Алексей Олейников - Сон Видящей
– Тебя кто включал в операцию? – спросил Эд. – Твое дело – сидеть, улыбаться и демонстрировать преемственность традиций. Дед печать хранил, и я храню.
– Я сама включилась! – возмутилась Дженни. – Без меня бы Тадеуша уже убили! Спасибо бы лучше сказали!
– А это Дженни Далфин, – скорбно сказал Жозеф. – Хранительница Синей печати. Если вы думаете, что диббуки – это проблема, то вы ничего не знаете о проблемах. Вот Дженни…
– На что ты намекаешь? – разъярилась девушка.
– Сбавьте обороты, она нам действительно помогла, – сказал Роджер. – Я не ожидал, что у них будет артефакт такой силы.
Рудольф перевел взгляд на обломок трости:
– Эту трость передавали в моем роду от отца к сыну. Вот уже пятьсот лет. Как вы ее разрушили?
– Простите, у меня не было другого выхода, – сказала Дженни.
– Я понимаю зачем, – задумчиво сказал Рудольф. – Я не понимаю как… Это творение Мирддина.
– Шутите? – изумился Эдвард. – Все артефакты, которые создал Мирддин, на Авалоне.
– Выходит, не все… Интересно, куда вернулась сила артефакта после его разрушения? Мирддин же умер.
– Давайте это обсудим по пути? – предложил Жозеф. – Заодно обговорим, что делать дальше, господа. Вы ведь хотите узнать, кто в ответе за вселение диббуков? Кто отнял у вас пять лет жизни?
– Вы еще спрашиваете! – Ганс чуть не подпрыгнул.
– Вы стали частью заговора Талоса Далфина, Судьи Авалона… – Жозеф приобнял за плечи выборных и повлек за собой.
Роджер убрал клинок в ножны, спрятал их под курткой.
– Вот, Тэд, учись агентурной работе, а то так и будешь по лесам зайцев гонять.
Судя по морде волка, такая судьба его вполне устраивала.
– Слушай, Эд, так вот насчет Джея! – воскликнул Роджер, поняв, что Тадеуш слушать его не желает.
– Что еще? – спросил Бард устало.
– Я вот подумал: если ты так ревнуешь, то, может, тебе завести своего Джея? Где сказано, что Хранители могут быть только у женщин-бардов? Думаю, ты вполне можешь присмотреть себе симпатичную…
Эд прищурился и тихонько просвистел короткую мелодию. Послышался треск, Роджер отпрыгнул в сторону, и зазубренный сосновый сук рухнул на землю – там, где он только что стоял.
– Предложение снимается, – замахал руками дрессировщик. – Будь одиноким и несчастным, раз тебе нравится.
– Все, домой, – сказал Бард.
Они шли пешком, лишний раз хоровод фей прижимистый Эд не использовал, сказал, что прогулка всем полезна. Дженни была не против – не помешает проветриться, обдумать его слова. И чего он волнуется? У нее же нет расплаты, наверное, это бонус Видящих. Что ни говори, а все-таки удобно. Хоть за Видящей и гоняются все кому не лень, в ее положении есть преимущества.
– Что он имел в виду, когда спрашивал, куда вернулась сила трости? – Дженни поравнялась с Эдвардом.
Бард ответил не сразу, он смотрел на верхушки дубов. На лице его было сложное выражение – словно он пытался подобрать слова на языке, который плохо знает.
– Смотри, какой цвет у неба, – сказал он. – Цвет поцелуя утром, цвет радостного ожидания.
Дженни озадачилась. Это был не тот ответ, которого она ожидала.
– Я Бард. Мое оружие – это созвучия и гармония мира. Мир похож на невероятно сложную симфонию, из которой мы в силах угадать лишь отрывки. Если ты верно сыграешь хотя бы ноту этой симфонии, мир тебя услышит. Сыграй музыку, которая звучит в цветке, – и цветы распустятся. Найди гармонию водопада – и вода остановит свое падение. Разве ты не знала? Мирддин был величайшим из Властных, – продолжал Эдвард. – Ты знаешь, как создаются артефакты?
Девушка помотала головой.
– Чтобы создать артефакт, обычно требуются усилия всех сословий. Стражи создают форму, Ловцы поддерживают ее, Барды подбирают мелодию – каждый артефакт звучит особым образом, это мелодическое воплощение его сути. А Властные вкладывают часть своей силы, своей личности в артефакты. Если артефакт разрушается, то эта сила возвращается к ее обладателю. Но Мирддина давно нет. Говорят, что он где-то спит… Но это вряд ли, только на Авалоне жизнь человека может продолжаться так долго.
– Значит, его сила просто растворилась?
– Кто знает? – пожал плечами Эд. – Какие облака – каждое похоже на чудо. Такое же чудо, какое сотворила ты.
– Я просто помогла.
– Ну да, – Эдвард вздохнул. – Просто воззвала к силе леса. Береги себя, Джен. Ты слишком часто просишь.
