убогими стульями. Вместо люстр – голые лампочки. Вместо прожекторов – маленькие фотоосветители. Даже занавеса не было. Декорации менялись на глазах у зрителей, а иногда и с их помощью. А уж с нашей-то помощью – обязательно. Мы были как бы и зрители, и в то же время «ассистенты режиссера».
В начале спектакля Демид выходил на сцену, сбрасывал через голову широченный свитер, натягивал фрак, поправлял очки и галстук-бабочку, а потом несколько секунд выжидательно смотрел в притихший зал. И наконец говорил:
– Почтеннейшая публика. Наш театр небогат. К тому же недавно случилась беда: ведьма, которую вы скоро увидите, украла наш бархатный занавес и хрустальные фонари, которые горели вдоль рампы. Но эта беда не может помешать нам. Какая бы неприятность ни случилась, спектакль состоится! Мы ужасно рады, что вы пришли. Давайте делать сказку вместе! Все зависит от нас с вами… Закроем глаза и представим, что голубой бархатный занавес переливается складками в свете фонарей… Представили?
– Да-а!!
– Чудесно. А теперь он неторопливо, с важным колыханием ползет вверх… Видите?
– Да-а!!
– Замечательно… И вот перед вами старинный город на краю сказочного королевства… Сейчас в королевстве ночь… Ах, простите, пожалуйста! Одну минуту… – Демид приставлял к фанерному дому стремянку, подвешивал над ним большущий, оклеенный фольгой полумесяц. Потом прыгал вниз.
– В городе ночь. Лишь в одном доме горит окошко. Там не спит бедный сочинитель поэм и сказок. Ему грустно. Он больше не может придумать ни одной интересной строчки. Почему? Да потому, что бедняга понял: он очень одинок…
Демид оттаскивал в сторону переднюю стену центрального домика, и все видели грустного сочинителя – синьора Алессандро…
А дальше – все, как он сам придумал. Николка попадает ему в сердце стрелой Амура. Поэт влюбляется в бедную, но очень славную девушку и сочиняет для нее сказку. В этой сказке солдат, немного похожий на самого Поэта, попадает в разные приключения, отказывается жениться на принцессе, потому что дома его ждет невеста – дочь корабельного плотника… Солдату очень вредят ведьма и два генерала, заключившие с ведьмой военный пакт…
Сказка могла бы кончиться печально, если бы не меткий выстрел Николки-Амура в конце последнего действия.
Ну, по правде-то говоря, выстрел не всегда получался очень метким. Однако, если даже стрела пролетала мимо огнива, его дергали за нитку, и получался полный эффект попадания…
Каникулы пробежали стремительно. В их последний день Вячик, я, Настя и Арбуз притащили на заснеженный огород за домом Стебельковых свои подсохшие елки. И устроили прощальный костер. Елки горели с праздничным треском, будто радовались освобождению.
Я сказал:
– Некоторые ученые считают, что у деревьев есть душа. Так же, как у людей и животных. И сейчас елочные души улетают, а весной вселятся в новые растения.
Это я успокаивал свою совесть. Потому что Новый год и Рождество замечательные праздники, но все-таки жаль живые срубленные елки…
Мы стояли у огня и грели исколотые хвоей руки. Было немного грустно.
Настя протяжно сказала:
– Ну, вот все-о-о… Праздникам конец.
– Вовсе не конец, – неохотно отозвался Вячик. – Еще старый Новый год будет.
– А потом Крещение, – сказал я. – Бабушка говорит, что праздничные святки по церковному календарю длятся до Крещения.
– Это по церковному, – печально отозвалась Настя. – А по школьному: «Ребята, настраивайтесь по-деловому! Наступила самая ответственная четверть…»
– Ну, все равно. Что-то еще остается, – возразил я. Не хотелось, чтобы совсем пропала зимняя сказочность…
– А твоя бабушка, значит, православная? – спросил Арбуз.
– Ну, наверно… Она часто читает Евангелие. У нее две любимые книги – Евангелие и «Лирика» Маршака. Не детские его «Мистеры Твистеры», а взрослые стихи.
– А в церковь она ходит?
– Редко. Она говорит, что церковью управляет патриарх. Бабушка его не любит, потому что он благословляет войну в горячих точках.
– Не благословляет он! – с непривычным жаром возмутился Арбуз. – Он наоборот! Против!
– На словах против, а на деле… почему он не предаст анафеме тех, кто развязал войну? И тех, кто села бомбит?
– Тебя он не спросил, что ему делать, – набыченно сообщил Арбуз. Он был очень верующий. Так же, как его мама.
А я?.. Я в глубине души, наверно, тоже верующий. Только я мало разбирался в подробностях религии и не знал ни одной молитвы. Бабушка крестила меня, когда я родился, но про Бога беседовала со мной редко. Только иногда пересказывала истории из Нового Завета и объясняла, когда какой христианский праздник.
