Лев Кузьмин - Капитан Коко и Зеленое Стеклышко

Глава первая

СТРАНА МОЕГО ДЕТСТВА

Я живу в солнечной квартире. На моём столе груда бумаг и глубокая чернильница. Я макаю в чернильницу перо, беру лист бумаги и всё время пишу. Пишу с утра до вечера. Такая уж у меня работа.

Но прошлым летом в городе наступила страшная жара, чернила в чернильнице высохли, писать стало нечем — и я собрался в отпуск.

Я сложил бумаги в стопу, плотно закрыл письменный стол, сказал соседям «до свидания» и укатил далеко-далеко.

Я уехал в самый любимый уголок Страны Моего Детства!

Там всегда хорошо. Там шумят четыре миллиона сосен, зеленеют над грибными полянами сто двадцать тысяч берёз и течёт одна-разъединая речка Нёндовка, чистая, неглубокая — как раз для ребячьего купания.

А за речкойПо светлой горушке,По травеК теремку-избушкеТропка вверх повороты вьёт.Та избушка ходить не может,У избушки нет курьих ножек —Очень ласковая старушкаПрипеваючи в ней живёт!Есть на всё у старушки уменье,И друзей самых добрых не счесть:В теремок по утрамВареньяПрилетают шмели поесть.И ведут себя тихо, скромно,Не толкутся, не точат жал.Раз к старушке медведь огромныйПрямо из лесу прибежал!Но и онГоловою косматойНе мотал,Не ревел что есть сил,А касторки больным медвежатамСмирно,Вежливо попросил.Мишка ахал и охал горько,И конечно жеСразу онПолучил пузырёк с касторкойДа ещё и медку бидон!Целый день там,С утра до заката,Самых лучших гостей полно.В избу солнечные зайчатаТак и прыгаютЧерез окно!И не зря…Та старушкаВатрушкиПечь умеет на зависть всем:Глянешь раз —Откусить захочешь!А откусишь —Язык проглотишь! Понарошку,Не насовсем.

Вот какая старушка живёт в Стране Моего Детства!

И это, конечно, моя бабушка — самая на свете добрая волшебница.

Как только я с нею встречаюсь, как только приезжаю к ней, вокруг меня и со мной самим непременно случается что-нибудь интересное.

Вот и сейчас, не успел я прикрыть за собой калитку, не успел обнять бабушку, как вдруг — чик-бац! ой-ой-ой! — произошло что-то странное.

Мой собственный пиджак стал мне очень велик, из брюк и туфель я прямо вышагнул на траву, а чемодан сразу потяжелел вдвое и вырвался из рук.

Сначала я испугался, но потом сообразил: это бабушка устроила так, что я снова стал маленьким, таким, каким был в детстве!

Я засмеялся и сказал:

— Ну что ж, бабушка, тогда помогай мне. Ведь силы-то у меня тоже убавилось.

Вдвоём мы затащили чемодан в избу, и там на него сразу же уселись солнечные зайцы. Бабушка поцеловала меня в макушку:

— Умница, Лёвушка! Наконец-то ты хоть на время, да покинул свой город. Наконец-то отдохнёшь по-человечески! Беги в светёлку, открой сундук и оденься как полагается мальчику…

При слове «сундук» я подпрыгнул на месте, крикнул «ура!» и помчался в светёлку. В светёлке почему-то оказался петух. Тот самый петух Петька, который в прошлом году выклюнулся из яйца на печи. Он похаживал по крашеным половицам и что-то высматривал около сундука, а когда я хлопнул дверью — выскочил в раскрытое окошко.

Но про петуха я позабыл сразу. Я торопился к сундуку. И неспроста!

Старый бабушкин сундук всегда притягивал меня, как притягивает большой магнит маленькую иголку. Притягивал не потому, что был красиво расписан жёлтыми и красными цветами, а потому, что я знал:

Добром чудесным он набит!Чего в нём только нет!Калоши. Банки. Пузырьки.Бумажки от конфет.Шпагат. Сапожная игла.Утюг. Дверной засов.Часы без стрелок и стекла.Пружина без часов.И неизвестно чей портрет.И школьный мой пенал.Ошейник пса…Но пса здесь нет,Сюда он не попал!Зато под ворохом калошХранится зонтик тут;Его раскрыть — и он похожНа гулкий парашют!А если надо, парус онЗаменит хоть сейчас:Его над чудо-сундукомЯ поднимал не раз.И яхтой быстрою сундукЛетел в морской рассвет,И крепкий шторм свистел вокруг,И чайки мчались вслед.Я мог бы новый путь открытьВокруг земли вполне!Да жаль, в такую даль уплытьНе разрешают мне…

Только я чуть задержусь, бабушка кричит:

— Ну что ты там застрял! Не придавило ли тебя крышкой, упаси господи?

