Александра Сашнева - Тайные знаки

— А может быть, это ты их взяла, Аурелия? — спросила Марго таким голосом, будто комментировала за кадром милый романтический фильм. — Взяла и потратила на что-то, о чем не можешь сказать Лео? Подумай, стоит ли тебе рисковать таким образом? Ты думаешь, что ты одна знаешь, как действуют резиновые мячи?

Фраза подействовала на Аурелию ошеломляющим образом.

Ау вздрогнула, побледнела, задрожала и начала задыхаться. Ее прямо подбросило в воздухе. Марго без труда увидела, как по позвоночнику хозяйки пробежал сгусток тока и, взорвавшись в голове, рассыпался подобно фейерверку. Еще чуть-чуть и запахнет паленым!

— Я?! Я? — Аурелия вращала выкаченными глазами. — Я?

Задыхаясь от возмущения и скрежеща зубами, она побежала в кабинет Лео. Она чем-то хлопала и грохотала там, и в конце концов выскочила с револьвером.

— Сейчас я тебе устрою! — пообещала Ау, взводя курок. — Ты отдашь деньги, проклятая плутовка? — заорала она плотным фальцетом. — Или я стреляю!

Воздух пукнул и обвалился на голову тяжелым комом, будто шутник ударил по ушам двумя мешками с мукой и включил в ушах ультрозвуковой генератор. С потолка посыпалась пыль! Раздался первый удар маятника, и часы принялись за свою обязательную работу. Хотя и гораздо тише, чем обычно.

Все повернули головы и увидели, как и из башенки поползли тараканы. Несколько штук. Пять или шесть.

Второй удар часов.

Марго перевела взгляд на пол — по белой известковой пыли тоже наступали неровными рядами огромные черные тараканы. Они падали с потолка и со стен, стекаясь к Аурелии со всех уголков квартиры.

Третий удар.

Марго метнулась в коридор, по дороге сбивая стулья и спотыкаясь о путающихся под ногами собак.

Четвертый удар.

Старое зеркало (огромное старинное зеркало, с оплывшим от времени стеклом и потрескавшейся амальгамой) замедленно, как в рапиде поползло по стене вниз и, упав, рассыпалось множеством мелких осколков, поверх которых тут же хлынули черным потоком тараканы — за зеркалом оказалось целое гнездо — и весь этот поток устремился в разные стороны превращаясь в кишащий черный ковер.

Пятый удар.

Аурелия завизжала на ультразвуковой ноте, и опять нажала на курок. На этот раз пуля пролетела на кухню и пробила водопроводную трубу. Послышался звук бьющей ключом воды.

Шестой удар пропал, заглушенный выстрелом, поэтому сразу раздался седьмой.

Марго открыла дверь на лестничную клетку — и там ползло полчище тараканов.

Что-то тихо звякнуло за спиной, Марго оглянулась — кольцо-змейка, которое Марго подарила Аурелии на день рождения, ударилось об стену, отскочило и покатилось обратно через всю гостиную на балкон, сверкая среди черного полчища золотым скарабеем.

Восьмой удар.

Тараканы все ползли, их становилось все больше и больше. Лео хладнокровно курил в своем кресле. Аурелия опять подняла руку с «бульдогом» и злорадно оскалилась.

— Застрелю, мерзавку! — завизжала она и зажмурилась.

Марго вылетела вот из квартиры и побежала вниз, хрустя подошвами по панцирям насекомых, которые текли так же и по лестнице. А вслед ей часы играли жестянную песенку.

Дверь подъезда флегматично закрывалась за спиной.

Марго бежала по дорожке мимо старого велосипеда, мимо синей скамейки и кучи песка, в которой стояла задумчиво ковыряя в носу девочка новых нижних жильцов. Она смотрела на происходящее не без интереса, но без особого воодушевления. По ее лицу было видно, что ее все давно достали — еще до рождения — и больше всего она хотела бы, чтобы всех взрослых заменили на собак и кошек. Можно, конечно, не делать из них колбасу, но погрузить на корабль и отправить на Марс или Титан было бы самое то!

— Марго! — хрипныл голос Лео громогласно ударился в стены и зазвенел в стеклах домов.

Марго оглянулась.

— Я не верю в то, что это ты взяла деньги! — кричал Лео, наклонившись над перилами. — Можешь не волноваться, полиция тебе не угрожает!

Он стоял, лонясь над двориком, вцепившись руками в перила балкончика, и низкое заходящее солнце четко вычерчивало красно-черным цветом его тень на розовой стене дома, напоминающую силуэтом профиль Робеспьера. А по стене дома сыпались черные капли тараканов.

— Передавай привет комиссару Леграну, когда увидишь! — сказала Марго с циничной торжествующей ухмылкой.

Лео поправил волосы, и Марго заметила, что мсье Пулетт совсем седой. Лео вытер кровь с расцарапанной щеки и, помахав рукой, грустно улыбнулся. Как в кино.

