Владислав Крапивин - Алые перья стрел
— Липа!
— Соничка!
— Моя дорогая…
— Мы не виделись сто лет… Соничка, ты не боишься, что твой дом сково совсем съедет в овуаг? Тебе нужна новая кваутива. Ты ветеван театвального дела!
— Мне предлагают однокомнатную, но нужна еще комната для коллекции, а ее не дают. Даже смеются!..
— Какое бессеудечие!.. Соничка, мы по делу. Вот два моих юных таланта…
— Какие чудесные дети! Входите, милости прошу…
— …Садитесь, мои милые, — пригласила Софья Александровна, когда оказались в доме.
Но садиться было некуда. Всюду — на диване, на стульях, на столе были шляпы (и на стенах, конечно!).
— С ума сойти… — шепотом сказала Маша.
— У нее здесь, наверно, даже шапка-невидимка есть, — так же таинственно отозвался Алешка.
Пока две старые подруги вели в сторонке беседу, состоявшую из неразборчивых фраз и восклицаний, Алешка и Маша оглядывались. В комнате, кроме шляп, было немало интересных вещей. Старинные подсвечники, граммофон с трубой-репродуктором, фарфоровые статуэтки, вставшая на дыбы фаянсовая лошадь на комоде. Алешка хотел разглядеть лошадь поближе, шагнул… Ой!.. Из-под наваленных на комоде треуголок, канотье и киверов выскочил большущий кот.
— Мальчик, не бойся, это Казимир… Казимир, негодник!.. Он такой сорванец, хотя уже в годах…
Алешка и не боялся. И на Казимира не смотрел. Он увидел нечто более интересное. Шляпы рассыпались и открыли стеклянный ящик, похожий на аквариум. Но за стеклом не было ни рыб, ни воды. Там стояла модель парусного корабля.
Алешка прилип к комоду. Рядом дышала Маша.
— Какой замечательный, — шепнула она у Алешкиной щеки, глядя на кораблик.
— Это клипер-фрегат…
Маша придвинулась еще ближе, ее волосы защекотали Алешкино ухо.
— Хочешь, признаюсь?.. Я, когда была маленькая, хотела стать моряком…
— А сейчас?
— Ну, сейчас… Я понимаю, что девочек не берут…
— Иногда берут. Я кино смотрел про женщину-капитана.
— Я знаю… Но это трудно. А тогда я думала, что легко. Мне казалось, что для этого главное — чтобы был матросский воротник, остальное само собой получится. Даже ревела, просила у мамы платье с таким воротником. И добилась… Это в первом классе было…
— А у меня и сейчас матросский костюм есть. Мама купила прошлым летом, когда мы в Ялту ездили. Воротник большой, будто синий флаг. Когда хлопал на ветру, казалось, будто крылья…
Они, сдвинув головы, смотрели на маленький клипер.
— Паруса обвисли, — вздохнул Алешка. — Ветер им нужен. А здесь только пыль да тараканы…
— Да кукушка… — вздохнула Маша, оглянувшись на старинные часы. Там высунулась из окошечка облезлая пичуга и один раз нерешительно сказала «ку-ку».
Алешка на часы не взглянул, по-прежнему смотрел на кораблик.
— Я вообще не понимаю, как он здесь оказался? Это же корабль, а не шляпа…
Софья Александровна и Олимпиада Викторовна говорили о своем:
— Представляешь, Липочка, они предложили мне за настоящий гусарский кивер времен Павла Первого дырявое мексиканское сомбреро…
— Какое повазительное невежество…
Алешка набрался смелости и громко сказал:
— Софья Александровна, извините, пожалуйста. Не могли бы вы сказать, откуда у вас эта модель?
— Ах, какой славный мальчик… Да-да! Это интересная вещь!
Правда, у меня она случайно. Много лет назад здесь жил квартирант, старичок, он ее и сделал. Потом он умер, а кораблик остался у меня. Очень милая вещица, но я в таких не разбираюсь… Телестудия предлагала мне за нее металлический шлем четырнадцатого века, но он оказался подделкой…
А кораблик с обвисшими парусами словно прислушивался к разговору…
Целую стопу разнообразных шляп (в том числе и широкополую, с перьями — для принца) Алешка и Маша принесли в свой «театр». Вмиг все головные уборы разошлись по рукам. Точнее, по головам.
Олимпиада Викторовна хлопала ладонями.
— Ти-хо! Пвизываю всю твуппу к вниманию! Начинаем сцену, когда пуинц делает Золушке певвое пвизнание…
Принц и Золушка (уже в бальном платьице) оказались на сцене.
Принц с деревянным стуком встал перед Золушкой на колено.
