Лине Кобербёль - Последний дракон
Кармиан вернулась с двумя мисками каши и двумя чашками тодди. Я смотрела на чашку с дымящимся ало-золотистым питьем. «Это он и есть, — думала я. — Если она подмешала куда-то маковый сок, то это оно».
— Ешь! — сказала она. — Вполне возможно, что ты не голодна, однако у тебя маковой росинки во рту не было, а на корабле нет ни одного человека, у которого есть время либо охота заниматься хворыми детьми!
Я взвесила ее слова. Я была уверена, что каша безопасна. И Кармиан права: если я не ноем, а что-то случится у меня с животом — сил надолго не хватит.
Взяв ложку, я осторожно попробовала кашу. Она была как раз в меру посолена, но ничего необычного в ее вкусе не было.
Кармиан, крепко сжав губы, наблюдала за моей предосторожностью.
— Это та же каша, что мы все едим, — сказала она. — Но милостивая фрекен, может, привыкла к лучшей?
— Нет, — пробормотала я и взяла еще одну ложку. — Каша хороша.
Поначалу она ни слова не сказала о тодди. Но когда выяснилось, что я пить его не буду, она подняла брови.
— Ты что, вообще не любишь тодди?
Я пожала плечами:
— Я не очень-то привычна к вину.
— Ах да, — произнесла она. — Для вина ты еще годами не вышла. Оно вообще-то не для детей.
— Никакой я не ребенок!
— Вот как? Может, тебе больше хочется молока? Или кашку для грудничков?
Так легко ей меня на слово не поймать. Не так уж я глупа, чтобы пить ее тодди с маковым соком, чтобы доказать: я не грудничок. Не знай я, что туда подмешан маковый сок, я вполне могла поддаться ее подначке. Но не теперь.
Поэтому, когда мы чуть позже причалили к набережной в Дунбаре, у меня по-прежнему сна ни в одном глазу не было. А Нико был в ярости.
— Она не хочет пить тодди, — сказала Кармиан, с виду ничуть не задетая гневом Нико. — Что мне, по-твоему, делать: схватить Дину за нос и силой напоить ее?
— Ты обещала мне…
— Я обещала сделать, что могу. И не моя вина, что милостивая фрекен и хитра, и упряма.
Во взгляде, которым Нико смотрел на меня, смешались ярость и отчаяние. Его темно-синие глаза казались почти черными.
— Я не желаю впутывать тебя во все это… — сказал он. — Это не твое дело, я не желаю…
Такое редко случалось, что Нико не мог найти нужных слов. Но теперь он, стоя там, боролся с самим собою, как иногда делал это Давин. Будто слов, подходящих для того, что он хотел сказать, не было.
— Портовый Капитан может быть здесь с минуты на минуту, — сказала Кармиан, рассматривая Нико холодным взглядом. — Так что если ты не хочешь, чтоб тебя схватили здесь и сейчас без всякой пользы, тебе нужно подумать о том, чтобы спуститься вниз, в дыру, и решить, как нам поступить с милостивой фрекен.
Слова «милостивая фрекен» вовсе не были вежливостью с ее стороны, и мне хотелось сказать, чтоб Кармиан так меня не называла. Однако же, быть может, это было все-таки лучше, чем унизительное «маленькое сокровище» — прозвище, с которого она начала. И как раз теперь было бы разумней всего ей крепко держать язык за зубами.
Нико кинул на меня этот свой почти черный взгляд.
— Я возьму ее с собой, — сказал он. — Во всяком случае сейчас. Я возьму ее с собой вниз, в дыру.
— Если там хватит места.
— Его должно хватить.
Она пожала плечами:
— Ну, если тебе так хочется. Но смотри спускайся туда поскорее. У нас нет целого дня в запасе.
Дыра, о которой они говорили, была норой меж корпусом корабля и несколькими досками на дне грузового отсека, где обычно хранился балласт — камни, что там лежали, чтобы «Морской Волк» не опрокинулся, когда ветер наполнял паруса. Но Ворона убрал или перенес в другое место часть камней, так что там образовалось маленькое, узкое, напоминающее гробик пространство. Не думаю, что он обычно прятал там людей, но в дыре как раз хватало места и для меня, и для Нико, — но только до тех пор, пока мы не начинали слишком глубоко дышать или не пытались двигаться.
Он злился на меня, и было ужасно странно лежать так близко от человека, обуреваемого такой яростью. Я лежала на боку, прижав лицо к плечу Нико, так что ощущала краешек его рубашки у своей щеки. Он так злился, что не хотел обхватить меня рукой, хотя это было бы куда удобней для нас обоих. Не прикасаться ко мне вообще он не мог, но старался изо всех сил.
— Нико… по мне… тебе нельзя полагаться на Ворону, — сказала я.
— Я нисколько не полагаюсь на Ворону.
