Юрий Томин - Карусели над городом
– Я думаю вот что... – сказал наконец Алексей Палыч. – Он уже отключился. Ему сейчас столько лет, на сколько он выглядит.
– А зачем он нам тогда нужен? – спросил Борис.
– Но ведь дело вовсе не в том, что он нужен нам, а в том, что мы ему нужны!
Борис промолчал.
Это означало, что с Алексеем Палычем он не согласился. Борис был не против того, чтобы мальчик совершил какое-нибудь чудо. Иначе зачем было тащиться в такую дорогу?
Вообще, люди испокон веков ожидали сверху только чудес. Сначала от бога. Но бог ничего, кроме молний и ураганов, не присылал.
Тогда стали ждать чудес из других миров. В книгах сотни пришельцев прилетали на Землю – каждый со своими фокусами. И вот примчался один – прямо к Борису. И ничего не принес. Если не считать дырки в стекле. Но такие чудеса Борис мог делать и сам.
– А теперь давай его покормим, – сказал Алексей Палыч.
Борис возражать не стал. Он включил электроплитку. Алексей Палыч разбавил молочную смесь дистиллированной водой. Когда смесь стала теплой, он тщательно ее размешал и понес к мальчику.
– Все-таки спокойный мальчик, – сказал Алексей Палыч. – Другой на его месте давно бы кричал от голода. Сейчас, сейчас мы его покормим, – сказал Алексей Палыч, обращаясь уже к мальчику, таким тоном, каким, по его мнению, нужно было разговаривать с голодным ребенком.
– Не покормим, не покормим, – отозвался мальчик.
– Кушай, это вкусно, – сказал Алексей Палыч, поднося ложку.
– Не кушай, не вкусно, – отозвался мальчик, отталкивая ложку.
Борис рассмеялся.
– Нечего смеяться, – огрызнулся Алексей Палыч, – сам таким был.
– Сроду таким не был, – сказал Борис, с удовольствием наблюдая, как учитель вытанцовывает возле мальчика.
– Кушай, а то Палыч рассердится, – пригрозил учитель.
– Не кушай, не Палыч, – с восторгом сказал мальчик. Эта игра явно ему понравилась.
– Может быть, ты хочешь сам? – спросил Алексей Палыч.
– Сам, – неожиданно согласился мальчик.
Алексей Палыч с торжеством посмотрел на Бориса.
– Добром, – сказал он, – можно добиться от ребенка чего угодно. На, – сказал Алексей Палыч, протягивая мальчику ложку.
– На, – сказал мальчик и залепил кашей Алексею Палычу в переносицу.
Алексей Палыч медленно выпрямился. Он достал из кармана платок и стер кашу.
Борис, опираясь спиной о шкаф, постепенно сползал на пол. Он уже не смеялся, а тихо постанывал.
– Что здесь смешного? – строго спросил Алексей Палыч.
– К-ка... – простонал Борис, – к-каша...
– Ну, каша. Что – каша?
– К-каша... горячая?
– Это не имеет никакого значения, – сухо сказал Алексей Палыч.
– Извините, Алексей Палыч, – проговорил Борис, понемногу успокаиваясь. – Я просто никогда такого не видел.
– Будешь сам отцом – увидишь.
– Но вы же не отец, – возразил Борис. – За что же вас – кашей?
Алексей Палыч взглянул на мальчишку, застывшего с поднятой в руке ложкой, и неожиданно для себя рассмеялся:
– А он понимает, что провинился. Смотри, какой у него виноватый вид.
И, словно в ответ на эти слова, мальчик сказал:
– Я больше не буду.
– Вот и прекрасно! – обрадовался Алексей Палыч. – Будешь хорошим мальчиком?
– Не буду.
– Не будешь хорошим мальчиком?
– Буду нехорошим! – И глаза мальчишки лукаво блеснули.
Второй тайм Алексею Палычу начинать не хотелось. Он догадывался, что игру эту все равно не выиграть. Борису тоже уже не было смешно.
– Пускай лучше он подключится, – посоветовал Борис.
– Это от меня не зависит, – сказал Алексей Палыч. – Давай подумаем насчет одежды.
– Алексей Палыч, – неуверенно сказал Борис, – это я, конечно, так... просто сейчас в голову пришло... Может быть, сделать так, чтобы его отозвали?
– Почему? – спросил Алексей Палыч. Спросил так, будто ему важен был не сам ответ, а важно было понять, что за человек перед ним.
– А какая от него польза?
– А какая польза была от тебя в этом возрасте? Или, допустим, от меня?
– Это все понятно, – сказал Борис. – Но мы ведь ниоткуда не прилетали. Неужели он прилетел сюда, чтобы кашей бросаться?
– Боря, – сказал Алексей Палыч, – я не имею права ни к чему тебя принуждать. Ты свободен. Но я дал слово.
– А я слова не давал. Вы будете молчать и никого не обманете, а я могу сказать и тоже никого не обману. И – привет. И никакой одежды не нужно.
