Питер Леранжис - Восстание Весперов
И он должен на ней когда-нибудь жениться?
Как бы не так, папочка! Век этому не бывать, господин Лукас Кэхилл! Да лучше всю жизнь гнусом просидеть на шее волосатого борова! Во-первых, принцессе Марии Тюдор всего десять! Она на целый год младше… И во-вторых, другой такой дуры на всем свете не сыщешь. Он это точно знает.
И, к тому же, она вечно сует свой нос не в свои дела.
И вдобавок, пахнет бузиной.
Не говоря уж о том, что она просто уродина.
Мисс Клещ — гувернантка-бородавка — намертво вцепилась в пальцы принцессы и, прижимая к животу корзину с фруктами, ворчала о высоких ценах на рынке. Что она притворяется?! Зачем, вообще, королевской гувернантке деньги?
Дождавшись, когда принцесса оглянулась, он быстро засунул палец себе в нос, вытащил из него козявку и вытер ее об крыжовник. Она высунула ему язык, скосила на нос глаза и с презрением отвернулась.
Пора.
Он прыгнул, отвернул воротничок ее платья и бросил ей за пазуху тритона. Бедное животное последний раз прощально посмотрело на свет, после чего исчезло в бездне шелков и кружев.
О, как сладки эти звуки!
Ничего прекрасней он не слышал! Принцесса упоительно визжала, а мастер Винтроп тем временем философски рассматривал какой-то любопытный экземпляр плода фигового дерева.
— Что-то не так? — повернувшись, спросил он.
Ха-ха-ха! Вот умора, смотреть, как эта тетка роется в ее юбках! Это даже смешнее, чем сама Мэри с перекошенной физиономией!
— Мастер Винтроп Кэхилл!! Вы плебей! Мой отец отрубит вам голову! — пищала принцесса, вертясь вокруг себя и прыгая на одной ножке.
Винтроп покатывался со смеху, когда неожиданно прилавок с тем самым крыжовником с козявкой и любопытными фигами упал и перевернулся вверх тормашками.
Смех замер.
— Вор! Вор! — завопили торговцы, и визг принцессы потонул в криках толпы. — Держи его, хватай!
Между телегами мелькнула серая неуловимая тень. Грабитель!! Через всю площадь в него полетели яблоки с дынями. Восхитительно! Винтроп в восторге даже забыл о принцессе. Визжащая Мэри, рыночный вор — что еще нужно для счастья?
Вдруг он почувствовал на руке змеиную хватку.
— Не отставайте, молодой человек! — прошипела мисс Клещ.
Она ткнула в него своим бородавчатым пальцем и, не расставаясь с корзиной, потащила за собой восхитительно сопливую принцессу с наполовину расстегнутым лифом и торчащей из-под подола нижней юбкой. Гувернантка швырнула их в карету, по-видимому, перепутав с фруктами.
— Пошел, Эдвард! — трескучим голосом скомандовала она.
Кучер взмахнул хлыстом, и они пустились вскачь.
Мастера каретного дела при дворе короля Генриха VIII поработали на славу. И королевский экипаж летел по проселочным дорогам Англии, словно по воздуху. Рыночная площадь осталась позади, и хотя Мэри с гувернанткой спустили на него всех собак и при этом обе были просто уморительны, Винтропу не терпелось узнать, чем там все-таки кончилось дело. Вдруг карета подпрыгнула. Сердце Винтропа забилось в радостном предвкушении — неужели они переехали чей-то труп? Он повернулся назад и выглянул в заднее окно кареты. Но увы! Ничего, кроме дорожной пыли там не было.
И только он повернулся, чтобы сесть на место, как заметил какое-то серое пятно. Он вытянул шею, чтобы заглянуть в самый нижний угол экипажа.
И встретился с парой огромных, прямо на него уставившихся глаз.
Это же вор с базарной площади! Он сидел, скрючившись на задней подножке, завернувшись в серый плащ и надвинув на лицо войлочный шлем с прорезями для глаз. Вор испуганно смотрел на мастера Винтропа, глазами моля о пощаде.
Впрочем, не он. А она. Тонкая шея, длинные пушистые ресницы в прорезях шлема… Определенно она…
Что за чудесный день! Да за этого бродягу, как пить дать, назначат награду. И кучер Эдвард раздуется, как индюк, от гордости!
Винтроп улыбнулся бродяжке и подмигнул.
«Не бойся», — одними губами сказал он.
Он перебрался вперед и подсел ближе к кучеру. Не забыв «случайно» наступить ногой на туфельку принцессы.
— Винтроп-Бородавочник! — пискнула она.
— Кровавая Мэри! — оскалился он.
Карета снова подпрыгнула. Мастер Винтроп кинулся назад и прилип лицом к заднему окну — в придорожных зарослях мелькнула серая тень и метнулась к старому дубу на опушке леса. Издалека Винтропу показалось, что этот старый узловатый дуб с наростами и расселинами похож на чудовище с поднятыми к небу костлявыми руками, исполняющее какой-то страшный безумный танец.