Внутри опять раздался выстрел.

— Отбери у нее пушку! — посоветовала Марго старому журналисту.

Мсье Пулетт, решительно кивнув головой, побежал назад в квартиру.

На балкон сел огромный ворон, деловито потоптался, клюнул и, хлопая огромными крыльями, взлетел. В клюве его что-то сверкнуло. Колечко? Ну и черт с ним! Со всеми этими масонами, узлами и роботами!

«Д о с т а л и — и - и — и - и — и!»

Прощай, Аурелия! Прощай, Лео!

Вы, как смогли, приютили бедную русскую бездомную. Да! Марго — бездомна. Это надо честно признать. Она — бродяга, перекати-поле, странствующая монашка.

Но какой же русский не бездомен?

Но ведь дом ему — целый мир!

И плевать, что скулы Марго хранили следы почти всех восточных национальностей — татар, китайцев, якутов, казахов, а так же и западных — хохлов, поляков, французов, евреев, цыган. Родители Марго, их родители родителей Марго, и их родители, и родители тех родителей долго бродили по свету, чтобы выносить в себе две крученые спиральки — два гена (сорок шесть хромосом) — и соединив их, создать простую русскую девушку Елизавету Кошкину, которая, достигнув в свою очередь сознательного возраста, несознательно начала влипать в разные истории и ситуации и, таким образов, очутилась на родине одного из своих предшественников. И отчего ж бы ей не считать эту родину в некоторой степени своей?

Выйдя за калитку, Марго оглянулась последний раз.

Черные потоки сыпались по стенам розового дома, как семечки.

И девочка, дотоле ковырявшая в носу, осуждающе поджала губы, и взяв со скамейки ярко-розовую Барби, демонстративным шагом направилась к подъезду.

Марго поправила рюкзачок на плече и медленно поплелась, разглядывая побитые носки «бульдогов». Минут пять она брела по улице, а на перекрестке ее кто-то окликнул. И она оглянулась.

— Марго! — улыбаясь, махал рукой в открытом окне «Ланчи» Поль. — Привет! Ты куда?

Марго помялась, не зная, что сказать, а потом решительным шагом направилась к машине.

— К тебе в гости! — объявила она, плюхаясь на сидение. — Поехали!

— Поехали! Только мне нужно зайти к сестре! — сказал Поль. — Она позвонила мне час назад и очень настоятельно просила, чтобы я срочно приехал. Я бросил все и приехал!

— Час назад?! — изумилась Марго. — Значит она уже час назад… Хорошо! Давай заедем! Только… только знаешь что?

— Что? — Поль выжидательно вытянул шею.

— Что бы она про меня не говорила тебе, обещай мне, что сначала все узнаешь у меня, а потом решишь, кому верить. Идет?

— Обещаю, — сказал Поль грустно и развернул «Лянчу».

Он остановил машину около того кафе, в котором они пили кофе после вечеринки в «Эдеме».

— Посиди тут, — предложил Поль. — Выпей стаканчик пива, если хочешь. Я сейчас приду.

— Да.

Марго вышла из машины и, паройдя несколько шагов, устроилась на пластиковом стульчике. Бармен помахал ей как хорошей знакомой.

— Коньяк? — спросил он, напоминая ту историю с дождем.

— Пиво! — ответила Марго с вежливой улыбкой.

Бармен принес стакан и пепельницу и сделал звук ящика погромче. На музыкальном канале крутили клип про роботов.

Была ночь.

Катька вернулась с работы, но не ложилась, а приняв душ, ждала Эда. Он обещал зайти через полчасика. Басист, конечно, пытался отвертеться и предлагал перенести встречу на утро, но Катька умела вынудить. Она умела добиться своего даже от покойника. Эд уступил.

И сейчас Катька, чистая и легкая после душа, волнуясь, ждала басиста. А чтобы не переводить нерву попусту, перебирала пальцами клавиши, одев наушники на одно ухо.

Лампа ночника превращала комнату в картину Хранца Хальса. Катька стояла над клавой и никак не могла отвязаться от двух аккордов: F# и A#.

Все песни, которые Катька слышала до этого от своих коллег, с которыми ей довелось сталкиваться за кулисами различных тусовок, в остновном перепевали одни и те же слова. Ну с небольшими вариациями! Потому что Катька вертелась в попсе. А попса — это жвачка, которую до вас уже жевали.

Эта песня была живая.

Катька чувствовала, что и эти стихи про ветер выросли сами по себе, как вырастает бурьян на руинах, или цепкая сосенка на ветренном обрыве. И в том была их ценность и смысл. Катьке казалось, что человек, написавший слова, непременно несся в машине по полупустому ночному городу, и ветер вышибал слезы из глаз этого человека. И куда ехал этот человек? И кто он был? Почему-то это все очень не-все-равно было Катьке.