Арбуз же был православный по всем правилам. И, конечно, заступился за патриарха. А я – за бабушку.
– Бабушка говорит: почему он в самой главной церкви не повторяет каждый день на всю страну, что это великий грех – посылать на войну молодых, необученных солдат?
– Бабушку твою он не спросил, – прежним тоном отозвался Арбуз. И я увидел, что лицо у него слишком толстое, а глазки маленькие и неприятные… Вот так бы и дал ему! Если бы не боялся…
Настя вскинула голову – так, что чуть не оторвался пушистый шарик на белой вязаной шапке.
– Ну-ка прекратите немедленно! Не хватало еще поругаться под конец праздников!
А Вячик хмыкнул и мудро сказал:
– Вот так и начинаются религиозные войны…
Арбуз попыхтел с полминуты, валенком пнул в костер выскочивший уголек. И пробубнил – видать, через силу:
– Алька, ты меня прости… – Все-таки он был настоящий верующий. Не то что я.
Я терпеть не мог просить прощения. Если приходилось, от стыда закладывало уши. Но тут я выдавил в ответ:
– И ты… меня…
А что было делать? Не хватало еще развалить нашу компанию! Куда мы друг без друга?
– И чтобы больше… никогда никаких споров, – потребовала Настя. – Ясно вам?
Мы надуто молчали. От неловкости.
– Арбуз, ясно тебе?
– А я че… Ну, ясно.
– Алька!
Я сдвинул пятки.
– Так точно, ваше превосходительство!
– Я серьезно.
– И я…
– Вячик!
– А я-то что? Я не начинал…
– Вальдштейн!
– Ну, ясно, ясно…
Уж он-то больше всех должен был ценить нашу дружбу. Ведь в этом учебном году никто к нему не приставал именно потому, что мы в классе держались вместе: он, Пшеницына и я. А в случае чего – в седьмом классе был здоровый и крепкий Арбуз Стебельков…
В общем, получилось, что мы там, на заснеженном огороде, подтвердили нашу дружбу. Конечно, не клятва это, но и не совсем простые слова. Все-таки у огня, у новогодне-прощального костра…
Вячик вдруг поежился:
– Скорее бы весна…
И она пришла. Довольно скоро. В феврале ярче засинело небо, сильнее заискрился снег – желтый на солнце и лиловый в тени. Говорливее сделалась речка Стеклянка, которая так и не застыла на зиму. Наверно, потому не застыла, что ближние фабрики спускали в нее морозоустойчивые растворы…
Дни бежали, часы в бабушкиной комнате подгоняли их своим «тик-так». Если дурашливый Квасилий останавливал их, я запускал механизм снова.
Однажды я пришел из школы и опять не услышал знакомого тиканья.
– Ну, Квас, когда-нибудь я тебя поймаю… – Я толкнул бабушкину дверь. Часов не было.
– Ба-а!..
Она очень спокойным голосом сообщила из кухни:
– Приезжали грузчики из комиссионного магазина, увезли. Я после зрелых размышлений решила, что телефон важнее. Вот… И не надо эмоций. В конце концов, следует смотреть на вещи трезво. Вдруг у меня случится сердечный приступ? Как вызвать неотложку? Тут важна бывает каждая минута.
У бабушки было отличное (тьфу-тьфу!) для ее возраста здоровье. Иногда спина заболит или простуда привяжется, но не надолго. Какие сердечные приступы!
– Это папа допек тебя! Душу вынул…
– Не смей так говорить об отце! Никто из меня ничего не вынет, если я не захочу…
Конечно, она сама захотела. Но последней каплей этого «хотенья» была наверняка недавняя ссора с отцом.
Однажды вечером он пришел очень поздно. Мама ужасно тревожилась. Я тоже. И бабушка, конечно, хотя и вида не подавала.
Когда он появился, мама не выдержала:
– Мы себе места не находим, а ты… Как это называется!
– Это называется – дела. Работа…
– Работа, которая пахнет коньяком «Белый аист»! У меня прекрасное обоняние!
Отец сказал, что была презентация нового изделия, пришли представители заказчика, уйти было нельзя.
– И ты не мог предупредить нас заранее?
– Это получилось неожиданно, они приехали из Петербурга… Разве я виноват, что нет у нас телефона!
– Не кричи, пожалуйста.
А он и не кричал. Только чуть повысил голос. Но мама заявила:
– Ты кричишь, как на пожаре. Да еще пьяным голосом. Не знаю, где и с кем ты проводил свою… презентацию, но дома, при сыне, будь добр вести себя прилично. Если угодно, можешь шуметь в Калуге, при другом своем… наследнике.
