Патрик Несс - Вопрос и ответ
— Но назвали тебя «той самой девочкой»?
— Да. И госпожа Койл потом весь день меня сторонилась.
— Госпожа Баркер… — задумчиво протягивает Мэдди. — Но чего они хотят этим добиться?
— В смысле? — не понимаю я.
— Эти целительницы входили в Городской совет, когда председателем была госпожа Койл. А Баркер до сих пор в нем состоит. То есть состояла, пока город не захватили. Но с чего они… — Мэдди умолкает и припадает к окну. — Последняя четверка пошла!
Я выглядываю: по дороге маршируют четыре солдата.
Если Мэдди не ошибается, идти надо сейчас.
Если не ошибается.
— Готова? — шепчу я.
— Конечно нет! — с испуганной улыбкой отвечает Мэдди. — Но все равно пойду.
Она разминает руки, чтобы они не так сильно дрожали.
— Мы только посмотрим, — говорю я. — Глянем одним глазком и тут же вернемся обратно — сама не заметишь.
Мэдди все еще выглядит ужасно напуганной, но кивает:
— Я в жизни ничего подобного не делала!
— Не волнуйся, — говорю я, поднимая окно. — Я на этом собаку съела.
РЁВ города, даром что спящего, прекрасно заглушает звук наших шагов: мы неслышно крадемся по лужайке. В ярком свете двух лун над нашими головами, кажется, можно читать.
Мы пробираемся к придорожной канаве и прячемся в кустах.
— Теперь что? — шепотом спрашивает Мэдди.
— Ты сказала, что через две минуты пойдет следующая пара.
Мэдди кивает:
— Да, а потом еще один семиминутный перерыв.
В это время мы с ней начнем двигаться вдоль дороги, стараясь не отходить далеко от кустов, — посмотрим, насколько близко нам удастся подойти к радиобашне. Если это вообще радиобашня.
А там будем ориентироваться по ситуации.
— Ты как, нормально? — шепчу я.
— Да, — отвечает Мэдди. — Мне страшно, но весело!
Я ее понимаю. Мы сидим в канаве среди ночи, это безумие, это очень опасно, но я чувствую, что наконец-то занята делом, что моя жизнь — в моих руках. Я чувствую это впервые с тех пор, как выбралась из больничной койки.
Наконец я делаю что-то для Тодда.
С дороги раздается хруст гравия, и мы пригибаемся еще ниже: мимо проходит двое солдат.
— Вперед! — шепчу я.
Мы распрямляемся, насколько хватает храбрости, и быстро бежим вдоль канавы — прочь от города.
— Ay тебя остались какие-нибудь родственники на кораблях? — шепчет Мэдди. — Кроме мамы с папой?
Я слегка морщусь — лучше б она помалкивала, но так ей, видимо, проще справиться со страхом.
— Нет, но я многих знаю. Брэдли Тенча — он главный хранитель на «Бете», и Симону Уоткин с «Гаммы» — она умница.
Дорога плавно поворачивает, и канава вместе с ней — впереди показывается перекресток.
Мэдди прибавляет шагу:
— Значит, ты хочешь связаться с Симо…
— Ш-ш! — Кажется, я слышу какой-то звук.
Мэдди подходит и вплотную прижимается ко мне. Она вся дрожит от страха и часто-часто дышит. Сегодня я без ее помощи не справлюсь — только она знает, где находится башня, — но в следующий раз уж точно пойду одна.
Потому что если вдруг что-то случится…
— Ладно, все нормально, — говорю я.
Мы медленно выходим из канавы и переходим дорогу, все время озираясь по сторонам и как можно мягче ступая по гравию.
— Куда это мы собрались? — раздается голос.
Мэдди охает у меня за спиной. У дерева, беззаботно прислонившись к стволу и скрестив ноги, стоит солдат.
Даже в темноте я вижу, что одной рукой он лениво держит винтовку.
— Не поздновато для прогулок, а?
— Мы заблудились, — выдавливаю я. — Отстали от своих…
— Ну-ну. Так и я подумал.
Он чиркает спичкой о молнию на бушлате. В свете пламени я успеваю разглядеть имя, вышитое на грудном кармане: «Сержант Хаммар». Он закуривает.
Курение запрещено приказом мэра Прентисса.
Но на офицеров запрет, похоже, не распространяется.
К тому же любой офицер без Шума может запросто спрятаться в темноте.
Он делает шаг вперед, и мы видим его лицо. За сигаретой — безобразная широкая ухмылка, противней я в жизни не видела.
— Ты? — В его голосе слышится узнавание. Сержант поднимает винтовку. — Та самая девчонка! — выплевывает он.
— Виола? — шепчет Мэдди, прячась за моей спиной.
— Мэр Прентисс меня знает, — говорю я. — Вы не посмеете меня тронуть!
