Владислав Крапивин - Стража Лопухастых островов
Ига и Степка, взявшись за руки, молчаливо обошли скелет со всех сторон.
Хвост скелета состоял из позвонков, нанизанных на проволочный трос. Конец троса висел не очень высоко – можно допрыгнуть.
– Ига, а зачем его дергают? – шепотом спросила Степка.
– Говорят, примета хорошая. Если загадать желание, дернуть и сказать: «Мотя, Мотя, не будь жмотя, помоги в моей заботе»… Но мы не будем, раз обещали…
– Ага… Забавно, да?
– Что?
– То, что его так зовут… А почему?
– Ну, иногда говорят «Мамотя», от слова «мамонт». А «Мотя» это сокращенно…
– Ига… – Степка опять перешла на шепот. – А я вот что думаю… Не только сейчас, а вообще… Когда от кого-нибудь живого остается только скелет, он совсем-совсем ничего не чувствует? Или в нем что-нибудь такое, от жизни все-таки есть? Ну, хоть капельку?
Ига ощутил, какой прохладный, даже зябкий в музее воздух и как пусто вокруг. Чуть не сказал Степке: «Чего тебе всякий бред лезет в голову?» Но… что-то понял, кажется. Ответил осторожно:
– Живая душа остается. Это многие ученые теперь говорят. Но едва ли она сидит в скелете…
– А где?
– В каких-нибудь параллельных пространствах… Степка, пойдем, я тебе наконец след штангиста Жоры покажу. А то обещал и все не собрался.
След был в соседней комнате. Вернее, слепок с этого следа. У стены, между окон, лежала на могучем пне гипсовая плита, из которой выпирала полуметровая босая ступня.
– Ух ты… – тихонько сказала Степка. Вопросительно оглянулась на Игу (можно?) и потрогала мизинцем гипсовую пятку. Потом подняла голову: – А это он сам?
В простенке висел большой фотоснимок. На нем – скульптура перед воротами стадиона. На кирпичном постаменте стоял белый большущий (наверно, метра три высотой) парень в плавках, он держал над головой штангу. Мускулы парня выглядели вздутыми, весь он напрягся, но на лице его – если приглядеться – была не страсть к рекордам, а какая-то улыбчивая задумчивость. Словно парень вовсе не чувствовал тяжести и мечтал о свидании с девушкой…
– Ига, а почему его разбили?
– Ну, такое время было, давно еще. Какое-то начальство решило, что гипсовые скульптуры это не настоящее искусство, а подделка. Халтура в общем… Ну и в одну неделю расколотили в городе всех гипсовых спортсменов, мальчишек-горнистов, шахтеров с отбойными молотками, пограничников с собаками… Может, какие-то и правда были уродливые, а некоторых жалко. Вот этого Жору, говорят, все любили. А еще ребят на здешнем фонтане…
– На каком?
– Помнишь бассейн перед музеем? Ну вот, посреди него, вверху, стояли три девчонки, мяч над собой держали, вроде глобуса. А на стенке бассейна был целый хоровод, будто первоклассники на переменке. Держатся за руки и пляшут. И они все были не белые, а раскрашенные, в разноцветном. Говорят, как живые… Их тоже… Это еще когда меня на свете не было, но я видел на старой фотокарточке…
– Жалко…
– Да… Ладно, идем дальше.
Дальше было много всякого. Кремневые наконечники, ржавые мечи и кольчуги, изрытые оспинами пушки на колесах, как у телег, могучие кожаные книги за стеклом, портреты бородатых знаменитостей, старинный глобус, модель деревянной крепости, что когда-то стояла на Большом Лопуховом острове, коллекции местных минералов, сундуки с коваными замками и множество расписных глиняных свистулек и кукол – продукция народных промыслов (в том числе Игиной мамы).Степка смотрела на это без скуки, но и без большого интереса. Иге казалось, что она все еще думает про скелета Мотю. Или про отпечаток Жориной ноги.
Настоящий интерес появился у Степки, когда она увидела «гостиную в доме среднего городского чиновника 19-го века». В темноватом зале был отгорожен просторный угол с мебелью, лампой и очень похожими на живых людей фигурами. У стола сидел похожий на Чехова мужчина и, отодвинув от очков газету «Губернскiя вhсти», беседовал с улыбчивой внимательной женщиной – видимо, с женой (у нее были белые манжеты на темных рукавах, кружевной воротничок и гладкая прическа с валиком на затылке). Два мальчика – один в гимназической курточке, другой в матроске – устроились на изогнутом диванчике с блестящей полосатой обивкой. Склонились над большой книгой. Тот, что в матроске, был с торчащими непослушными волосами, как у Генки Репьева, а другой – с прической-ежиком (видимо в гимназии длинные волосы были запрещены). Они сидели, сдвинувшись плечами. Сразу видно – дружные братья. А ближе всех к зрителям сидела на полу девочка лет семи – в розовом платье с бантами и оборками, с длинными золотистыми волосами ниже плеч, круглощекая и пухлогубая. Возилась с разложенными на половицах куклами.
