Рик Риордан - Тень змея
– Это уже слишком, мальчишка! – гневно заявил он, ткнув пальцем в Анубиса. Его голос походил на шипение сочащегося из баллона воздуха. – Тебя много раз предупреждали.
– Эй, погоди-ка! – встрепенулась я. – Ты вообще кто? И Анубис вообще-то не мальчишка. Ему пять тысяч лет, между прочим.
– Вот именно! – рявкнул авиатор. – Совсем щенок! А тебе, девчонка, вообще никто слова не давал!
Авиатор взорвался. Причем с такой силой, что у меня чуть перепонки в ушах не полопались. Я шлепнулась на задницу. Прочие смертные вокруг меня – мои друзья, учителя, школьники, – без звука повалились на землю. Кажется, только на Анубиса и привидений ничего не подействовало. Фигура авиатора снова соткалась из воздуха, злобно уставившись на меня.
Я кое-как поднялась на ноги и попыталась достать из Дуата свой посох. Естественно, ничего не вышло.
– Что ты сделал? – возмутилась я.
– Сейди, ничего страшного, – вмешался Анубис. – Твои друзья просто потеряли сознание. Шу понизил давление воздуха.
– Шу? – удивилась я. – Что еще за Шу?
Анубис на мгновение прикрыл глаза, прижав к вискам пальцы.
– Сейди… Я же тебе говорил. Шу, мой прадедушка.
До меня вдруг дошло. Точно, я уже слышала это дурацкое имечко. Кто же он…
– А, ясно. Бог… шлепанцев. Нет, погоди. Бог дырявых покрышек. Нет…
– Воздух! – раздраженно прошипел Шу. – Я бог воздуха!
Его тело снова распалось на смерч из кружащегося мусора. Когда фигура бога оформилась снова, он уже был в обычном древнеегипетском наряде: с обнаженным торсом, в белой набедренной повязке и с огромным страусиным пером, торчащим из-за плетеной ленты на голове.
Силуэт снова рассыпался и возник в том же костюме британского летчика.
– Да, так лучше, – согласилась я. – А это страусиное перо совсем тебе не идет.
Шу отозвался весьма недружелюбным шипением.
– Благодарю, вообще-то я предпочитаю быть невидимым. Но вы, смертные, до того загадили воздух, что это становится все сложнее и сложнее. Просто кошмар, что вы сотворили с атмосферой за истекшие тысячелетия! Вы вообще представляете, что значит защита воздуха от загрязнения? О «днях без автомобиля» слышали? Или о гибридных двигателях? И даже не говори мне о коровах! Знаешь, что всего одна корова, рыгая и пукая, выделяет в воздух до ста галлонов метана в день? А сколько коров в мире, знаешь? Полмиллиарда! Догадываешься, что они творят с моей дыхательной системой?
– Гм…
– Это же ужас! – Шу с возмущенным видом вынул из кармана куртки ингалятор и прыснул себе в рот.
Приподняв бровь, я глянула на Анубиса – судя по всему, смертельно сконфуженного (или бессмертно сконфуженного, так будет правильнее).
– Шу, – сказал он примирительно, – мы же просто разговаривали. И если ты позволишь нам закончить…
– Ах, разговаривали! – прошипел Шу с таким ядом, что выброс метана в атмосферу неизбежно должен был возрасти многократно. – Держась за ручки и танцуя, да? Безобразие! Не надо мне тут изображать невинность, мальчик. Ты ведь знаешь, я эти штучки насквозь вижу! Я веками удерживал твоих бабушку с дедушкой на расстоянии, принуждая соблюдать приличия!
И тут я вспомнила историю про Геба и Нут – землю и небо. Ра приказал Шу, отцу Нут, разлучить влюбленных, чтобы у них никогда не появились дети, способные отобрать у Ра трон. Метод, как известно, не сработал, но Шу, видимо, не оставлял попыток.
Бог воздуха пренебрежительно махнул рукой в сторону лежащих без сознания смертных, кое-кто из которых уже начал стонать и шевелиться.
– И вот теперь, Анубис, я застаю тебя в этом прибежище порока, этой трясине беззакония, в этом… в этом…
– В этой школе? – предположила я.
– Да! – Шу закивал так энергично, что его голова разлетелась облачком сухих листьев. – Тебе известно постановление богов, мальчишка. Ты недопустимо сблизился с этой смертной, а потому всякие контакты между вами отныне запрещены!
– Что? – возмутилась я. – Это же смешно! Кто принял такое решение?
Шу снова зашипел, как лопнувшая шина – то ли рассмеялся, то ли огрызнулся.
– Это решение общего совета, девчонка! Под председательством владыки нашего Гора и владычицы Исиды!
Я почувствовала себе так, словно сама распадаюсь на кучку мусора.
Исида и Гор? Быть такого не может. Выходит, удар в спину мне нанесли те, кого я считала своими друзьями? Ладно, Исида, я тебе еще скажу пару ласковых.