— Дрянной, дрянной, дрянной! — Старый Вильямс тащил его за руку.
Хотя дело это было нелегким. Галереи и переходы дворца Пласентия, в котором проживал король Генрих VIII, были устланы мягкими персидскими коврами.
— Последний раз я был четырежды дрянной и один раз испорченный, — хохотал мастер Винтроп. — И еще… не-год-ный! Что бы это ни было…
Вильямс заохал, заахал и слегка потянул его за мочку уха.
— Эхе-хе-хе… ну что вы такое натворили, что теперь эта милая, добрая старая мисс Клещ ушла со двора? Пятая гувернантка за три месяца! Ну как мы теперь найдем новую кандидатку в такой короткий… А где Харгров? Харгров обещал привести новую кандидатку! И представить ее на суд короля.
— От мисс Клещ воняет, как от пукающего бородавочника на смертном одре, — ответил Винтроп. — Даже после того, как она примет ванну.
— Этакий вы прохвост! Негодник! Скверный, гнусный мальчишка! — ворчал Вильямс, крутя головой и выглядывая Харгрова.
— Гнусный… — повторил Винтроп. — Как это великолепно!
Войдя в прихожую покоев короля, Вильямс преобразился. Он весь подобрался, втянул живот, выпятил, насколько подобает случаю, грудь и стоял так, не шевелясь — ну, один в один каменный идол! Он, слегка придерживая Винтропа за локоть, придал лицу положенное обстановке выражение, крякнул «Кхм!» и «Позвольте доложить!».
Двери были распахнуты, и из прихожей было видно господина, который находился в покоях короля. Высокого, широкоплечего, с каким-то лютым взглядом немигающих глаз и длинными черными волосами. В широкой черной мантии с застежкой на груди. Его ниспадающая до пола мантия образовывала красивые складки и эффектно развевалась, когда он прохаживался вдоль строя заключенных. Господин впился взглядом в первого. У коренастого преступника не хватало нескольких зубов, руки почернели от несмываемой грязи, а кудри спутались и торчали в разные стороны.
Винтроп был в восторге. Он любил приходить к отцу на работу.
— Так, говоришь, не крал овцу у хозяина? — повторил Лукас Кэхилл низким резким голосом. — Так, говоришь, на огороде работаешь?
Голос у коренастого задрожал.
— Да, милорд… Ах ты, леший! Это все лис, он, проклятый, по ночам шалит, милорд! Это он, бестия рыжая, он овцу загубил, он, кровопивец!
— Ну да, да, конечно. — Лукас обошел кругом коренастого. — А ты в это время сидел дома и изучал хорошие манеры и грамматику.
Мастер Винтроп хихикнул, и Вильямс приложил к его рту свою узловатую, пахнущую хорошей пудрой ладонь.
Неожиданно Лукас сделал вокруг себя пируэт, взял арестованного за руку и поднес ее к своему лицу.
— Ваше Величество! Если это руки человека, который работает на земле, то почему, в таком случае, они пахнут овчиной?! Почему теперь и моя кожа запахла жирной овечьей шкурой?
Челюсть коренастого отвисла, глаза забегали.
— Я… я…
— Ха-ха! Великолепно, Кэхилл! — зааплодировал ему король. — Отрубить этому голодранцу голову!
«Голодранец» бросился перед ним на колени.
— Милорд! Ребятишки у меня… Пятеро парнишек, один другой малей! Жена шестым ходит! Голод, голод — все он, вражина треклятая! Не губите, милорд! На коленях прошу! Пощадите!
— Пятеро сыновей? — переспросил король.
Улыбка слетела с лица короля Генриха, и глаза его заволокло слезами. Мастер Винтроп не раз видел эти превращения, случающиеся с королем. Король мечтал о сыне. Это была самая большая мечта его жизни. У него пока был только один ребенок — Мария. В соответствии с Правом наследования престола, трон мог не передаваться дочери, даже если она по старшинству была первой или единственной в очереди на престол. В то время, как сын короля всегда был первым наследником. Король Генрих настолько отчаялся иметь сына, что обвинил во всех несчастьях свою супругу — королеву Екатерину Арагонскую, дочь короля Испании. Генрих считал, что ее преследует проклятье. Он уже несколько лет добивался от Церкви разрешения на развод и мечтал жениться на другой даме — Анне Болейн. Он надеялся, что она даст ему наследника.
— И не один сын, а целых пятеро? — тихо повторил король. — Ты счастливый человек, бедняк! И король милосерден! Я приговариваю тебя… к трем дням работы… в тюремном дворе!
Лицо коренастого просветлело. Он улыбался во весь свой беззубый рот. Стража увела его из дворца, а он все кричал и кричал славу королю.