Ига заметил, что Степка смотрит на девочку с грустной ласковостью. Может быть, завидовала про себя этой не ведавшей горя дочке и сестренке…
Ига по-хозяйски шагнул через плюшевый шнур-ограждение, подошел к невысокому комоду, где вздымал граммофонную трубу-рупор коричневый ящик с диском. Умело закрутил ручку.
– Ига, не надо, попадет… – выдохнула ему в спину Степка. Он только плечом повел: ты же, мол слышала, что здесь – можно. И опустил на пластинку головку с иглой. Игла зашипела, и труба вдруг взревела жестяным басом:
На земле весь род людской
Чтит один кумир священный.
Он царит во всей вселенной!
Тот кумир – телец златой…
Степка аж присела. Приложила растопыренные пальцы к ушам (еще плоским, нездешним).
Ига позволил граммофону допеть куплет, снял с диска мембрану и важно разъяснил:
– Это знаменитый певец Шаляпин, он больше ста лет назад жил. Ария Мефистофеля…
– Кого?.. – не опуская рук, пискнула Степка.
– Мефистофеля. Был такой черт, вредный, но остроумный… Помнишь, он на кинокамере отпечатан? Она так и называется «Мефист о ».
– Помню… Ига, давай пойдем сейчас к Валентину Валентинычу. Только возьмем дома киноленту.
– Сегодня же воскресенье! Это музей по выходным работает, а «Два рыцаря» на замке. Валентиныч, небось, копается нынче на грядках в своем огороде…
– Ну, тогда завтра!
– Завтра пойдем. Только после обеда. С утра у нас в школе праздник «Последний звонок».
2
Утром пришлось надеть отглаженные светло-серые брюки, голубую рубашку и синий в белый горошек галстучек. Накануне Анна Львовна попросила:
– Постарайтесь хоть раз в году выглядеть цивилизованными людьми…
Это относилось к мальчишками с их украшенными бахромой штанами и потрепанными футболками. Девочки – те всегда «цивилизованные».
Ради Анны Львовны на что не пойдешь! Особенно в последний школьный день. Ига перед зеркалом со стенаньями разодрал гребнем свои каштановые космы. На косой пробор…
Потом стал ждать Степку.
Степка не была пока записана ни в какую школу. Перед отъездом с прежнего места ей заранее выдали свидетельство об окончании второго класса. И, чтобы она не скучала, Ига вчера сказал:
– Пойдем к нам на «Последний звонок». Будет интересно.
Степка поежилась:
– Все будут разглядывать, хихикать: кто такая, незнакомая…
Ига в сердцах сказал:
– Где ты раньше жила? С дикарями, что ли?.. Кто будет хихикать, зачем? Пришла девочка со знакомым пацаном, что такого? Скажут «репивет»…
– У меня уши не здешние, не лопухастые.
Ига пообещал почти всерьез:
– Я тебе их надеру сейчас, и сразу станут какие надо.
Она тут же согласилась пойти. Только сказала, что не знает: пустит ли ее бабушка.
– Она говорила, что, может быть, мы с утра на рынок пойдем. Если велит, пойду, помогать-то надо…
– Тогда я к тебе забегу после школы.
– Ага…
Степка не пришла. Видать, не отпустила бабушка. Это слегка царапнуло Игу, но не встревожило. Пошла внучка с бабкой на рынок, что страшного…
Праздник устроили в просторном сквере перед фасадом школы. Сперва все шло по давно заведенному порядку. Лопухастые первоклассница и первоклассник, сидя на крепких плечах выпускников позвонили в украшенный бантом колокол (он висел над крыльцом). Потом директор Вера Евгеньевна пожелала выпускникам удач на экзаменах, а остальным радостных и бесконечно долгих каникул. Все размашисто, от души, хлопали ладонями. А гусь Казимир Гансович хлопал белыми крыльями. Он сидел на решетчатом заборе сквера. Казимир Гансович любил общественные мероприятия на открытом воздухе и старался их не пропускать.
Школьный хор слаженно спел посвященную выпускникам кантату:
День этот светел, но с капелькой грусти,
Мы не забудем его никогда.
Кто-то учиться пойдет в Ново-Груздев,
Кто-то в другие совсем города…
Потом все расселись на вытащенных из школы скамейках и стульях. Начались концертные номера. Танцевальная группа «Репейчата» сплясала перед школьным крыльцом танец «Рыжики и кнамы». Ребята из студии «Семеро козлят» показали сценку «Вовочка и медсестра». В конце ее медсестра, вооружившись громадным шприцем, повела Вовочку за ширму. Оттуда раздался очень натуральный визг, некоторые даже заерзали…