– А то, что он сейчас нас слышит, не имеет значения?
Борис взглянул на мальчика.
Тот сидел прямо, внимательно взглядывая то на Бориса, то на Алексея Палыча.
– Пускай он тогда скажет, что понимает.
Мальчик молчал. Вид у него был чрезвычайно серьезный.
– Ну, скажи что-нибудь, – обратился к нему Борис.
Мальчик молчал. Что-то не по-детски напряженное было в его позе. И еще – глаза: расширившиеся, застывшие в ожидании. Такие глаза бывали у Сереги, когда Борис заносил над ним руку.
Борису почему-то стало неловко.
– Насчет одежды... – сказал он. – Я бы мог принести чего-нибудь Серегино, но ведь ему будет велико.
– С одеждой мы выкрутимся, – сказал Алексей Палыч. – Может быть, я даже сегодня успею съездить в одно место.
Но в этот день Алексей Палыч никуда не успел. Как раз в этот день вечером обнаружила Анна Максимовна пропажу продуктов, и Алексей Палыч не решился уйти из дома.
И это хорошо, что не решился, потому что на следующий день, когда Алексей Палыч и Борис скрывались в лесу от пожарников, в лаборатории кое-что изменилось.
День 3-й
Голубой силуэт с голубыми иголочками
На следующий день, решив, что пожарный инспектор уже закончил обход школы, Алексей Палыч и Борис направились в лабораторию.
Они хотели заглянуть на минутку, после чего Алексей Палыч собирался поехать на ближайшую от Кулеминска станцию за одеждой. Покупать одежду в Кулеминске было чистым безумием. Молодые продавщицы когда-то учились у Алексея Палыча, а не очень молодые учили у него своих детей сейчас. Конечно, не все они знали, какого возраста у учителя внук. Но всех и не надо, достаточно одной.
После вчерашней беседы с мальчиком Алексей Палыч не так уж боялся, что в его отсутствие с ним что-то случится. Если те сумели "отозвать" ребенка, брошенного в реку, то, наверное, и этому не дадут погибнуть.
На этот раз в портфеле учителя на всякий случай лежали две булочки с маком и четыре сосиски, купленные в школьном буфете.
– Вот что, Боря, – сказал Алексей Палыч, подойдя к школе. Пройдись-ка ты по этажам на всякий случай, вдруг он еще не ушел.
В школе было пусто и тихо. Но проникнуть дальше вестибюля Борису не удалось. Его атаковала Ефросинья Дмитриевна, которая тряпкой вытирала пол.
– Ты куда? – сказала она грозно.
– Я? – Борис думал недолго. – Я в кабинет физики. Учитель велел прибор принести.
– Это какой еще прибор?
– Физический.
– Понятно, что физический. А какой такой учитель? – спросила Ефросинья Дмитриевна, хотя прекрасно знала какой.
– Алексей Палыч, – покорно ответил Борис.
– Куда принести?
– К нему домой.
– Как же ты в кабинет попадешь, ломать будешь, что ли?
– Он мне ключ дает.
– А разве это порядок, чтобы ученикам ключ давали?
– Вы же знаете, что я ему помогаю.
– Ничего я не знаю, – сказала Ефросинья Дмитриевна, хотя прекрасно знала и это. – Мне вот никто не помогает, одна на всю школу.
– А в школе больше никого нет?
– Кто ж тут сейчас может быть? И не пущу никого. И учителя твоего не пущу. Вам бы только топтать. Вон, пожарник только что ушел, шлялся тут по чистому, наследил хуже медведя. Теперь ты будешь топтать?
– Тогда я не пойду, – сказал Борис.
– Ладно уж, иди, только ноги вытри.
Но задача была выполнена, идти наверх не имело смысла.
– До свидания, – сказал Борис, направляясь к выходу.
– Борька, – пригрозила вдогонку Ефросинья Дмитриевна, – я матери-то скажу.
– Что вы скажете? – спросил Борис от двери.
– А вот... это самое...
– Не говорите, пожалуйста, – попросил Борис.
– Чего не говорить? – с интересом спросила Ефросинья Дмитриевна.
– А вот... это самое...
Борис вышел, оставив Ефросинью Дмитриевну без последнего слова. Неуместная эта шуточка еще отольется двоим заговорщикам, ибо неясное, крошечное подозрение зародилось в голове Ефросиньи Дмитриевны. Что за подозрение, она не знала сама. Просто возникла и связалась в уме цепочка: Борис – кабинет – Алексей Палыч – пожарный инспектор.
После условного стука дверь в подвал отворилась, и Борис увидел растерянного Алексея Палыча, который молча посторонился, пропуская Бориса.
Лаборатория выглядела так, будто в ней повеселилась парочка обезьян. На столе и под столом валялись перепутанные провода. Из приборов на столе была сложена башня, грозившая вот-вот развалиться; инструменты, раньше аккуратно развешанные над верстаком, теперь были разбросаны по полу; даже шкаф был сдвинут со своего места.
