Алан Фостер - Затерянная Динотопия
— Этот зверь умирать.
У себя на родине, на южно-африканском побережье, Мкузи видел многих умирающих животных. Похоже, это большое и странное существо избрало такой же способ расстаться с жизнью, как слоны или антилопы.
— Проклятье, — проворчал Блэкстрап, глядя на пленников. — Если этих можно продать за пару тысяч фунтов, то один поющий кенгуру принес бы нам сразу десять тысяч.
— Но он для лодки слишком большой, капитан, — заявил Трегганг. — Как грузить его на корабль?
— Посмотри на его рот, ты, слепец. Почти как клюв, только несколько плоских, сточенных зубов. Эта зверюга большая, но совсем не опасная. Если связать ее веревками, ее можно довести до корабля вброд. Она такая высоченная, что голова все равно будет торчать над водой, тем более что в лагуне и волн-то нет. — Глаза Блэкстрапа хищно заблестели. — Такая добыча наделает шуму в старом добром Лондоне!
— Черт возьми, я же знаю этих тварей! — Голос Смиггенса дрожал, в нем сквозили досада и разочарование.
Тяжелая рука опустилась ему на плечо и невзначай вдавила в землю.
— Неудобная эта штука — твоя эрудиция, Смиггенс. Полезна, только когда помнишь. Иначе засядет в голове и бродит, как прокисшая каша. Сейчас нужна не эрудиция, а сила и ловкость. — Он взмахнул кинжалом, совершенно не заботясь о тех, кто мог оказаться в пределах досягаемости. — Парни! Требуется хороший стрелок или гарпунщик.
Смиггенс пытался почесать спину, когда его внимание снова привлекло сказочное чудовище, с трудом передвигавшееся по тропе впереди них.
— Он глухой, он вот-вот умрет, — заявил он. — Даже если нам удастся опутать его веревками, несчастное животное вряд ли дойдет до побережья.
— Куда, ты думаешь, он направляется? — поинтересовался Копперхид.
— Посмотрите, как переливается его шкура. — Уотфорд был явно очарован необычной красотой животного.
Чин Ли все еще сердился.
— Это дракона, — бормотал он, не желая спорить ни с первым помощником, ни с кем-либо другим.
Блэкстрап вздохнул:
— Если тебе от этого легче, Чин Ли, пусть это будет дракон, за неимением более подходящего названия. Ну что, Смиггенс?
— Сейчас-сейчас. Я же знаю, но, господи боже мой, я не могу вспомнить. — Помощник капитана уже не скрывал своего раздражения.
— Значит, это дракон, даже если он не изрыгает огня и не парит в облаках на огромных гадких крыльях. Так, Чин Ли?
Вместо ответа китаец сложил руки и многозначительно возвел глаза к небу.
— Какие будут приказания, капитан? — спросил Андреас.
— Пожалуй, пойдем за этим драконом. Он долго не протянет. А я был бы не прочь познакомиться с ним поближе. — Блэкстрап лукаво улыбнулся. — Я любопытен, как ребенок. Интересно посмотреть: те блестящие нити в тряпках на его теле, не настоящее ли это серебро? — Он покрутил свой ус. — Чудище предпочитает не замечать нас. Даже если оно и обернется, вряд ли стоит пугаться. Оно едва передвигает ноги. — Блэкстрап направил в сторону животного острие сабли. — Посмотрите, как часто этот зверь останавливается, чтобы передохнуть. Похоже, его конец близок.
К удивлению пиратов, неожиданно их пленники решили воспротивиться уже привычным постромкам.
— Ну вот еще, — заголосил Самуэль, — сейчас у нас ни одного не останется.
Он ткнул острием сабли в бок самой крупной птицы, слева от хвоста. Та поднялась, чтобы продолжить путь, при этом бросила на охранника такой пронизывающий и пристальный взгляд, что тот отвернулся, раздосадованный и разгневанный на самого себя за то, что позволил какому-то животному смутить его.
— Папа, у тебя кровь! — Трилл беспокойно задвигалась.
Он ответил уклончиво, стараясь успокоить ее:
— Ничего. Это так, просто царапина. Поколебавшись, она смирилась. «Следует быть более осторожным, — сказал он самому себе. — Эти безумцы способны на все. Неужели они опустятся до того, чтобы причинить вред детям?» Хизалк с трудом мог смириться с такой мыслью. Но пока он решил не предпринимать никаких попыток к бегству.
Кажется, им придется вместе с захватчиками волочить больного паразавролофуса. Поступить так — значит поставить их всех под угрозу. Но объяснить это людям не было никакой возможности, и единственное, что он мог сделать, — попытаться успокоить семью. Возможно, случай для побега представится сам собой, главное — избавиться от пут на ногах.
