Джон Гришем - Камера
Каждый месяц Донни отправлял в Парчман блок сигарет и небольшую сумму денег. Пару-тройку раз братья обменялись письмами, но поскольку эпистолярный жанр внушал обоим отвращение, переписка заглохла. О том, что ближайший родственник Донни оказался на Скамье, в Дёрхаме знали всего четыре человека.
У дверей Семнадцатого блока его обыскали и провели в «гостиную». Минут через пять туда же вошел Сэм. Братья крепко обнялись, а когда разжали объятия, то в глазах друг у друга с недоумением заметили слезы. Сложением и ростом оба были почти одинаковы, только Сэм выглядел лет на двадцать старше. Он присел на край стола, Донни опустился на стоявший рядом стул. Оба закурили.
— Есть что-нибудь обнадеживающее? — после долгого молчания спросил Донни, уже зная ответ.
— Ничего. Не удовлетворена ни одна апелляция, ни одна жалоба. Они пойдут до конца, Донни. Со мной расправятся. Запрут в камеру и накачают газом, как подопытного кролика.
Младший уронил голову на грудь.
— Мне очень жаль, Сэм.
— Мне тоже, но будь я проклят, уж скорее бы!
— Не говори так.
— Я сказал тебе правду. Устал жить в клетке. Возраст не тот, да и время подпирает.
— Ты не заслуживаешь смерти, Сэм.
— Это самое тяжелое. Дело не в страхе — все мы когда-нибудь умрем. Мерзко сознавать, что какие-то шакалы просто тобой попользовались. Победа останется за ними. Будут стоять и смотреть, как я корчусь. Подонки!
— Что говорит твой адвокат?
— Он испробовал все средства. Без результата. Хочу вас познакомить.
— Видел в газете его фотоснимок. Не очень-то он походит на нашу кровь.
— Он молодчина. Весь в мать.
— Голова варит?
Против воли Сэм улыбнулся:
— Не то слово. На редкость смышленый паренек. Все это здорово его огорчает.
— Он подъедет к тебе сегодня?
— Наверное. Остановился у Ли, в Мемфисе, — произнес Сэм с ноткой гордости в голосе. Судьба свела-таки его дочь и его внука, и они прекрасно ладят.
— Утром говорил с Альбертом, — сообщил Донни. — Он слишком слаб, чтобы приехать.
— Вот и хорошо. Мне он здесь ни к чему. Так же, собственно, как и его отпрыски.
— Альберт просто хотел выразить тебе свое уважение.
— Успеет сделать это на похоронах, если не передумает.
— Прекрати, Сэм.
— Слушай, ты и сам знаешь: никто по мне плакать не собирается. А кому нужна фальшивая скорбь? Вот от тебя кое-какую помощь я бы принял. Обойдется она в сущие гроши.
— Ну?
Обеими руками Сэм оттянул полы красной спортивной куртки.
— Видишь, в чем приходится ходить? Костюм этот здесь называют морковкой. Я не вылезаю из него уже почти десять лет. Вот в каком виде штат Миссисипи намерен отправить меня в путешествие на тот свет. Но, видишь ли, по закону у меня есть право иметь более или менее приличный гардероб. А ведь очень важно уйти туда в мало-мальски достойной одежонке.
Внезапно Донни ощутил ком в горле. Он попытался что-то сказать, но не смог выдавить и звука. По морщинистой щеке скатилась одинокая слеза, губы задрожали.
— Конечно, Сэм, — через силу произнес он.
— Видел в магазинах рабочие штаны типа джинсов? Я носил такие годами. Из плотной ткани цвета хаки?
Донни кивнул.
— Купи пару. И белую рубашку, самую простую, на пуговицах. Да, штаны должны быть тридцать второго размера. Плюс белые носки и какая-нибудь недорогая обувка. В конце концов, надеть-то все придется лишь один раз, так? Пойдешь в супермаркет, где с тебя сдерут за комплект долларов тридцать. Не разоришься?
Вытерев слезы, Донни заставил себя улыбнуться:
— Нет.
— Я буду выглядеть хоть куда, а?
— Где ты хочешь, чтобы тебя похоронили?
— В Клэнтоне, рядом с Анной. Ей, к сожалению, придется чуточку потесниться. Адам обещал все устроить.
— Что еще я могу сделать?
— С тебя хватит и этого. Обеспечь мне последний смокинг.
— Сегодня же.
— Ты единственный, кому все эти годы было до меня хоть какое-то дело. Писала тетка Барбара — пока не умерла, но письма ее всегда были такими сухими. Думаю, она корпела над бумагой только для того, чтобы не прослыть бездушной деревяшкой в глазах соседок.
— Кто такая эта Барбара?
— Мать Хьюберта Кейна. Не уверен, что она приходилась нам родственницей. До того как очутиться здесь, я вообще не знал о ее существовании, а примерно через полгода вдруг начали приходить письма. Думаю, старуха немало удивилась, выяснив о свойственничке в Парчмане.
