Владимир Малов - Поваровка под колпаком
Теперь он был своей стихии.
– Переключаю на нее прием сигнала. Веду к станции, посмотрим, что там делается. Потом на шоссе, потом по всему поселку пройдемся…
Лаэрт-первый с горящими глазами следил за его манипуляциями на пульте и, чувствовалось, вот-вот он начнет задавать вопросы.
Разумеется, так и случилось.
– Послушай, а мини-телекамеры эти ты патентовал где-нибудь?
– Да нет, – отмахнулся Лаэрт-второй. – Для меня это так, развлечение, отдых. Ну и потом сын Михаил постоянно под наблюдением, Верочка может не беспокоиться. Он на своей машине куда только не уезжает. Вдобавок я так устроил, что с помощью телекамеры сам при необходимости могу взять на себя управление. Если надо вернуть его домой, так я сам…
– Здорово! – восхитился Лаэрт-первый. – Я о таком пока даже не думаю. Сейчас я работаю… В общем, если аккумулировать энергию в один сгусток, то можно с помощью такого заряда легко и просто…
– Знаю! – подхватил Лаэрт-второй. – Еще бы мне этого не помнить! Взрыв даже в школе однажды был, правильно? Но ты пока и не представляешь, что у нас потом из этой идеи получилось. Тут, брат, такие возможности!
– Молодые люди! – строго оборвала готовую было начаться научно-техническую беседу Александра Михайловна. – Есть сейчас вещи поважнее! Как я понимаю, то, что сейчас происходит в дачном поселке, уже все мировое сообщество волнует.
– Включаю видеокамеру, – виновато сказал лауреат Нобелевской премии.
На мониторе появились крыши дач, сады, улицы. Казалось, телепередача ведется с низко летящего вертолета.
Лаэрт-второй немного помолчал, но потом опять не сдержался и продолжил объяснения: – Скоростью телекамеры можно управлять. Можно вообще ее остановить.
И точно, изображение остановилось. На экране застыла шиферная крыша, утопающая в вишневом саду.
– Здесь Иван Спиридонович Тимофеев живет, он в МАДИ преподает английский язык. А сосед у него, – телекамера зависла над соседним участком, где самым видным объектом был огромный кирпичный гараж, начальник почтового отделения. Вообще у нас в поселке много интересных людей. Кинокритик, тренер команды бобслеистов. Даже композитор, соседям от его рояля житья нет.
Мини-телекамера медленно двинулась дальше.
– Вот магазин, сюда Иван Иванович раньше за продуктами ходил. Рядом живет не знаю кто, дальше тоже не знаю. А еще, – лауреат Нобелевской премии оживился, – у нас такой способный парнишка есть! Школу в двенадцать лет закончил, сейчас на втором курсе института, беседуешь с ним и радуешься. Посмотреть на него хотите?
– Посмотрим, когда понадобится, – отрезала Александра Михайловна.
Телекамера, подчиняясь манипуляциям Изобретателя на пульте, поднялась выше. На мониторе появилась железнодорожная станция.
Тут, как и следовало ожидать, творилось что-то несусветное.
На платформах и на путях было черным-черно от людей. За станцией тоже было полно народу. Но две темные массы были разделены узкой пустой полоской. Так и хотелось назвать ее нейтральной полосой на государственной границе.
По другую ее сторону на рельсах были не только люди, но и длинная череда стоящих впритык друг к другу электричек.
Лаэрт-второй опустил камеру ниже, и крупным планом стали видны лица людей.
По обе стороны нейтральной полосы они были одинаково ошарашенными. Собственно, подумал Костя, какие иные чувства должны испытывать люди, оказавшиеся в подобной ситуации?
Радости мало: с одной стороны никак не можешь выйти за пределы невидимого кольца, а с другой никак не войдешь. Хотя кому-то сейчас наверняка нужно позарез выбраться наружу, а другим попасть внутрь.
Люди все-таки пробовали преодолеть преграду: ощупывали невидимый барьер руками, надеясь найти в нем прореху, двигались вдоль него вправо, влево. Со стороны такие движения могли показаться даже забавными: ничего нет, а руки, видно, упираются во что-то твердое, и вообще похоже на какой-то нелепый танец без музыки.
Кстати, оказалось, что преграда не мешала переговариваться – люди с той и другой стороны, судя по движению губ, обменивались растерянными репликами.
– Давайте вдоль этой невидимой загородки пройдем, если можно, распорядилась Александра Михайловна, и Лаэрт-второй снова взялся за клавиши пульта.
Выяснилось, что люди, пытавшиеся одолеть непроходимый барьер, были везде – и и в поле, и на лесной просеке, и на берегах маленькой речки.