— Мы должны что-то сделать, — просигналила ему шедшая сзади Шремаза.
Он ответил ей характерным подергиванием головы, чем привел в недоумение охранников.
— Что нам делать? Остается лишь надеяться, что, когда для утконоса наступит время покинуть этот мир, те, кто придет исполнить прощальный обряд, нас не заметят.
— Еще рано об этом говорить. — Шремаза возвела глаза к небу. — Многие из тех, кто должен прийти, еще спят.
— Любое промедление нам на руку, — заметил ее супруг.
Глядя на умирающего паразавролофуса, Хизалк решил исполнить подходящую для такого случая песнь. Семья могла бы поддержать его. Однако пока он не хотел делать ничего, что могло бы насторожить их захватчиков. Его рана начала воспаляться. Последнее происшествие доказало, насколько эти люди менее цивилизованны, чем его сородичи. Он убеждал себя, что утконос наверняка знает, что с ним происходит, потому что старые утконосы понимают все.
Тропа по-прежнему шла через лес, местность постепенно стала ровнее. Спинной Хребет за окружающей растительностью совсем исчез из виду. Лес становился все гуще. Интерес к удивительной экзотической флоре проявлял только Смиггенс, остальным членам команды было недосуг любоваться красотами, которые не блестят. Помощник капитана дивился тому, что здесь была представлена вся флора тропиков. Неужели на этой земле приживались любые растения и животные? Похоже, сюда слетелись пернатые со всех континентов.
«Это не рай, — напомнил он себе. — Ева не ткала черный саван для драконов. Только они не драконы». Он был уверен в этом. Будь проклята эта изменница-память!
Чамаш первым заметил большекрылых птиц, круживших высоко в небе. Любому, кто провел немало времени на равнинах, было ясно, что это означает.
— Неподалеку кто-то помер, — с уверенностью заявил Йохансен.
— Кто-то большой, — добавил американский индеец.
Блэкстрап снова воспользовался саблей как указкой:
— Вон, видали? Так и кружат. Даю руку на отсечение, это самые большие стервятники, которых я когда-либо видел!
Несколько птиц напоминали американских стервятников, другие походили на бородачей-ягнятников. Андреас за свою жизнь насмотрелся на южно-американских кондоров, в честь которых корабль Блэкстрапа и получил свое имя. Но никто из пиратов никогда не видел аргентависов, исполняющих в небе воздушный вальс могильщиков. Размах их крыльев превышал двадцать футов.
Время от времени в небо откуда-то из леса взмывала новая птица, а на ее место опускалась другая. Не было никаких сомнений, что стая кормится.
— Почему эта зверюга идет в ту же сторону? — удивился Уотфорд.
— Почем знать. — Мкузи крепче сжал ружье. — Многие звери кушать, как заведено у них.
— И умирают, как заведено, — добавил Анбайя. — Будда…
— Да отстань ты со своим Буддой! — рявкнул Блэкстрап. — Держу пари, мы скоро увидим, что там происходит.
— Возможно, он идет на кладбище. — Смиггенс пришел к этому выводу, глядя на попадавшиеся на каждом шагу кости. От мертвого дракона, пожалуй, должно остаться много зубов и даже клыков. В любом случае можно будет опознать останки.
Тропа становилась все уже, деревья все теснее обступали ее, сужая дюйм за дюймом полосу солнечного света. Спотыкающийся динозавр почти скрылся из виду. Чтобы не упустить добычу, пираты ускорили шаг, волоча за собой пленников. Кто знает, может, дракон уже провалился сквозь землю, что было бы совсем неудивительно для этих мест, полных чудес и загадок.
Тропа резко повернула влево. Пираты остановились, пораженные внезапно открывшимся зрелищем. Это был вид, достойный пера Эдгара Аллана По.
Смиггенс пробормотал себе под нос:
— Воистину, это место священнее всех церквей.
Мрачная картина открылась взору пиратов. Такое впечатление возникло даже не из-за запаха тления. Перед ними предстала картина величественного забвения и покоя. Картина смерти и нового рождения, тления, распада и возрождения. При виде этой картины любой человек, будь он мужчина или женщина, впал бы в уныние, но только не Смиггенс, который воспринял ее как один из актов творения во всей его поразительной сложности, как труд Природы по возрождению жизни.
От запаха, густого, тяжелого и омерзительного, никуда нельзя было скрыться. Некоторые пираты, поснимав панамы, зажимали ими носы в отчаянных попытках избавиться от вони. Только те, кто служил на китобойных судах, еще могли как-то свыкнуться с этим.
