Астрид Линдгрен - Линдгрен А. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 2: Суперсыщик Калле Блумквист [ Суперсыщик Калле Блумквист; Суперсыщик Калле Блумквист рискует жизнью; Калле Блумквист и Расмус; Расмус, Понтус и Глупыш]
Дядя Эйнар застонал.
— О, что сделали со мной эти мерзавцы! О Господи, мои руки! Помогите мне снять веревку!
Ева Лотта поспешно кинулась к нему. Но Калле ее остановил.
— Минуту, — смущенно сказал он. — Извините, дядя Эйнар, но нам, пожалуй, надо сперва пойти за полицией.
Ему и самому казалось совершенно неслыханным, что у него повернулся язык сказать такое взрослому.
Дядя Эйнар произнес длиннейшее ругательство.
Затем снова немного постонал.
— Вот как! Значит, это вас я должен благодарить за доставленное мне удовольствие? Мне давно следовало это понять. Суперсыщик Блумквист!
Невесело было слышать его стоны!
— Какого черта вы тут торчите и глазеете на меня! — закричал он. — Бегите за полицией, сопливые щенки! Но хотя бы принесите мне попить!
Андерс помчался во всю прыть к старому колодцу во дворе замка, где вода была свежей и прозрачной и стоял большой железный ковш для питья. Когда Андерс поднес ковш к его губам, дядя Эйнар приник к ковшу с такой жадностью, словно никогда прежде не пил воды. А потом снова начал сетовать:
— О, мои руки!..
Для Калле это было уже сверх всяких сил, и он сказал:
— Если вы, дядя Эйнар, твердо пообещаете, что не попытаетесь смыться, то мы, может быть, чуть ослабим вам веревки на руках.
— Обещаю все, что захотите, — заявил дядя Эйнар.
— И вообще, — продолжал Калле, — вам, дядя Эйнар, не стоит и пытаться удрать, потому что если один из нас побежит за полицией, то двое других все равно останутся здесь и будут вас караулить. А кроме того, у вас и ноги связаны.
— Твоя наблюдательность достойна всяческой похвалы, — заявил дядя Эйнар.
Андерсу тем временем удалось, хотя и с большим трудом, развязать веревку, связывавшую руки дяди Эйнара. Однако боль после этого явно стала сильнее, потому что дядя Эйнар долго сидел, раскачиваясь взад-вперед, и непрерывно стонал.
— Сколько времени вы так пролежали, дядя Эйнар? — спросила Ева Лотта. Голос ее дрожал.
— Со вчерашнего вечера, моя прекрасная юная дама, — ответил дядя Эйнар. — И все только благодаря тому, что вы сунули нос в мои дела.
— Да, грустно, — сказал Калле. — Просим извинить, но теперь нам все-таки надо сходить за полицией.
— А может, нам с вами обсудить это дело? — спросил дядя Эйнар. — Какого черта вы вообще стали разнюхивать эту историю? Несомненно, это им отыскали драгоценности, и, пожалуй, самое важное то, что вы, господин суперсыщик, довели дело до конца. Так не могли бы вы, ради старой дружбы, отпустить с миром несчастного грешника?
Дети молчали.
— Ева Лотта, — взмолился дядя Эйнар, — тебе ведь, верно, не хочется, чтобы близкий родственник угодил в тюрьму?
— Уж если совершил дурное дело, то, верно, надо за это расплачиваться, — ответила Ева Лотта.
— Пойти за полицией — это, пожалуй, единственное, что мы можем сделать, — сказал Калле. — Хочешь сбегать? — спросил он Андерса.
— Да, — ответил Андерс.
— Проклятые щенки! — закричал дядя Эйнар. — И почему я все-таки не свернул вам шею, пока еще было время!
В несколько прыжков Андерс одолел лестницу. Ему оставалось только выбежать из подземелья. Но кто-то преградил ему путь. Там стояли двое, заграждавшие выход из подземелья. Один — тот самый, с бледным лицом — держал в руках пистолет.
13
— Кажется, мы угодили на семейный праздник! — расхохотался Бледнолицый. — Друг детей Эйнар в кругу семьи. Как мило — просто хочется запечатлеть эту сцену на фотографии и поместить ее в газету. Да, славный мой Эйнар, пойми меня правильно, я вовсе не имею в виду «Полицейские новости»! Есть и другие газеты.
Сделав паузу, он осмотрел пистолет.
— Как жаль, что мы помешали своим приходом, — продолжал он. — Задержись мы на минутку, твои маленькие друзья вскоре бы тебя освободили. А уж потом тебе было бы легче отыскать погремушки, чем вчера вечером.
— Артур, выслушай меня, — сказал дядя Эйнар. — Клянусь, что…
— Ты уже достаточно клялся вчера вечером, — отрезал Бледнолицый. — Когда у тебя появится желание рассказать, куда ты спрятал стекляшки, ты сможешь открыть свою пасть. А до тех пор — заткнись! До тех пор будешь храниться в лежачем положении, точно бутылка «Виши»! Надеюсь, твои маленькие друзья ничего не имеют против того, чтоб я снова связал тебе руки, старина? И ты, верно, не очень-то хочешь есть и пить. Жаль, но мне пока нечего дать тебе пожевать, кроме этого носового платка. До тех пор, пока ты снова не образумишься!
