Юлия Галанина - Трое из Города
Сначала им шагалось легко, но потом склон резко устремился вверх, и друзья сразу поняли, почему Кряж называют Неприступным: пройдя по крутогору локтей пятнадцать-двадцать, они без сил падали в мох.
Немного отдышавшись, вставали, и снова шли, цепляясь за камни, стволы и траву. Сердце скакало в груди, лямки мешков резали плечи и тянули назад, вниз, а ноги ныли и казались чугунными. Поднимать и переставлять их с каждым шагом было все тяжелее.
Мухомор предупреждал, что так и будет и не надо рваться из последних сил. Как и в любом деле, тело постепенно втянется, нужно лишь время. Но даже с этим утешающим знанием подниматься было тяжело. Очень тяжело.
Наконец, лес кончился, и начались камни вперемешку с островками мха, трав и кустов.
Идти стало легче: хотя бы потому, что данюшки увидели, как высоко они поднялись. Среди леса, росшего на склоне, им казалось, что они топчутся на одном месте.
Теперь же они поняли, что прошли половину подъема. Крутогоки, Подгорки и Бугорки отсюда виделись связками разноцветных бусин. Вдалеке зеленели Непролазные Чащобы. Затычка похвастался, что разглядел даже Дозорную Башню, но Шустрик ему не поверил.
Они выбрались на гребень, поднимавшийся к вершине Кочки. Справа склон скатывался в сторону Оползня, слева – в распадок Драконовы Зубы. Там вырывались из нагромождения камней цепочки острых скал, действительно напоминавшие зубы какого-то чудища.
На саму макушку Кочки, укрытую снегом, данюшки решили не лезть, обойти ее со стороны Драконовых Зубов.
Пошли левым склоном.
Налетал холодный ветер и до дрожи пробирал разгоряченные подъемом тела. Пришлось надеть плащи.
Еще два часа – и друзья оказались на гребне первой горной цепи Неприступного Кряжа. По одну сторону лежала долина Мерона, по другую – нескончаемая страна гор.
Данюшки пристроились у больших валунов, чтобы укрыться от ветра и не маячить на глазах у пирров.
Нужно было найти стоянку чужаков.
В четыре глаза Затычка и Шустрик осматривали долину.
Неожиданно лагерь обнаружился у самой воды: они не раз и не два скользили взглядами по стланиковой рощице, не замечая там ничего живого.
Но мохнатые ветви раздвинулись, три нагруженных тюками чужака осторожно перебрели на тот берег Безымянки. И направились к началу подъема на удобный перевал во второй горной цепи.
Навстречу троице с перевала спустились другие пирры, приняли груз и пошли наверх.
Друзья следили за удаляющимися фигурками.
– Ну что, пойдем вниз или здесь подождем? – спросил Затычка, ежась от залетающего за валуны ветерка.
– Давай тихонько к Безымянке спустимся и там по зарослям поближе подберемся, – предложил Шустрик, который тоже изрядно продрог.
Спуск занял немного времени – расстояние от гребня до реки было в три раза меньше, чем высота склона, по которому они поднялись на хребет.
Когда на рассвете Мухомор провожал Шустрика с Заточкой, он сказал много мудрых вещей. И в том числе: “Подниматься легче, чем спускаться”.
Сначала данюшки не поверили ему, но, спустившись, и сидя на камнях у реки, они решили, что Мухомор прав. Ноги просто стонали от напряжения и свежие синяки противно ныли.
Берега Безымянки покрывали заросли стланика. За плотным переплетением ветвей не было видно земли.
– Пойдем по кромке воды. Лезть в стланик неохота, а если что – мы быстро в него нырнуть сможем! – предложил Шустрик.
– Угу! – коротко согласился Затычка.
Солнце зависло над Кочкой.
Данюшки знали, что в горах темнеет раньше, чем на равнине и с тревогой поглядывали на солнечный круг.
Речка петляла меж валунов, поблескивая солнечными искорками, что-то бормоча на речном языке. И за очередным поворотом Шустрик с Затычкой увидели Полосатика, мирно сидящего на нагретом за день валуне.
Полосатик болтал в лужице босыми ногами, словно находился у Нового Моста в воскресный день, а не по соседству с лагерем пирров.
– Наконец-то! – как ни в чем не бывало, встретил он друзей. – Особо не орите от радости, но и шептать не надо. Речка хорошо заглушает звуки, нас не услышат.
– Ничего себе прием! – обиделся Затычка. – Мы, можно сказать, геройствуем на каждом шагу, а он “наконец-то”! Совсем зазнался, великий следопыт! Ты чего пятки полоскаешь? Чистота обуяла?
– Да сбил до крови! – Полосатик, морщась, показал им ногу. – Башмаки вообще в лохмотья превратились…
– Точно как Мухомор говорил! – заметил Шустрик, с облегчением сбрасывая мешок. – Ты голодный?
