Эмили Родда - Роуэн и букшахи
Роуэну стало не по себе. Комната наполнилась испуганным шепотом и криками протестующих.
Норрис, покраснев, сжал кулаки. А Шаран, всегда такая робкая, на этот раз пыталась перекричать говоривших. Живя в стране зибаков, Норрис и Шаран берегли свои шелка как зеницу ока. Одна мысль о том, что драгоценные картины могут быть уничтожены, привела их в ужас.
Сжав узловатыми пальцами посох, Ланн сказала:
— В этих шелках наша история, Нил.
— Нет! — В голосе гончара слышалась злоба. — Нам важна только история Рина, а она начинается с того момента, когда наши предки восстали против зибаков и начали новую жизнь на этой земле. — Нил оглянулся, словно ища поддержки у тех, кто стоял рядом. — Зибаки привезли наших предков на побережье, чтобы они помогли им завоевать его, но новая земля дала нашим предкам свободу, долина стала для них домом, — торопливо говорил он. — Когда-то это было все, что мы знали о нашей истории! И нам этого хватало! — Нил повернулся к Шаран и Норрису, и на лице гончара отразилась неприязнь. — Все изменилось, когда у нас появились шелка и их хранители. Мысли о прошлом ожили в умах людей: долго ли наши предки были под игом зибаков и где их истинная родина? Люди стали задумываться о том, что где-то есть иная, лучшая страна; о том, что когда-то эта страна была нашей и, возможно, в один прекрасный день она снова будет нам принадлежать.
— Но, Нил, наш интерес естествен, — сказал Силач Джон, — в нем нет ничего дурного.
— Нет, есть! — всплеснув руками, выкрикнул Нил. — Разве ты не понимаешь, Джон? Своими вопросами, своим постоянным возвратом к прошлому мы отвергли тот жизненный дар, что нам предлагала Гора! И теперь, разгневанная, она будет мстить!
Силач Джон присвистнул, а Тимон покачал головой.
— В жизни не слышала такого бреда! — отрезала Ланн. В глазах старухи засверкал тот огонь, что отличал ее в былые годы. — Угомонись, Нил, и позволь другим — тем, кто поумнее тебя, — поговорить о том, ради чего и был созван сход.
Кровь ударила в лицо Нилу. Не произнеся больше ни слова, он вышел, хлопнув дверью. Но, как заметил Роуэн, не все жители деревни были согласны с Ланн. Некоторые глядели вслед горшечнику с сочувствием. Кондитер Солла был очень взволнован.
Наверное, Ланн тоже заметила это и рассердилась. Когда она заговорила вновь, ее голос звучал жестче, чем прежде.
— Я уже говорила, что наше положение ужасно, — резко произнесла она. — По моим подсчетам, оставшихся в амбарах запасов хватит только на двадцать дней, и то если мы будем очень бережно их расходовать. Пришла пора действовать, но боюсь, вам будет не по нраву то, что я предложу.
2. Решение ринцев
Взгляды всех собравшихся обратились к Ланн. Старуха подняла голову:
— Вот вам мое решение: мы должны оставить деревню и двинуться к побережью — водяной народ и бродники приютят нас и обеспечат едой. После, когда потеплеет, мы сможем вернуться назад.
Комната наполнилась негодующими криками.
— Что? — громче всех кричала Бронден. — Да чтобы люди Рина стали нищими бродягами! А что будет с деревней, если мы уйдем? Вдруг от студеного ветра треснут стекла — их некому будет заклеить! А вдруг занесет дома или провалятся крыши?
Морщинистое лицо Ланн будто окаменело.
— Иначе — смерть, — последовал решительный ответ.
— Да я лучше умру! — отрезала Бронден.
— А я нет! — воскликнула ткачиха Марли. Она прижалась к Аллуну, за которого этим летом вышла замуж.
Аллун, сжав в своих руках ладошку Марли, обратился к разъяренной Бронден.
— Может быть, ты думаешь, что это глупо, но мы с Марли не собираемся умирать — мы хотим жить, — сказал он. — В конце этого месяца у нас родится ребенок, и мы не хотим, чтобы он, едва появившись на свет, был обречен на гибель.
Послышался ропот: некоторые закивали, соглашаясь с Аллуном, другие были готовы спорить с ним.
Сквозь полуопущенные ресницы староста глядела на собравшихся. Старуха ссутулилась, ее пальцы, сжимавшие посох, побелели.
Роуэн всей душой сочувствовал ей. Ланн сделала то, что считала своим долгом и к чему ее побуждали Роуэн, Силач Джон и Тимон, но этот разговор с односельчанами дорого ей обошелся.
— Я прошу вас всех подумать над этим планом! Прислушайтесь не только к голосу сердца, но и к голосу разума! — убеждал собравшихся Силач Джон, пытаясь перекричать гудящую толпу. — Мы вернемся, как только минуют холода. Водяной народ и бродники — наши союзники и друзья. Они охотно придут нам на помощь, ведь и мы не раз помогали им.