— Да упокоит Господь ее душу.
Сэм хмыкнул. На память ему пришла некая забавная история из далекого детства, и через пару минут братья уже хохотали. Отсмеявшись, Донни вспомнил другую.
Незаметно пошел второй час их встречи.
* * *Когда ближе к вечеру субботы Адам оставил свой «сааб» у ворот Парчмана, Донни был уже на полпути к дому. Пройдя в сопровождении Пакера в «гостиную», Адам принялся раскладывать на столе бумаги. Очень скоро в комнату вошел Сэм. Пальцы его свободной от оков правой руки стискивали тонкую пачку конвертов.
— Опять предложишь мне выступить в роли рассыльного? — вместо приветствия спросил Адам.
— Да. Можешь не спешить, это подождет.
— Кому письма?
— Одно — семье Пиндера, чей дом я поднял на воздух в Виксбурге. Другое адресовано синагоге в Джексоне. Третье — торговцу недвижимостью, иудо-американцу, тоже из Джексона. Думаю, это еще не все. Но торопиться не стоит, я же знаю, насколько ты сейчас занят. Вот когда дела наши закончатся, тогда и займешься доставкой почты. Заранее благодарен.
— О чем же ты там пишешь?
— Как по-твоему, о чем?
— Понятия не имею. Сожалеешь о прошлом?
— Умница. Прошу у людей прощения, каюсь в грехах.
— Но зачем тебе это?
Сэм сделал шаг к столу.
— А затем, что я сутками сижу в тесной клетке. Затем, что у меня есть пишущая машинка и тонна бумаги. Мне скучно, понимаешь ты или нет?! Мне тошно сидеть без дела! К тому же сохранились еще остатки совести, совсем немного, но все-таки. И чем ближе конец, тем сильнее меня изводит вина.
— Прости, Сэм. Письма будут доставлены. — Адам черкнул пару слов в своем блокноте. — Остались без ответа два ходатайства. Апелляционный суд рассматривает жалобу на неквалифицированные действия Кейеса. Я рассчитывал получить какую-то информацию еще пару дней назад, но что-то застопорилось. В окружном суде лежит петиция, составленная по заключению твоего психиатра, Суинна.
— Все это бесполезно, Адам.
— Может быть, но я не сдаюсь. Понадобится, я настрочу еще кипу бумаг.
— Ни на одной не будет моей подписи. Строчи. Отослать ты их не сумеешь.
— Посмотрим. Способ найдется.
— В таком случае ты уволен.
— Ты не можешь меня уволить, Сэм. Я твой внук.
— В соответствии с контрактом я имею право уволить своего адвоката тогда, когда сочту это необходимым. Данное право зафиксировано документально.
— Твой документ составлен приличным для дилетанта языком, но лазеек в нем сколько угодно.
Пренебрежительно фыркнув, Сэм принялся мерить шагами комнату. Раз, другой, третий он прошел мимо Адама, своего адвоката на день сегодняшний, завтрашний и — до скончания жизни. Сэм знал, что уволить внука ему уже не дано.
— На понедельник назначено слушание по вопросу о помиловании, — невозмутимо сказал Адам, готовясь отразить вспышку ярости.
Однако дед воспринял новость на удивление спокойно.
— Цель? — лаконично осведомился Сэм.
— Просить о снисхождении.
— Просить кого?
— Губернатора.
— По-твоему, губернатор готов одуматься?
— Но что мы теряем?
— Отвечай, умник. Считаете ли вы, сэр, при всем вашем опыте, блестящем образовании и присущем истинному юристу чутье, что губернатор готов положительно решить вопрос о помиловании осужденного — в данном случае меня?
— Я допускаю подобную возможность.
— Запусти эту возможность в свою задницу, умник. Тупица!
— Спасибо, Сэм.
— Можешь не благодарить. — Остановившись напротив стола, Кэйхолл грозно выставил вперед указательный палец. — С самого начала я предупреждал: я, твой клиент, категорически отказываюсь иметь что-либо общее с Дэвидом Макаллистером. Не пристало мне просить этого идиота о милости. Никаких с ним контактов у меня не будет. Таковы мои условия, о которых я известил тебя в первый же день. Ты же, мой адвокат, позволил себе проигнорировать их и стал руководствоваться исключительно собственными представлениями о моем благе. Ты — служащий, я — работодатель. Не знаю, чему вас учили в колледже, знаю только, что решения из нас двоих принимаю я.
Сэм подошел к стулу, на котором лежали конверты, взял верхний и протянул Адаму.
— Вот письмо на имя губернатора с просьбой отменить слушание. Если ты не захочешь доставить конверт адресату, я передам копию письма прессе, а значит, поставлю в дурацкое положение тебя, Гудмэна и Макаллистера. Ясно?