– Как догадался? – ехидно поинтересовался Полосатик, опять опуская ногу в воду.
– С трудом! – Шустрик распутал завязки мешка и вынул из него пирожки с мясом, которые вчера после блинов напекла неутомимая бабушка Затычки.
Шустрику показалось, что Полосатик проглотил первый пирожок целиком, не жуя, а второй и третий – раскусив пополам и только.
Четвертый пирог Шустрик другу не дал.
– Или жуй! – потребовал он. – Или ни фига не получишь! И вообще, может тебя нельзя сейчас пирогами кормить, а сначала нужно морковку какую-нибудь дать, или свеклу вареную… Для аппетита!
– Фу-у… – скривился Полосатик и прорычал: – Отдай пирог, а не то ухо откушу!
– Ты, наверное, ушами врагов питался? – подхватил Затычка, шаря в своем мешке.
– Ага! – Полосатик отобрал четвертый пирог у Шустрика, но вгрызался в тесто уже медленнее.
– Кстати, – сказал он, управившись с едой, – пирры, почему-то, разобрали повозки, вместо того, чтобы бросить. И тоже подняли наверх. Попытались провести перевертышей, но те в гору не пошли. Тогда они спокойно их закололи, вырезали лучшие куски, а остальное так и бросили на полянке. Меня там чуть не вырвало.
– А почему “чуть”? – поинтересовался Затычка, доставая из мешка глиняную склянку и четыре пары обуви.
– А в животе ничего не было, вот и не вырвало! – просто объяснил Полосатик. – Я уже и траву жевать приноравливался, и листья. Только оскомину набил! И вот что интересно: все барахло они таскают сами, пленников почти не нагружают и с общей цепи не снимают. Жутковато мне что-то от такой заботливости… Забияка плох – у него, по-моему, рана на голове глубокая, он еле идет. А принцесса ноги в кровь сбила – ее бальные туфельки еще хлипче, чем наши парадные башмаки. Я ночью хотел подобраться, но не вышло. Они на каждый шорох кидаются, чуть тесаком мне не прилетело!..
– Давай-ка свои пятки сюда! – потребовал Затычка.
Он раскрыл склянку и принялся мазать стертые места целебным мухоморовым бальзамом.
– Ты, никак, забыл, сколько у меня ног! – присвистнул Полосатик, глядя на шеренгу башмаков. – Я же тебе не сороконожка какая-нибудь!
– Мерь, умник! – отрезал Затычка. – Подбирай по ноге, а то еще больше собьешь! По всей деревне собирали…
* * *По горной стране пирры перемещались медленно. День они потратили на то, чтобы перевести пленников и перенести весь скарб за второй перевал, где остановились на ночлег.
Данюшки решили заночевать на месте их старого привала.
В большой яме под прикрытием пушистых стланиковых ветвей они развели костер. Легкий дымок затерялся в ветвях, и снаружи его нельзя было заметить. Стараниями Шустрика сварилась похлебка, и закипел чай. После целого дня изнурительных подъемов и спусков еда показалась данюшкам невообразимо вкусной. За ужин Шустрику присвоили титул Короля Поваров.
Наевшись, они затушили костер, наломали веток и забрались под густой куст стланика, как под навес. Устроив ложе, растянулись на нем и безмятежно уснули.
…Ночью первым проснулся Полосатик. Сел.
Он уже привык спать вполглаза, и кожей чувствовал опасность.
На душе у Полосатика было тревожно, но спросонья он не мог понять, почему. Оглядывался и прислушивался.
Небо было глубоким, темно-синим. Ярко светили звезды.
Привычно шумела Безымянка. Но не только она.
Скрип…Хруст…Треск…
Звуки доносились со стороны Оползня.
Кто-то приближался к месту их ночевки.
Полосатик толкнул Шустрика и Затычку, прошептал проснувшимся друзьям:
– Тихо, сюда идут!
Данюшки напряженно замерли, боясь пошевелиться.
Шаги слышались все ближе и ближе. Раздались голоса.
Парочка пирров догоняла своих. К удивлению данюшек, пирры говорили на понятном языке. Чужаки ругались.
– Говорил я тебе, Рваный, раньше надо было выходить! Не пришлось бы по темноте кости ломать на каменюках!
– Заткнись, Шрам! Надо было проследить до конца, чтобы эти с равнины не сунулись за камень! Не люблю я вас, натереров! Вам бы только свою задницу поудобней пристроить, а на остальное плевать!
– Ты наши задницы, Рваный, не трожь! Мы за твоей любовью не гонимся! Натереры своим умом живут, и что там о нас всякие дикие ромбы думают, мы плевать хотели! Понял?!
– Ты меня на “понял” не бери! Мне плевать, что ты там чирикаешь! Я получил задание, и я его выполнил! Войско ушло из Предгорья и ради этой новости я готов хоть в кромешной тьме на карачках в лагерь ползти, так вот, недоносок!
