Пол Стюарт - Опасный рейс

Иногда слово брал мистер Шляппенглоттер, и тогда его жена понимающе улыбалась, как если бы он излагал наиумнейшие вещи. Но Корби слышала лишь невнятное бормотание. А иногда говорила миссис Шляппенглоттер, и ее муж неистово кивал, соглашаясь с ней. Но опять же Корби слышался лишь негромкий шелест.

Однажды, улучив момент, Корби ответила, что у нее «все в порядке, спасибо», но оба Шляппенглоттера поглядели на нее так, словно сочли, что та не в себе. Брови мужа поползли вверх, а улыбка застыла у его жены на губах, после чего странная парочка продолжила свой маршрут, на ходу обмениваясь замечаниями, которых Корби, конечно же, разобрать не могла. «Нет, для всех будет лучше, если мне удастся избежать этой встречи», — подумала Корби, ныряя в дверь, ведущую на располагающуюся вдоль правого борта палубу.

Снаружи оказалось тепло. С безмятежного неба светило солнце, особенно яркое после полутьмы коридора. Корби, сощурившись, почти вслепую двинулась вперед и тут же споткнулась обо что-то находившееся у нее на пути.

Это была нога, а точнее, пара ног, принадлежавших человеку из каюты 21. Он сидел в шезлонге, и на нем были темные очки, белый костюм и синие туфли. Человек из каюты 21 всегда носил темные очки, белый костюм и синие туфли и сидел в том же самом кресле на той же самой палубе каждый день, если только не находился в каюте 21.

— Прошу прощения, — вежливо сказала Корби, хотя вовсе не считала случившееся своей виной. Более того: сказать по правде, она считала, что это как раз человеку из каюты 21 следовало бы извиниться перед ней.

Но он никогда сам не извинялся и не реагировал на извинения Корби. Было невозможно определить, слышал ли он ее или хотя бы отдавал себе отчет в том, что произошло. Таков был человек из каюты 21. Он целыми днями сидел в своем шезлонге на палубе, глядя на море, и никто не мог сказать, высматривает ли он на горизонте острова или же созерцает волны, а может, и попросту спит.

«Стоило ли, — подумала Корби, — избегнуть встречи со Шляппенглоттерами только лишь для того, чтобы споткнуться о человека из каюты 21?»

Покачав головой, она пошла по палубе вдоль правого борта, мимо труб, спасательных шлюпок, множества лестниц и трапов, по направлению к носу корабля.

Именно там когда-то располагались действительно большие каюты — каюты с гигантскими гостиными, спальнями размером с танцевальные залы и огромньшиванньши комнатами. Теперь каюта 21 была единственной из оставшихся на корабле больших кают. Остальные снесли, чтобы освободить место для чудовищных размеров грузового трюма.

Корби вышла на нос корабля, где, как обычно, не было ни души. Именно поэтому ей и нравилось здесь бывать.

Шляппенглоттеры редко отходили далеко от своей каюты, то же относилось и к человеку из каюты 21. Что же касается семьи Корби, то они всегда были слишком заняты, чтобы тратить время на пустые прогулки. Оставались еще пятеро зловещего вида джентльменов в элегантных костюмах и шляпах темно-зеленого цвета, которые устроили всю эту суматоху из-за погрузки своего багажа, когда садились на корабль в Дандуне. Они не только держались все время вместе, но и всякий раз замолкали, когда Корби или кто-нибудь другой проходили мимо.

Больше всего Корби нравилось стоять у самого борта, так чтобы ветер мог играть ее волосами, а солнце светило прямо в глаза, и глядеть, как заостренный, выступающий нос корабля вспарывает набегающие на него бирюзовые волны. Ей чудилось, что это лезвие ножа, которое идеально ровно разрезает бесконечное волнистое шелковое полотно.

Внезапно откуда-то сзади, сквозь урчание двигателей и плеск волн, Корби послышался посторонний звук. Это был долгий печальный крик — скорбный и одновременно мелодичный. Сперва Корби подумала о чайках, но «Гармония» находилась слишком далеко от берега, чтобы здесь могли летать птицы. И это не было ветром, свистящим в корабельных снастях…

Корби сделала несколько шагов по направлению к бывшим большим каютам и остановилась. Склонив голову набок, она прислушалась.

Было похоже, что звук доносился с левого борта. Корби сделала еще шаг, замерла и снова прислушалась, «Нет, с правого борта», — подумала она, возвращаясь назад.

Или все-таки с левого?