— Да, но почему тогда…
— Я полагаюсь на жадность Вороны к деньгам. Это — единственное.
— Да, но, Нико, ведь он может получить сто марок золотом, если выдаст тебя…
— Да!
— Я не понимаю…
— Дина! Не вмешивайся… Делай, что я говорю, и оставайся на корабле, пока кто-нибудь не переправит тебя морем в Фарнес. Слышишь?
Я ни слова не произнесла в ответ, так как не хотела давать никаких обещаний.
— Где флейта? — вместо этого спросила я.
— Она у Вороны.
— У Вороны? — Я взволновалась. — Ты отдал флейту моего отца Вороне?
— Это его корабль, — коротко ответил Нико. — А кому еще мне было отдать ее? Одному из его матросов?
От одной мысли о том, что один из них… что, к примеру, такой как Мате… что кто-то притронется к флейте хотя бы пальцем, быть может, попытается играть на ней… Их толстые пальцы на ее стройной шее, их губы… Нет, мне этого не выдержать… Во мне все кипело, да так, что я боялась впасть в такую же ярость, как Нико.
— Эта флейта… другой такой нет, — сказала я.
— Тогда тебе не следовало тащить ее с собой на борт, когда ты решила поиграть в бесплатного пассажира — в зайца.
Но без флейты мне вообще было бы не попасть на борт корабля, и он это хорошо знал.
В грузовом отсеке послышались шаги, и я тут же почувствовала, как Нико на миг затаил дыхание.
Он не посмел даже шикнуть на меня, да это и было ни к чему. Я совсем не хотела, чтобы меня обнаружили. Шаги. И куда больше одного человека. Четверо или, может, пятеро. И голоса.
— Черт побери, где груз? — спросил незнакомый голос.
— Мы продали большую часть в последней гавани.
— Вот как! А где?
— В Веревочном городе.
— В Лаклане? Но разве вы не заходили в Фарнес?
— Мы прознали, что лучше держаться подальше от Высокогорья.
— Разумный выбор. Коли ты правду говоришь. Потому как на тебя, Кадор, непохоже плыть с пустым грузовым отсеком, никак не похоже…
И тут я поняла, что Кадор — настоящее имя Вороны. Это было так, несмотря на то, что немногие называли его «Ворона» прямо в лицо.
— Разве это преступление?
— Нет! Только чудно! Халлан, Боска, осмотрите эту старую посудину до последнего шва и гляньте, нет ли у Кадора где ни на есть какого-нибудь груза. А меж тем Кадор, надеюсь, будет столь любезен, что сопроводит меня обратно в каюту Портового Капитана, дабы я мог обсудить с ним несколько новых правил.
Кадор не обрадовался этим словам; его выдал голос, когда он, несмотря на все, выдавил из себя почти вежливое «да»!
Все, что происходило, напомнило мне тот день, когда я лежала под кроватью в алькове Местера Маунуса[14] в Дунарк-Крепости, меж тем как Дракан со своими людьми обшаривали мастерскую, чтобы найти меня и Нико. Хотелось бы знать, думал ли об этом и сам Нико? Как я боялась! Боялась так, что едва могла перевести дух.
Боялась я и теперь. Но в тот раз я ничего не могла поделать, кроме как ждать, найдут меня или нет. Но теперь, возможно, могла бы… Само собой, я не видела тех людей наверху, а только слышала, как они хозяйничают повсюду, выстукивают стены и корпус корабля и тыкают во все щели. Они искали точь-в-точь такие же потаенные пространства, как то, в котором скрывались мы, и если продолжат поиски, я почти уверена: они найдут и нас. Сейчас у Вороны было две причины утаить то, что он швырнул груз через борт, чтобы войти в Троллев залив, потому как столь основательно Портовому Капитану из Дунбары никогда не приходилось приступать к делу без серьезных подозрений.
— Фу, черт побери! — внезапно выругался один из тех, кто искал.
— Чего там?
— Крыса! Крыса величиной с собаку!
Обычно я не боюсь крыс. Но как раз теперь я могла бы расцеловать ее.
— «Крысы мерзкие, — как можно настойчивее думала я. — Их здесь тьма-тьмущая! Где есть одна, там их много-премного. Поганые крысы, что сеют вокруг хвори. Коли тебя укусят, можешь помереть!..»
Нико беспокойно шевельнулся. Это вовсе не его я хотела заставить думать о крысах, но ведь я, можно сказать, лежала на Нико. Так что мысли мои могли подействовать и на него.
— Тут еще крыса!
— Тьфу! Ну и бедовый же парень! До чего же они громадные!
— Ух, Януса-Канатчика однажды укусила такая, — произнес страдальческим голосом один из людей. — Его рука вспухла, да так, что пальцы почернели. Он чуть не окочурился.
— Мерзкие твари!