Он затягивается сигаретой: вокруг так темно, что от огонька у меня перед глазами остается яркий след.
— Президент Прентисс тебя знает, — уточняет сержант. Затем переводит взгляд и дуло винтовки на Мэдди: — А вот тебя — вряд ли.
И тут, не успеваю я и слова вымолвить…
Без всякого предупреждения…
Словно для него это так же естественно, как дышать…
Сержант Хаммар спускает курок.
9
ВОЙНЕ КОНЕЦ
[Тодд]— Севодня твоя очередь засыпать яму, — говорит Дейви, бросая мне канистру с известью.
При нас спэки никогда выгребной ямой не пользуются, но с каждым днем она растет и воняет все сильней — приходится засыпать ее известью, чтобы бороться с запахом и инфекцыями.
Надеюсь, с инфекцыями она борется лучше, чем с запахом.
— Когда уже будет твоя очередь? Почему опять я?
— Потомушто у па ты любимчик, но главным он все равно назначил меня! — Дейви мерзко ухмыляется.
Я плетусь к яме.
Дни проходят один за другим: двух недель уже как не бывало.
А я до сих пор живой и вапще все довольно сносно.
(а она?)
(как она?)
Мы с Дейви каждое утро ходим к монастырю, где он «следит» за работой спэклов — они сносят заборы и выпалывают кусты ежевики, а я целыми днями подсыпаю им корм, которого все равно недостаточно, без толку чиню колонки и заваливаю известью выгребную яму.
Спэклы молчат и ничего не делают, чтобы спастись. Их полторы тысячи — мы наконец пересчитали, — а в загоне, где они живут, не поместилось бы и двухсот овец. Охраны стало больше: солдаты стоят на каменной стене, целясь между рядами колючей проволоки, — но спэклы даже не думают устраивать бунт.
Они терпят. Они выживают.
Как и весь Нью-Прентисстаун.
Каждый день мэр Леджер рассказывает мне, что видит в городе, пока собирает мусор. Мужчины и женщины пока живут раздельно, налоги выросли, появились новые указы о том, как надо выглядеть, какие книги жители обязаны немедленно сдать и сжечь. В церковь теперь тоже ходить обязательно — но не в собор, понятное дело.
И всетаки жизнь в городе понемногу налаживается. Открылись магазины, по улицам снова ездят повозки и ядерные мопеды — я даже видел парочку ядерных автомобилей. Мужчины работают. Плотники плотничают, пекари пекут, фермеры вазделывают землю, дровосеки заготавливают лес, кто-то даже добровольно вступает в армию — новых солдат легко отличить по Шуму, потомушто им еще не дают лекарство.
— Знаешь… — сказал мэр Леджер однажды вечером, и я заранее увидел, о чем он думает — мне эта мысль раньше не приходила в голову, я попросту ее не допускал. — Все не так уж плохо. Я-то готовился к резне. Думал, меня убьют, а потом сожгут и весь город. Капитуляция — не самое благородное решение, но Прентисс, видать, не соврал. — Он встал и поглядел на Нью-Прентисстаун. — Быть может, война в самом деле закончилась.
— Ай!!!
Не успеваю я дойти до ямы, как раздается визг Дейви. Оборачиваюсь. К сынку мэра подошел спэкл.
Он тянет вверх длинные белые руки и начинает цокать, показывая на место, где его собратья только что снесли забор. Он цокает и цокает, показывая на пустые поилки, но понять его нельзя — Шума-то больше нет.
Дейви подходит ближе, тараща глаза и сочувственно кивая. Губы растянуты в зловещей улыбке.
— Да-да, понимаю, вы хорошо поработали и хотите пить. Конечно, конечно, спасибо, что обратили на это мое внимание, большое спасибо, весьма признателен. И вот мой ответ!
Он с размаху бьет спэкла в лицо прикладом пистолета. Слышится хруст костей, и спэкл падает на землю, держась за подбородок, суча длинными ногами в воздухе.
Вокруг нас поднимается волна цоканья, а Дейви вскидывает пистолет и наводит его на толпу. Охрана на заборе тоже поднимает винтовки. Спэклы шарахаются назад, а раненый все еще извивается на траве.
— Знаешь что, Тодд? — спрашивает Дейви.
— Что? — Я не свожу глаз с раненого спэкла, мой Шум дрожит, точно лист на ветру.
Он оборачивается ко мне с пистолетом наготове:
— Хорошо быть главным!
Каждый божий день я готовлюсь к концу света.
И каждый божий день он не наступает.
И каждый божий день я ищу ее.
Я высматриваю Виолу с колокольни, но вижу внизу только марширующих солдат и работающих людей — ни одного знакомого лица, ни одной знакомой тишины. Высматриваю ее на улицах — по дороге в монастырь и обратно, — разглядываю окна домов в женском квартале, но ее нигде нет.