На шоссе Москва-Санкт-Петербург повторилась примерно такая же картина, как на станции, только вместо электричек к горизонту уходила вереница остановившихся автомобилей.
Потом опять преграда проходила по полям лесам, пересекла в другом месте шоссе, потом железную дорогу – здесь тоже стояли электрички. И наконец круг замкнулся, мини-телекамера вернулась к станции.
– Неужели так-таки ни одной дырки нет? – вопросил Петр. – Да так не бывает, в любом заборе обязательно есть. Может, в лесу где-нибудь…
– В этом наверняка нет, – ответила Александра Михайловна. – Этот забор не люди ставили.
В подвальный этаж-лабораторию откуда-то донесся слабый гул. Было похоже, что над Поваровкой кружит вертолет. Петр, а за ним и Костя мигом опять оказались на открытой террасе. И точно, вертолетов оказалось даже два.
Темно-зеленые стрекозы, очевидно, хотели совершить посадку внутри невидимого круга, и никак не могли, их тоже сдерживала невидимая преграда, от которой они отскакивали, словно мячики от стенки.
Покружившись над поселком минут десять, пилоты решили должно быть не испытывать больше судьбу: машины набрали высоту и улетели, гул их скоро замолк вдали.
– Мы в самой настоящей ловушке, – мрачно констатировал Петр, – отсюда не выберешься. И не знаешь, что теперь надо делать. Вот это хуже всего!
– Надо ждать, – сказал Костя, – что-нибудь да будет. Должно быть, совсем скоро.
Оказалось, что он не ошибся, потому что уже в следующую минуту на узкой лестнице, ведущей в подвал-лабораторию, появился всклокоченный и озабоченный Лаэрт-второй.
– Спускайтесь скорее! – взмахнул он рукой. – Люк надо закрыть, как следует.
– Еще что-то случилось? – хмуро поинтересовался Петр.
– Быстрее, быстрее! – не отвечая на вопрос, поторопил Изобретатель. Каждая секунда дорога.
Спустившись вниз, Петр и Костя застали такую картину: все напряженно смотрели на монитор. На его экране происходило что-то совсем уж удивительное – люди, только что толпившиеся у внутренней стороны невидимого барьера, теперь уходили от него, возвращаясь в поселок.
Лица у всех были беспредельно отрешенными, друг на друга никто не смотрел, никто ни с кем не разговаривал.
Те, что остались по другую сторону прозрачной стены, провожали уходивших ошалелыми взглядами. Вскоре на станции и на путях внутри невидимого кольца вообще никого не было.
Сверху донесся глухой удар, это Лаэрт-второй затворил над собой тяжелый люк.
Александра Михайловна на мгновение оторвалась от монитора и поймала вопрошающий взгляд внука.
– Приборы у Лаэрта Анатольевича, – объяснила она, – уловили какое-то излучение совершенно неизвестного происхождения. Бог его знает, как оно может воздействовать на живой организм, так что на всякий случай мы решили экранироваться. Лаэрт Анатольевич говорит, что пол первого этажа у него залит бетоном, возможно, это послужит защитой. Над тем же, откуда излучение направлено, головы, сами понимаете, ломать не надо. Кстати, Лаэрт Анатольевич, не взглянуть ли нам еще раз на наш туристский лагерь?
На мониторе исчезла опустевшая станция, появилась поляна с двумя палатками.
Но ничего ровным счетом не изменилось в лагере псевдо-туристов. По-прежнему горел там костер, варилось что-то в котелке, и один из пришельцев перебирал струны гитары.
Лаэрт-второй медленно вел мини-телекамеру над улицами, над садами и огородами, над дачами Поваровки. Иногда он с ювелирной точностью заводил камеру в раскрытое окно какого-нибудь дома и кружил по комнатам.
И на экране монитора высвечивались, сменяя друг друга, поразительные картины.
Казалось, по поселку прошлась молниеносная неведомая эпидемия, поразившая всех без исключения людей необыкновенной болезнью: все они словно бы окаменели и застыли без движения в самых разнообразных позах сидели за столами на террасах или в комнатах, стояли возле своих калиток или прямо посреди улицы.
Неожиданная напасть сразила местных жителей поодиночке и целыми группами, похоже было, кто-то выключил их из жизни в один и тот же момент.
Зловещая картина дополнялась замершими автомобилями, сиротливо брошенными детскими игрушками, мячами, ракетками от бадминтона.
Зрелище было столь удручающим, что даже Лаэрт-второй примолк. Он ничего больше не объяснял, а молча нажимал на пульте клавиши. Подчиняясь его манипуляциям, камера продолжала кружиться над впавшей в столбняк Поваровкой.