Я резко повернулась к Анубису в надежде, что он немедленно заявит, будто все это злонамеренная ложь. Но он только с несчастным видом развел руками.
– Сейди, я пытался сказать тебе. Богам не позволено напрямую… гм… взаимодействовать со смертными. Это возможно лишь в том случае, когда бог вселяется в человеческое тело… а я, как ты знаешь, никогда такого не делал.
Я скрипнула зубами. Мне хотелось возразить, что у Анубиса и так, гм, все в порядке с телом, но ведь он не раз говорил мне, что может являться только во снах или в местах, связанных со смертью. В отличие от других богов, он никогда не пользовался людьми в качестве носителей своего духа.
Все это чертовски несправедливо. У нас ведь не было даже ни одного настоящего свидания! Всего один поцелуй полгода назад, а теперь Анубису запрещено видеться со мной до скончания времен!
– Ты шутишь, наверно. – Даже не знаю, кто взбесил меня больше: пекущийся о приличиях вредный бог воздуха или сам Анубис. – Не можешь же ты позволить им обращаться с тобой таким образом?
– А у него нет выбора! – рявкнул Шу и тут же закашлялся с такой силой, что его грудь взорвалась облачком одуванчикового пуха. – Уровень озона в вашем Бруклине никуда не годится! Одним словом, ты понял меня, Анубис. Больше никаких контактов с этой смертной. Это неприемлемо. И тебя это тоже касается, девчонка! Держись от него подальше, ясно? У тебя есть занятия поважнее.
– В самом деле? – разозлилась я. – А как насчет тебя, мистер Мусорный Торнадо? Мы тут готовимся к войне, а ты занят тем, что не даешь людям нормально потанцевать?
Давление воздуха внезапно выросло так, что у меня зашумело в голове.
– Гляди же, девчонка, – хрипло заворчал Шу. – Я уже помог тебе больше, чем ты того заслуживаешь. Я внял мольбам этого русского мальчишки и перенес его сюда из самого Санкт-Петербурга, чтобы он мог поговорить с тобой. А теперь брысь отсюда!
Резкий шквал отбросил меня назад. Привидения развеялись, как облачка дыма. Смертные начали приходить в себя, растерянно отряхивая с лиц мусор.
– Русский мальчишка? – переспросила я, пытаясь перекричать завывания ветра. – О чем ты, ради всего святого?
Шу рассыпался облаком мусора и вихрем закружил вокруг Анубиса, отрывая его от земли.
– Сейди! – Анубис пытался вырваться из смерча, но тот был слишком силен. – Шу, дай мне хотя бы сказать ей про Уолта! Она имеет право это знать!
Я едва слышала его сквозь шум бури.
– Ты сказал – про Уолта? А что с ним?
Анубис прокричал что-то в ответ, но слов я не разобрала. Мусорный смерч полностью скрыл его от меня.
Когда ветер утих, обоих богов уже не было. Я стояла одна посреди танцплощадки в окружении школьников и учителей, которые поднимались на ноги и растерянно оглядывались.
Я хотела броситься к Картеру и убедиться, что с ним все в порядке (правда-правда, Картер, так и было), но тут из темноты на свет фонарей выступил молодой парень.
Для сентябрьского вечера одет он был слишком тепло – в серую военную шинель с меховым воротником и здоровенную меховую шапку, которая, кажется, держалась на голове парня только благодаря его большим оттопыренным ушам. Через плечо у него был переброшен ремень винтовки. На вид ему было не больше семнадцати. Вряд ли он, конечно, учится в соседней школе, но что-то в его облике показалось мне знакомым.
Помнится, Шу упомянул Санкт-Петербург.
Точно. Я видела этого парня весной. Мы с Картером тогда сбежали из Эрмитажа, а он пытался нас остановить. Я сначала приняла его за охранника, а потом оказалось, что он тоже маг, принадлежащий к Русскому Ному. А значит, состоящий на службе у Влада Меньшикова.
Я выхватила из Дуата свой посох. Надо же, на этот раз получилось.
Парень тут же поднял безоружные руки, показывая, что нападать он не собирается.
– Нет! – взмолился он по-русски. А потом на ломаном английском выдал: – Сейди Кейн. Мы… нужно… поговорить.
6. Амос играет в солдатики
Его звали Леонид, и мы быстро договорились, что не будем друг друга убивать.
Потом мы уселись на ступеньках беседки и начали разговаривать, не обращая внимания на приходящих в себя школьников и учителей.
Леонид по-английски говорил не очень хорошо, я по-русски – вообще никак, однако из его истории я поняла достаточно, чтобы всерьез встревожиться. В общем, он сбежал из Русского Нома и каким-то образом сумел уговорить Шу перенести его в Бруклин, чтобы найти меня. Меня Леонид запомнил по нашему вторжению в Эрмитаж, и, судя по всему, я успела произвести на него неизгладимое впечатление. Что ж, не скажу, что я удивлена. Меня трудно забыть.
