Нинель Максименко - На планете исполнившися желаний
Как-то мама, лукаво улыбнувшись, сказала, что этот орех, пожалуй, действительно чудесный, потому что он смог развить в Гошке такую черту, как упорство.
Когда в один весенний день орех наконец лопнул и оттуда показался толстый, с палец толщиной, крепкий лиловый росток, Гошка воспринял это, как нормальное явление. Удивлялись все остальные, только не Гошка.
Гошкин орех рос не по дням, а по часам. Гошка мог буквально целыми днями им любоваться. То он его поливает, то осторожно стирает кисточкой пыль с каждого листочка. А все остальное время Гошка читает книги по тропической флоре.
Скоро ореху стал мал самый большой глиняный горшок, который можно было купить в цветочном магазине, и его пересадили в маленькую бочку.
Дерево выбрасывало тончайшие длинные усики, которые цеплялись за стенку, давая ветвям опору. И получилось, что одно дерево разрослось как целый сад. И Гошке ничего лучшего не надо было, как сидеть в своем саду. Придет Гошка из школы, мама и папа на работе. А дома его дожидаются Пират и Васька. Гошка распахнет окно, ветер ворвется в сад, и листья будут шелестеть на ветру, шелестеть, звенеть и качаться. А может быть, в окно залетят разные птицы соловьи, разноцветные попугаи, и они будут прыгать на ветках, петь, и щебетать, и разговаривать между собой. Но Гошка-то давно уже понимает их язык. И поэтому выходит, что они и с Гошкой разговаривают. И может быть, Гошка ответит им что-нибудь на их языке:
«Прилетайте опять завтра!»
А летом на ветках появились большие зеленые бутоны. Они открылись и развернулись в цветы с большую чайную чашку. Лепестки были красные, а крепкие длинные тычинки — ярко-желтые. К цветам слетались разноцветные бабочки: огромные бархатные, черные, синие и бирюзовые. Раньше Гошка умер бы от счастья, лишь бы показать в классе коллекцию таких бабочек, а сейчас ему и в голову не приходило их ловить и накалывать на булавку. Это же были все его друзья, такие же, например, как Пират. А разве он стал бы накалывать на булавку Пирата и помещать его в коллекцию!
Гошка знал и еще одну вещь про свое дерево, только это уже была самая тайная тайна. Он заметил, что если долго смотреть на его ветки, да еще чуть-чуть прищуриться, то тогда ясно увидишь, что никаких стен в комнате нет, сад тянется дальше и дальше, сквозь густую листву желтеют дорожки, посыпанные песком, и блестит яркая молодая трава, а на ней пасутся совсем маленькие лошадки, чуть побольше Пирата, но, конечно, не с такими короткими и кривыми лапами, а очень даже стройные маленькие лошадки.
И Гошка мог сидеть так часами и, забыв обо всем на свете, всматриваться в просветы сквозь ветки своего ореха. Ему часто казалось, что он лежит не на диване, а на газоне и ему на плечи садятся огромные яркие попугаи, а лошадки подходят совсем близко, наклоняются к нему и касаются его лица мягкими замшевыми губами. Гошка срывал длинные травинки и щекотал лошадкам носы. Они встряхивали головой, и при этом звенели маленькие колокольчики, подвязанные на голубых и красных ленточках.
Нет, определенно ничего в жизни не могло сравниться с Гошкиным чудесным орехом с далекой Амазонки!
Подумать только! Когда Гошке подарили этот орех, он даже и вообразить-то не мог, что из него получится. И даже чудо-дерево, которое ему приснилось, было просто ерундой по сравнению с тем волшебным садом, который вырос из ореха. И уж никогда, ни в каком сне не могли Гошке присниться такие забавные лошадки, такие тенистые дорожки, огромные-преогромные бабочки и разноцветные попугайчики. Чудо, которое произошло на самом деле, было в сто тысяч раз интереснее того глупого чудо-дерева с конфетами и яблоками.
Но почему только все случается, когда никто и не просит. В это чудесное лето, когда Гошке было хорошо и лучше не надо, мама получила ордер на новую отдельную квартиру.
— Наконец-то мы освободимся от Боровкова и вздохнем свободно! — сказала мама.
— В особенности Пират, — добавил папа. А Гошка проворчал что-то невразумительное.
— Гошка, ты как будто даже и не доволен! Помнишь, ты говорил, что твои лучшие годы пропадут зря в этой квартире? — сказал папа.
— Да, — возразил Гошка, — тогда у меня не было Пирата. А теперь Пират и орех. И ребят придется оставлять здесь, они-то не поедут со мной в новую квартиру. Новая квартира, новая квартира! Можно подумать, что свет сошелся на вашей новой квартире. А чем вам плохо в старой?