Вот и теперь я услышал то же самое и опять не успел как следует налюбоваться бабушкиными сокровищами.

Я быстренько сунул в сундук свой городской костюм, надел короткие трусы, лёгонькую майку, попробовал поскакать на одной ножке и вдруг подумал: «Хорошо бы мне остаться таким подросточком на весь отпуск! Хорошо бы на все эти дни сделаться мальчиком настоящим, а не в шутку».

А бабушка вновь заторопила меня:

— Садись пить чай да рассказывай про своё городское житьё-бытьё. Ведь у тебя, наверное, полно всяких новостей.

Я сел за стол, положил в стакан ложку варенья, потом добавил ещё две и задумался: какие же самые важные новости лучше всего рассказать?

Может, о моей работе и о том, как опустела чернильница?

Но в голове у меня будто что-то щёлкнуло, и я выпалил:

— А в городе, у нас на крыше, подрались воробьи! Один воробей свалился в трубу и вылез оттуда чёрным-пречёрным, весь в саже!

Выпалил я эту новость и покраснел. Вот, думаю, сморозил так сморозил! Важнее ничего придумать не мог!

Но бабушка посмотрела на меня без усмешки и сказала:

— Ая-яй! Вот бедняга воробей, каково-то ему теперь, чумазому!

И тут меня как ветром понесло! Я начисто забыл о своей работе и, торопясь и обжигаясь чаем, рассказал:

во-первых, про знакомого чемпиона по боксу, который год тому назад поздоровался со мной за ручку;

во-вторых, про то, что ребята нашего двора сделали из пустых банок заправдашнюю ракету и запустили бы её в космос, если б ракету не отобрал дворник;

в-третьих, про то, что у нас в зоопарке катают мальчишек и девчонок на лошадке-пони всего за одну маленькую монетку, а иногда и бесплатно.

А дальше… Я не помню, что рассказывал я дальше, но было нам с бабушкой очень хорошо. Слушали мои россказни и солнечные зайчишки. Они сидели на самоваре, на самом ярком месте, и подмигивали мне. Они, наверное, хотели сказать: «Как славно быть маленьким не в шутку, а по-настоящему!»

Но это я знал теперь и без них.

Глава вторая

ПЕТУШИНАЯ ТАЙНА

Когда чай был выпит и новости рассказаны, бабушка прилегла отдохнуть, а я выскочил на крыльцо.

Мне не терпелось поскорее обежать, осмотреть все знакомые уголки Страны Моего Детства.

Первым делом я заглянул в огород. Там пахло укропом, смородиной, там всё зеленело и поспевало. Вокруг тонких колышков завивался горох. Рядом, на самой земле, из-под широких резных листьев выглядывали крепенькие огурчики. Они сами просились в рот, и я наклонился над грядкой.

Но тут до меня донеслись очень подозрительные звуки. В дальнем конце огорода, в густой крапиве, словно бы кто-то разговаривал.

Я подумал: «Не мальчишки ли забрались в огород?» — и на цыпочках стал подкрадываться к тому месту. А потом опустился даже на четвереньки и увидел среди волосатых стеблей крапивы тёмный лаз. Обжигаясь и оцарапывая колени, я пополз по нему.

Голоса приближались. Я полз бесшумно, как индеец-охотник. И вот увидел впереди лужайку, а на лужайке множество кур. Над куриной толпой возвышался бабушкин петух Петька. Он стоял на опрокинутой кадушке и… разговаривал с курами на человеческом языке!

Я притаил дыхание и стал смотреть, слушать: что же происходит?

Петух царапнул по дну кадушки лапой, выпятил грудь, сказал:

— Уважаемые дамы курицы! Уважаемые петушки! Всем ли охота выслушать меня?

— Ох! Охота! Куд-куда как охота! — ответили куры и придвинулись поближе к кадушке.

— Чив-чито вы! Чив-чито вы! Очень охота! — прочивкали цыплята и встали впереди своих мам.

Петух ещё круче выпятил грудь, заложил крылья за спину, громко произнёс:

— Так вот, уважаемые! Всем вам давным-давно известно, что я петух не совсем нормальный… То есть, я хочу сказать, не совсем обыкновенный! Вы согласны со мной?

— Ко-конечно! Ко-конечно! Ведь вы же вывелись не под ко-корзиной в курятнике, а на бабушкиной печке. А это удаётся не каждому! — прококовали две рябенькие курочки, Петькины сестрицы.