В следующую секунду она поняла, что стороны здесь ни при чем, поскольку необычный звук явно доносился из трюма. Встав на верхней ступеньке лестницы, ведущей в трюм, Корби прислушалась, склонив голову и наморщив от напряжения лоб.

Удивительный, исполненный скорби крик усиливался и затихал, то делаясь слабым и неуверенным, то вновь становясь громким и настойчивым. Громче, тише, громче и снова тише… Словно бы тоскующий волк выл на луну или одинокая певчая птица призывала свою пару.

Это была печальнейшая из песен, какие Корби доводилось слышать.

Ей ужасно хотелось спуститься вниз, чтобы все разузнать, но двери в трюм, на которых висела табличка «Каюты 22–40», были заперты, а ключ имелся только у капитана Бельведера. Вдобавок как раз в эту минуту издалека донесся звук гонга, возвещающий время обеда.

2. Императрица морей

Что это? Похоже на дворцовые цимбалы только звучат они откуда-то издалека…

Обычно под звуки дворцовых цимбал приходила маленькая девочка со свежей и сладкой луговой травой и медовыми цветами. Но я знаю, что это не могут быть дворцовые цимбалы, потому что маленькая девочка уже не приходит…

Я пойман, заточен в ужасном пустом дереве, и маленькая девочка больше не приходит. Лишь этот странный человек с зеленой головой и скрипучими ногами. Вода, что он мне дает, затхлая, но сладкие лепестки хороши…

Его уже не было так давно, а я голоден и хочу пить… и мне грустно…

— Ну что там Артур возится? — мрачно спросил капитан Бельведер, барабаня пальцами по видавшей виды белой скатерти.

— Пойду посмотрю, сэр, — немедленно откликнулся лейтенант Сластворт-Хруст. Он встал, наклонив свою лоснящуюся голову. — Если дамы мне позволят…

— Да-да, конечно, — сказала миссис Флад, широко улыбаясь. Когда лейтенант вышел из столовой, она повернулась к своей старшей дочери. — Такой вежливый мо лодой человек, не правда ли, Серена? Если бы он еще не набриолинивал так сильно свои волосы…

Корби захихикала. Услышав это, Серена одарила ее испепеляющим взглядом, а затем повернулась к матери.

— Мама, ну пожалуйста! — прошептала она, заливаясь легким румянцем. — Ты меня смущаешь.

Они сидели за одним из трех круглых обеденных столов в маленькой корабельной столовой. Посреди каждого из столов находилась большая серебристая крышка, соединенная с потолком гибкой серебристой трубой. Через несколько мгновений откуда-то сверху донесся голос лейтенанта Сластворта-Хруста.

— Меня не интересует, что ты чинил трюмную помпу! — кричал Жон-Жолион на Артура. — Капитан желает обедать! И я, между прочим, тоже!

Корби достала путеводитель Хоффендинка и раскрыла его…

Этот остров знаменит тем, что дал приют капитану Лемюэлю Гиббонсу, чей корабль «Красотка Роза» двести лет назад сел здесь на мель.

Хотя всю его команду спасли, забрав на материк, капитан Гиббонс отказался покинуть любимый корабль и оставался на острове двадцать пять лет, пытаясь починить свое судно. Он жил, питаясь исключительно плюющимися труборогами и Стирая белье пассажиров с проплывающих мимо кораблей в обмен на нюхательный табак и херес.

Выражения «чистый, как рубашка Гиббонса» и «чих Лемюэля в день стирки» пошли именно отсюда.

Плюющиеся трубороги (buccinum sputis) внезапно и без каких-либо видимых причин выбрасывающие струю бледно-зеленой жидкости, обитают только на Одиноком Рифе.

Обломки «Красотки Розы» — на юго-востоке острова; на сегодняшний день — лишь несколько облепленных труборогами шпангоутов, торчащих Из воды.

Дерево-дом капитана Лемюэля Гиббонса — скальная сосна, на верхушке которой двадцать пять лет жил капитан Гиббонс; рекомендуется к посещению только опытным древолазам, не подверженным высотобоязни.

Бельевая бухта — песчаный пляж на севере острова, где…

Корби закончила рисовать темные очки на лице человека из каюты 21 и задумалась. Ее взгляд упал на соседнюю страницу путеводителя.

Там, где-то далеко в море, был Одинокий Риф. «Интересно, каково это — питаться одними плюющимися труборогами, — подумала Корби. — И что такое этот нюхательный табак?»

Она решила, что позже спросит об этом у отца — такой разговор может его взбодрить и отвлечь от своего великого разочарования…