— Гошка, ты стал ворчать, прямо как столетний дед! Все устроится! — весело сказала мама.
Сейчас ее невозможно было ничем разозлить.
Скоро пришло время готовиться к переезду. И столько было забот и хлопот Гошке: надо было сложить книги в картонные коробки и надо было произвести смотр всему имуществу и раздать то, что уже Гошке было не нужно. Но все-таки не кому попало отдавать, потому что это было очень ценное имущество, а самым достойным во дворе. И еще надо было сколько всего принести из сарая, чтобы провезти контрабандой на новую квартиру.
На орех буквально не хватало ни времени, ни мозгов. Как его перевозить, когда у него длиннющие, в несколько метров, ветки, да еще с цветами?
И Гошка решил временно оставить его в старой комнате, вручив новым жильцам подробное руководство об уходе.
На новой квартире тоже забот было не меньше. Но заботы эти были приятные: прибить полки в своей комнате (у Гошки теперь была своя комната!), расставить книги, найти место для остального имущества, потому что на новом месте никакого сарая во дворе не было.
Дни бежали очень, очень быстро.
Однажды Гошке приснился сон, удивительный сон. Будто стоит он навытяжку перед учительницей по русскому Анной Константиновной, а она его распекает почем зря.
«Безобразие, — говорит Анна Константиновна, — если и родители начали себя вести безответственно, то что же остается делать детям! Сколько раз я вас вызывала в школу поговорить о вашем сыне!»
Гошка стоял словно ошарашенный.
«Вы сами перепутали все, Анна Константиновна, а на меня еще кричите. Нет у меня никакого сына, я сам сын! Я Егор Вовиков, а отец мой Борис Егорович Вовиков, и вовсе я никакой не отец, и нет у меня никакого сына, и никакого отца…»
Гошка окончательно запутался и замолк. А Анна Константиновна смотрела на него убийственно строго, только сейчас у нее почему-то была рыжая бородка, точь-в-точь как у того доктора, который менял гипс на его ноге. И в общем-то, Гошка не был полностью уверен, то ли это Анна Константиновна, то ли рыжий доктор. Он посмотрел еще раз: вроде бы действительно доктор, а ни какая не Анна Константиновна.
Но и доктор был не добрее к Гошке.
«Вы знаете, Вовиков, что у вашего сына высокая температура? Что у него, возможно, скарлатина, дифтерит, свинка и к тому же сломана правая рука и левая нога? Вы это знаете? Как вы могли бросить его на произвол судьбы! Мало того, что вы показываете своему сыну дурной пример — пишете такие сочинения…»
«Да подождите! Это просто ерунда какая-то! Нет у меня никакого сына, я сам сын! И при чем тут сочинение…»
Но ничего доказать Гошка так и не смог. Проснулся он среди ночи, сердце у него стучало, он так вспотел, что хоть выжимай рубашку, а в ушах еще звенели сердитые голоса доктора и Анны Константиновны.
«Какая только чепуха не приснится!» — сказал сам себе Гошка.
Он встал, пошел на кухню, достал из холодильника компот, отцедил себе в чашку жидкость, и на душе у него стало как будто полегче.
Утром Гошку почему-то мучило беспричинное беспокойство. То и дело он вспоминал глупый сон, который ему приснился сегодня ночью.
После школы Гошка пошел на старую квартиру. Его вдруг осенило: как он может переправить на новую квартиру свой орех. Он соберет во дворе всех своих друзей. Кадку можно повезти на тележке дворника, а ребята будут нести длинные ветви, как шлейф королевского платья.
«Как все просто, и почему это сразу не пришло мне в голову?» — подумал Гошка.
Когда Гошка одним духом влетел на четвертый этаж и ворвался в бывшую свою, такую знакомую и родную, но теперь совсем чужую комнату, его ждал страшный, невозможный удар: его орех, его чудесный орех Cortex с далекой Амазонки, погиб! Листья скрючились, цветы засохли.
Гошка трогал длинные вьющиеся ветви, но они ломались и крошились. Гошка рассматривал ствол, но он, раньше такой мощный и сочный, теперь напоминал сушеный корешок петрушки.
С последней надеждой Гошка бросился к бочке и раскопал корни, но они рвались в его руках, как сгнившие веревки.
Гошка не мог сдержать слез.
— Что же вы такие! — дрожащим голосом закричал Гошка. — Вы же обещали поливать, пока я его возьму!
— Я и так поливала! — сказала женщина, которая теперь жила в их комнате. Поливала, все делала так, как ты написал в записке. Вот посмотри, если не веришь, твоя записка. — И она протянула Гошке листочек. — Вот, вот, видишь, это же ты писал: «Утром — один литр отстоявшейся воды, вечером — один литр отстоявшейся воды, два раза в неделю смахивать косточкой…»