— Возможно, они нам помогут, но мы не должны бросать дома! — нахмурившись, отвечала Бронден. — Их разрушат снег и ветер! Зачем мы пойдем на побережье? Должен быть другой путь к спасению. Где Роуэн? Где пастух Роуэн?
Роуэн стоял в тени — он хотел остаться незамеченным, но было уже поздно.
— Вот ты где! — закричала Бронден, заметив мальчика. — Что же ты прячешься в углу? Ты не раз выручал жителей Рина из беды и должен сказать свое слово!
Все, кто был в комнате, посмотрели на Роуэна.
Он почувствовал, что краснеет. За последние несколько лет Роуэн стал в деревне уважаемым человеком, но, оказываясь в центре внимания, по-прежнему чувствовал себя неловко. Смущало его и другое: кое-кто в Рине считал, что Роуэн обладает особой магической силой. Да, бывали случаи, когда он приходил на помощь своему народу, но в том, что он делал, не было ничего необычного. Возможно, какие-то силы и помогали Роуэну, но он не имел над ними власти.
— Роуэн, ходят слухи, что ты связан таинственными узами и можешь мысленно общаться с Хранителем Кристалла, — отрывисто произнесла Бронден. — Если это правда, то ты, конечно, расскажешь Хранителю о нашей беде и попросишь его о помощи.
— Да и бродников! — выкрикнул Солла. — Тебя уважает Огден, глава этого племени. Разве нет? Ты дружишь с Зеел, его дочерью, ведь в стране зибаков она помогла тебе освободить Аннад. Бродники могли бы доставить в долину запасы еды. Когда они кочевали в наших краях, мы частенько делились с ними.
Роуэн облизнул губы и тихо сказал:
— Я боюсь, что сейчас ни бродники, ни водяной народ не смогут нам помочь. Как бы сильно они этого ни хотели.
— Конечно, они не смогут, — отрезала Ланн. — Мы единственные на этой земле, кто выживает в такие морозы. Вы все это знаете! По крайней мере, вам следовало бы это знать. Бродники и водяной народ зимой всегда предпочитают держаться поближе к теплому побережью. А нынешние жестокие холода убьют их еще до того, как они успеют добраться до нас.
Последние слова Ланн потонули в возгласах разочарования. Бронден же, скрестив на груди руки, угрюмо глядела на тех, кто стоял с ней рядом.
— Послушайте, — сказала Ланн, — я не могу заставить вас покинуть Рин. Дорога к побережью длинна и трудна. Глубокий снег, лютый мороз и голодные волки на равнинах — вот что вас ждет. И если хотите, чтобы выжили все, сильные должны защитить слабых. Но любой путь, пусть даже смертельно опасный, лучше той медленной смерти от голода, что ожидает оставшихся в деревне.
В комнате воцарилась тишина. Ланн вздохнула и сказала:
— Пусть поднимут руки те, кто согласен со мной.
Множество рук поднялось над толпой, хотя лица собравшихся были сумрачны. Не пошевелились лишь Бронден да малыши, не понимавшие, что происходит.
— Тогда решено, — подытожила Ланн. — Выйти следует завтра на рассвете. Я лично поделю между вами ту провизию, что осталась в амбаре. У каждого будет запас еды. Что же до остального, друзья мои, — возьмите лишь то, что сможете унести на себе, ибо путь до побережья долог.
— Букшахи могут везти на себе… — начал было Норрис, но Ланн, оглянувшись на Роуэна, покачала головой.
Роуэн со страхом ждал этого момента. Он чувствовал, что к нему вновь обращены лица всех собравшихся. В горле стоял ком, но все-таки мальчик заставил себя говорить.
— Букшахи слишком слабы, чтобы идти к побережью. — Голос Роуэна был хриплым. — Они погибнут в пути.
— Но и сейчас животные умирают одно за другим! — закричал кто-то. — А если мы бросим их здесь…
При этих словах в душе Роуэна все перевернулось:
— Мы не бросим букшахов, — сказал он, зная, что Норрис и Шаран стоят рядом и ловят каждое его слово. — Я останусь здесь, с ними.
Шаран онемела от ужаса. Она оглянулась, ища глазами Джиллер, мать Роуэна. Девочка думала, что та будет настаивать на том, чтобы ее сын вместе со всеми ушел из деревни, но Джиллер стояла посреди комнаты и гордо молчала. Маленькая Аннад тоже не произнесла ни слова. Очевидно, и мать, и дочь знали заранее о планах Роуэна и были согласны с его решением.
— Большая часть букшахов умрет через неделю или две, — ровным голосом продолжал Роуэн, — но, если мне удастся сохранить хотя бы несколько молодых и сильных животных, есть надежда, что когда-нибудь стадо снова станет таким, каким оно было прежде.