— Дорогая! Как только я увидел вас, мое сердце…
— Нет-нет! — затрясла кистями рук Олимпиада Викторовна, — Ты любезничаешь, как лихой д’Автаньян со случайно увиденной гоуничной. Гововить надо туогательно! Очень туогатель-но. А пока получается, будто в голове у пуинца ветев…
Алешка стоял у края сцены. На принца смотрел он, прямо скажем, без симпатии. И бес дернул Алешку за язык.
В головеПод шляпою из фетраОчень много пустоты и ветра.Свищут тамНорд-осты и зюйд-весты.Для ума там не осталось места, —
отчетливо продекламировал Алешка. И сразу примолк, но было поздно. Наступила неприятная тишина.
Олимпиада Викторовна сурово глянула на дерзкого нарушителя творческой дисциплины.
— У тебя оч-чень злой язык. Ты мешаешь уаботать. Выйди, пожалуйста, ты не занят в этой сцене.
Алешка ушел за кулисы, сел на фанерный королевский трон, подобрал с пола забытую кем-то рапиру. Стал чертить на пыльном полу слово «Маша». Но спохватился и быстро исцарапал буквы.
Стало слышно, что репетиция закончилась. Принц и Маша появились из-за кулис.
— Ничего у нас не получается, — надув губы, сказала Маша.
— Конечно! Из-за таких вот «поэтов»! — Принц мотнул перьями шляпы в сторону Алешки. — Лезет под руку. Стихоплет недорезанный…
— Ты полегче, — напружинился Алешка.
— А ты не указывай! Раньше за дурацкие стихи человека прикалывали к стенке…
— Ты меня на дуэль, что ли, хочешь вызвать? — обрадовался Алешка.
— Был бы ты не трус, вызвал бы…
— Я трус?! — вскочил Алешка.
— Мальчики, не смейте, — сказала Маша. И отошла в сторонку.
Принц изящным движением отбросил отстегнутый плащ, выхватил шпагу. Алешка с готовностью встал напротив, уперся концом рапиры в пол, слегка согнул клинок. Принц с полной уверенностью в победе бросился в атаку. Алешка легко закрылся от выпада и клинком сбил перо со шляпы принца. Маша на всякий случай ойкнула. Несколько секунд шел бой, и за эти секунды принц понял, что недооценил противника. Он вновь кинулся в решительную атаку, Алешка, шагнув в сторону, пропустил принца под рапирой и, развернувшись, вытянул его по худому бархатному заду. Принц взвыл, подскочил, делая движения ногами, словно едет на велосипеде. Потом отшвырнул шпагу и кинулся к Алешке с кулаками.
— Что?! Здесь?! Пвоисходит?! — Это возникла Олимпиада Викторовна.
— А чего он лезет! — плачущим голосом свалил вину на Алешку бессовестный принц. — Размахался тут…
Олимпиада Викторовна с шипеньем вобрала воздух и вытянула палец:
— Вон! Навсегда!
— Ну и пожалуйста, — сказал Алешка.
Маша догнала Алешку во дворе, они медленно пошли рядом.
— Я так растерялась… Даже не смогла ей объяснить, что ты не виноват.
— Да вот еще! Больно надо объяснять! — Главное, что Маша была рядом и сочувствовала. — Проживу без этого кружка…
— Мне там тоже не нравится. Да и времени не хватает. Но что делать? Если я уйду, сорвется премьера…
— Нет, что ты! Тебе нельзя уходить!
— А ты… нисколько не жалеешь, что больше не будешь ходить в кружок?
Алешка набрался смелости:
— Жалею… Потому что теперь буду редко тебя видеть…
После этого он не посмел поднять голову и на ходу разглядывал свои кроссовки. Маша сбоку глянула на него, улыбнулась.
— У меня через три дня день рождения. Придешь? К трем часам.
— Приду, конечно!.. Только… а кто еще придет?
— Ой, да совсем немного народу будет! Две девочки из моего класса, двоюродный братишка, он скрипач… Ну и двое-трое из кружка…
— А этот… принц? Он тоже придет?
— Да ну его!
Был вечер. Алешка сидел у лампы и что-то писал. Когда подходила мама, он старался спиной прикрыть от нее тетрадку.
— Да не смотрю я, не смотрю… Хотя раньше ты не скрывал от меня свои сочинения.
— Ну, это… не совсем такое, как раньше… — пробормотал Алешка.
— А! Наверно, чересчур лирическое…
Алешка сильнее прежнего съежил плечи. Мама понимающе усмехнулась и вышла. Оглянувшись на дверь, Алешка снова согнулся над тетрадкой. Забормотал, перечитывая текст:
Машка… ты, как ромашка в траве.Добрая очень и славная…Как хорошо, что на свете ты есть —Это самое главное…
Посидел, снова посмотрел через плечо на дверь. Все-таки покусывала совесть за то, что не показал маме. Но как покажешь такое?