Они уже подходили к шатрам, когда Дженни перестала различать цвета. Красные, синие, желтые полосы на полотнах, зеленая трава, синее небо, яркие флаги – все поблекло, мир стал черно-серо-белым. Она пошатнулась.
– Джен? – Эд подхватил ее за локоть.
– Все хорошо… просто оступилась, – сказала она. Украдкой нажала на уголки глаз, но и ясный взор не вернул цветовое зрение. – Все хорошо, Эд. Я пойду к себе, хорошо? Что-то эта беготня меня утомила. Пожалуйста, спаси меня от Германики, ладно?
Она улыбнулась, чувствуя, что улыбка выходит неловкая, жалкая.
Эд внимательно посмотрел на нее.
– Скажу, что я привлек тебя к операции, – кивнул он. – Но учти, ты мне должна.
– По гроб жизни, – заверила его Дженни. Ей страшно хотелось снова использовать жабу-светоеда и исчезнуть. Что с ней происходит?
Глава шестнадцатая
Пассажиры заканчивали посадку в автобус-шаттл Лондон – Париж. Высокий мужчина в кожаной куртке покачнулся на ступеньках, юноша поддержал его.
– Я в норме, спасибо, – хрипло сказал он. – Нелегко, знаешь ли, снова быть живым.
Они расположились в самом конце автобуса. Мужчина выключил назойливый светильник, откинулся в кресле.
– Может быть, еще… – юноша потянулся к сумке.
– Побереги его силу, Бьорн, – Людвиг едва ворочал языком, но говорил твердо. – Хватит с меня и одного раза. Этой штуковине не место во Внешних землях. Как и твоему хозяину.
– Он не мой хозяин, – возразил Бьорн.
– Да ну? А кто распоряжается твоей судьбой, если не он?
Бьорн ответил не сразу, смотрел в окно:
– Он спас меня от жизни, которая хуже смерти.
Людвиг взглянул на экран под потолком, где крутилась новостная сводка. Взялся за наушники.
– Биржевые индексы рухнули, – сказал он. – Во всем мире. Кто-то выбросил на рынок чудовищное количество золота. Нефть подскочила до потолка, потому что террористы атаковали нефтяные промыслы на Ближнем Востоке. США на пороге банковского кризиса. В Латинской Америке сразу в трех странах военные перевороты. В Африке началась полномасштабная война всех против всех, Израиль объявил военное положение.
– И что? – пожал плечами Бьорн.
– Мир меняется, – задумчиво сказал Страж. – Надвигается хаос. Кому он выгоден, как думаешь?
– Кто знает? – Бьорн прикрыл глаза. Путь до Парижа неблизкий, а соседство Древнего льда выматывает. Ему нет дела до каких-то индексов, надо добраться до Дженни. Слова Смора были ясны – он должен быть рядом с ней, ей угрожает опасность, с которой она не справится в одиночку.
– Экономика – это кровеносная система мира, – заметил Людвиг. – А теперь кто-то пустил яд по этим венам. Для тех, кто понимает, эти знаки так же ясны, как облака на горизонте перед штормом.
– Ну извини, – пробормотал Бьорн, не открывая глаз. – Последний год я изучал алфавит льда и азбуку камня.
– Хорошо сказано, – одобрил Людвиг. – Надеюсь, это нам поможет. Скоро будет буря.
Автобус вырулил со стоянки и двинулся в плотном потоке машин.
* * *Дженни проснулась поздно вечером – что-то выдернуло ее из тягучего сна, в который она провалилась. Кроме небольшого шатра Морель выделил им еще и один вагончик из своих резервов, так что она могла выспаться на нормальной кровати. Но она совсем не выспалась.
Девушка встала, не включая света, обулась. Она рухнула прямо в одежде, только сбросила сапожки и пальто, совершенно без сил.
Сон ее не освежил. Все та же слабость и легкость в теле, как будто кто-то лишил ее веса, ни сил, ни желаний. Все та же тяжесть в голове – будто весь ее вес перетек туда. Дунет ветер, и Дженни Далфин понесется над землей – слабая безвольная пушинка. И снова это же чувство: ее будто погладили изнутри – мягко, но настойчиво.
Лас? Нет, его зов отчетлив, и она сразу слышит слова. А это похоже на встречу со старым знакомым, лицо которого ты почти забыл.
Она накинула пальто, распахнула дверь.
Мир был сер и черен. Фонари. Она ведь помнила, что они красные и желтые, а теперь просто белые. Небо… Оно должно было еще розоветь от ушедшего за горизонт солнца, но лишь играло оттенками серого. Ничего не прошло.
Дженни стало нехорошо, она села на ступеньки. Что это? Откуда это? Может, ее прокляли?
А может быть, это последствия от обращения с философским камнем? Он же меняет природу человека, вдруг она тоже… она станет такой же, как Хенниг Брандт?
Ее пробил озноб. Только не это, только не такая судьба! Она же была осторожна!
