Первый шедевр - Яков Калинин
Последнее, что он успел подумать, прежде чем сознание его оставило…
Картина была прекрасной…
Глава 12: Фрагменты единого целого
Оливия очнулась, вся покрытая холодной испариной. Малышка в ее чреве сильно разволновалась, причиняя маме сильную боль. Она посмотрела на вторую половину кровати: Грегори так и не вернулся домой. Опять. Холодная постель душила ее полным разочарованием супружеской жизни. Оливия последние несколько недель чувствовала себя брошенной и ненужной.
Низ живота потянуло тупой болью, заставив Оливию сдавленно вскрикнуть. Она закусила подушку, чтобы не закричать сильнее, когда малышка в ней пнула ножкой. Слеза выкатилась и капнула на белую простынь, за ней последовала вторая и третья. Боль стала невыносимой.
– Грегори, черт тебя побрал! Где ты?!
На миг ей показалось, что маленькая пятерня уперлась в стенку живота с обратной стороны. Нет – не показалось! Ребенок внутри прижал лицо и маленькие ручки в стенке своей крохотной «квартирки», пытаясь выбраться наружу. Боль была нестерпима, у Оливии перехватило дыхание. Маленький обитатель ее тела показался отвратительно уродливым: она смогла рассмотреть глубокие глазные впадины, маленький носик и слишком большой рот, открытый в безмолвном крике.
Она не могла больше держаться зубами за подушку, громкий крик тут же отскочил эхом от покрашенных стен и оглушил ее. Оливия перевернулась на спину и оперлась о мягкое изголовье кровати, с ужасом она обнаружила окровавленные простыни под собой. Биение ее собственного сердца неотвратимо и ритмично выталкивало их из ее чрева все больше и больше крови. Пока…
Маленькая ручка вылезла из влагалища и уцепилась коготками за складки окровавленной простыни. Оливия закричала в ужасе, по ее телу пробежала дрожь, поразившая болью от кончиков волос до самых костей. Вторая ручка присоединилась к первой, они обе вцепились в простынь и силой начали вытягивать их обладателя наружу, разрывая чрево матери отвратительной, ужасной схваткой.
– Боже! Твою мать! Что ты за хрень! Грег! Грег! – завопила Оливия.
Существо буквально прогрызало себе путь к свободе. Его голова была слишком большая, но ручки, они были необычайно сильны для своих размеров. Оливия не рожала – чудовище само лезло на свет, разрывая влагалище в кровавое месиво. Огромная окровавленная голова существа с жиденькими черными волосами освободилась из чрева матери, а за ним показалось хлипкое тело с почти прозрачной розовой кожей, обильно покрытой черной кровью. Внизу живота оказалась огромная зияющая дыра.
Оливия, задыхаясь от боли и собственных криков, сквозь слезы глядела на собственное тело и существо. Оно ползло к краю кровати, устремленно и яростно двигая конечностями, как огромное членистоногое насекомое. Добравшись до края, оно остановилось и медленно поворачивало голову, не двигаясь телом. Мать существа проглотила крик и затаила дыхание.
Она ожидала увидеть, что угодно, хоть самого дьявола. Существо довернуло голову и ощетинилось маленькими зубками. У него было лицо Грегори. Маленькое окровавленное чудовище улыбалось ей мерзким оскалом, но стоило ей моргнуть…
Оно бросилось на нее.
Крик разорвал ночную темноту спальни. Оливия в ужасе смотрела сквозь тьму туда, где было существо, но не могла ничего рассмотреть. Мокрое от пота тело дрожало мелкой дрожью. Она, не отрывая глаз от края постели, ощупала живот: все было в порядке. Только простыня была мокрая. Наверное, от пота. Оливия оперлась на изголовье, пытаясь перевести дух, давая глазам привыкнуть к темноте, все еще смотрела перед собой. Ожидала атаки мерзкого существа, но постепенно приходило понимание, что это всего лишь сон. Но что-то темное все же было на простынях, она сощурила глаза и не поверила им. Тогда она полезла рукой под ночнушку, и провела между ног. На пальцах осталась кровь.
– Что? Нет! Нет-нет-нет… еще слишком рано! Боже! – запричитала Оливия.
Она перевалилась с края кровати и засеменила к телефону. Чертов Грег! Почему его нет в самый нужный момент. Мысль о муже пронзила ее образом чудовища с лицом Грегори, вызвав приступ отвращения и новой боли. Боже! Очередная схватка ее поразила, только она взялась за холодный пластик телефонной трубки. Трясущимися пальцами она набрала номер службы спасения.
– Служба спасения 911,– прозвучал женский голос диспетчера.
– Я рожаю, – борясь с болью произнесла Оливия. – Двадцать пятая неделя беременности…
– Мэм, где вы находитесь?
– Астория… 29-я стрит… Дом напротив… Архгх!
– Мэм, какой дом? Мэм? Вы одна?
– Одна, – слезы брызнули из глаз Оливии, трубка упала на пол.
Она села на корточки, прижавшись лбом к тумбочке. И молилась, чтобы диспетчер догадалась отследить звонок, а врачи успели приехать.
– Грегори, я тебя ненавижу…
* * *– Она… она великолепна, – произнес Грегори, осматривая сверху испещренное красными точками огромное полотно с призрачно белым силуэтом по центру.
Художник был с ног до головы покрыт засохшей кровью, он оставался абсолютно голым, несмотря на холод в неотапливаемой студии. Безжизненное тело Амира едва заметно покачивалось на тросах на самой вершине его потрясающего маятникового механизма, словно выжатый тюбик из-под краски. Уже абсолютно бесполезный.
– Когда закончишь дрочить на свою гигантскую менструальную подтирку, поразмышляй об утилизации своего лучшего друга детства. Уверен, что…
– Я позволял тебе говорить, гондон? – оборвал его Грегори.
– Ой! Что это! Малыш Грегори выпустил коготки? – Тим скрючил окровавленные пальцы наподобие кошачьих лапок. – Ты расстроился из-за того…
– Закрой свою вонючую пасть, мертвец!