— Артур! — в совершенном отчаянии завопил дядя Эйнар. — Ты должен выслушать, что я скажу! Ты знаешь, кто все заграбастал? Да вот эти юнцы! — он показал на ребят. — И они как раз собирались привести легавого, когда вы сюда влезли. Никогда бы не подумал, что могу так обрадоваться при виде ваших рож — твоей и Горбоносого. Но именно сейчас вы явились как нельзя более кстати. Словно кто-то вас ко мне послал…
На мгновение воцарилась тишина. Бледное лицо с бегающими глазами повернулось к детям. Калле ощутил приближение неслыханной опасности, гораздо более страшной, чем даже тогда, когда он стоял под дулом пистолета дяди Эйнара.
Мордоворот, которого явно называли еще и Горбоносым, прервал молчание.
— А что? Может, он на этот раз говорит правду, Артур?
— Возможно, — согласился Артур. — Мы это скоро узнаем.
— Давайте я займусь этими молокососами, — предложил дядя Эйнар. — И быстренько выжму из них все, что нам надо.
Лица Андерса, Калле и Евы Лотты чуточку утратили свой румянец. Калле был прав: то, что происходило, было куда опасней войны Роз.
— Артур, — сказал дядя Эйнар, — если до тебя наконец дошло, что я не собираюсь больше водить вас за нос, то тебе должно быть ясно, что больше чем когда-либо мы должны действовать сообща. Разрежьте-ка веревку, — он показал на веревку, стягивавшую его ноги, — и давайте уладим ото дело. Сдается, теперь самое время убраться отсюда!
Артур, не говоря ни слова, подошел и разрезал веревку. Дядя Эйнар с трудом поднялся и начал растирать свои онемевшие ноги и руки.
— Это была самая длинная ночь в моей жизни, — сказал он.
Его друг Артур улыбнулся зловещей улыбкой, а Горбоносый издал кудахтающий смешок.
Подойдя к Калле, дядя Эйнар взял его за подбородок.
— Ну как, господин суперсыщик, разве не ты собирался послать за полицией?
Калле не ответил ни слова. Он знал, что игра проиграна.
— Должен сказать тебе, Артур, эти детки на редкость смышленые. Меня бы очень удивило, если бы они по-хорошему честно и откровенно не рассказали бы дядюшке Эйнару, куда они спрятали драгоценности, про которые так ловко пронюхали.
— Здесь их нет, а где они, мы не скажем, — упрямо ответил Андерс.
— Послушайте меня, детки, — продолжал дядя Эйнар. — Вот эти два славных дяденьки, которых вы видите здесь, вчера вечером меня не поняли. Им пришло в голову, будто я знаю, где находятся драгоценности, но не желаю говорить. Поэтому они дали мне ночь на размышления. И как я только что сказал, это была самая длинная ночь в моей жизни. Здесь, в этом подземелье, очень темно по ночам… В самом деле, хоть глаз выколи, да к тому же и холодно. А как плохо спится, если руки и ноги связаны! И смею вас уверить, что и пить тоже хочется. Наверняка куда уютнее спать дома у мамочки, как по-твоему, Ева Лотта?
Ева Лотта смотрела на дядю Эйнара, и в глазах ее было то же самое выражение, как в тот день, когда он мучил ее любимца Туссе.
— Господин суперсыщик, — продолжал дядя Эйнар, — понравилось бы тебе провести одну или, скажем, несколько ночей здесь, в развалинах? А может, и все оставшиеся в твоей жизни ночи?
Калле почувствовал, как легкие отвратительные мурашки страха поползли у него по спине.
— У нас нет времени, — прервал Эйнара Артур. — Вся эта болтовня и так уж слишком затянулась. Послушайте, молокососы! Я детей люблю, разумеется, люблю, но не одобряю тех, которые вбили себе в голову, что им до зарезу нужно сбегать за легавыми, кстати это или некстати. Мы запрем вас здесь, в погребе. Мы вынуждены это сделать. А уж выйдете ли вы отсюда или нет, зависит от вас самих. Либо вы выкладываете драгоценности и тогда проведете здесь не более одной, от силы двух ночей. Как только мы окажемся в безопасности, наш дорогой добрый дядюшка Эйнар напишет и сообщит, где вы, либо…
Он промолчал.
— А может, вы не хотите говорить, где спрятаны драгоценности? Тогда мне бесконечно жаль ваших милых мамочек, я просто думать об этом не смею!
Андерс, Калле и Ева Лотта тоже не смели думать об этом. Калле вопросительно взглянул на Андерса и Еву Лотту. Те согласно кивнули. Ничего другого делать не оставалось. Придется сказать, где находится жестяная коробка.
— Ну же, господин суперсыщик, — подбадривал его дядя Эйнар.
