Джон Гришем - Вердикт
Коснувшись проблемы никотина и упрямого нежелания табачных компаний признать, что он вызывает привыкание организма, Pop стал зол. Исследования подтверждают, что легче освободиться от привычки к марихуане и кокаину, чем к сигаретам. Еще более гневно зазвучала его речь, когда он вспомнил о Дженкле и его гнусной теории.
И вдруг в мгновение ока адвокат превратился в совсем другого человека. Теперь он говорил о своей клиентке, о миссис Селесте Вуд, прекрасной жене, матери, друге, истинной жертве табачной индустрии. Pop говорил о ее муже, покойном мистере Джекобе Вуде, который пал жертвой сигарет “Бристолз” — гордости ассортимента компании “Пинекс”. Этот человек двадцать лет боролся с вредной привычкой, но умер в пятьдесят один год, потому что употреблял законно произведенный продукт именно тем способом, на какой он рассчитан.
Затем Pop прошел к доске, установленной в зале на переносном штативе, и с помощью белого маркера набросал несколько быстрых математических выкладок. В денежном выражении утраченные годы жизни Джекоба Вуда можно оценить, скажем, в один миллион. Он прибавил еще кое-какие потери и написал цифру 2 000 000 долларов — ведь семья действительно потеряла со смертью Джекоба Вуда кое-какие доходы.
Но речь не о денежных потерях. Pop прочел небольшую лекцию о возмещении морального ущерба и о том, как важно этот ущерб возмещать, чтобы держать в узде американские корпорации. А как можно наказать корпорацию, располагающую восемьюстами миллионами долларов на своих счетах?
Pop предусмотрительно не назвал окончательную сумму воздаяния, хотя по закону имел право это сделать. Он просто оставил на доске крупно написанную цифру “800 000 000”, после чего, вернувшись на место и еще раз поблагодарив жюри, сел. Он закончил свое выступление. Сорок восемь минут.
Его честь объявил десятиминутный перерыв.
* * *Она опоздала на четыре часа, но Свенсон все равно готов был обнять ее от радости, однако не стал этого делать, опасаясь подцепить какую-нибудь заразу, а также потому, что она явилась в сопровождении смуглого молодого человека, с ног до головы затянутого в черную кожу, с иссиня-черными волосами и бородой, очевидно, крашеными. Прямо посредине лба у него красовалась впечатляющая татуировка “Джейд”, а в обоих ушах — занятная коллекция серег.
Джейд молча придвинул стул и сел, приняв угрожающую позу, словно доберман в ожидании команды “фас”.
Беверли явно кто-то избил. Нижняя губа была у нее рассечена и вспухла. Синяк на щеке она постаралась замаскировать гримом. Правый глаз почти не открывался. От нее несло, как от давно не вытряхивавшейся пепельницы. Этот запах смешивался с перегаром дешевого бурбона. А кроме того, она явно чего-то наглоталась, вероятно, амфетамина.
Свенсону не составило бы труда, спровоцировав Джейда, врезать ему прямо по татуировке на лбу, а потом выдрать из ушей все его украшения.
— Принесли деньги? — спросила она, глядя на Джейда, который, в свою очередь, тупо уставился на Свенсона. Долго гадать, куда уйдут деньги, не приходилось.
— Да. Расскажите мне о Клер.
— Сначала покажите мои денежки.
Свенсон достал небольшой конверт, приоткрыл его, чтобы стали видны купюры, а потом, положив на стол, прикрыл ладонями.
— Четыре тысячи. А теперь давайте говорите быстренько, — сказал он, не упуская из поля зрения Джейда.
Беверли опять посмотрела на приятеля, тот, как плохой актер, картинно кивнул и сказал:
— Валяй.
— Ее настоящее имя Габриэль Брэнт. Она из Колумбии, штат Миссури. Там она окончила школу и училась в университете, где ее мать преподавала историю средних веков. Это все, что я знаю.
— А где ее отец?
— Кажется, он умер.
— Что-нибудь еще?
— Не-а, давайте мои деньги.
Свенсон подтолкнул конверт и моментально вскочил.
— Спасибо, — только и произнес он перед тем, как исчезнуть.
* * *Дурвуду Кейблу потребовалось чуть больше получаса, чтобы умело дискредитировать смехотворные потуги обвинения выторговать миллионы семье человека, который вполне сознательно курил тридцать пять лет. Этот суд мало чем отличается от примитивного грабежа.
Что больше всего не нравилось Кейблу в поведении команды обвинителей, так это то, что они намеренно уводят внимание от Джекоба Вуда и его привычек и ввергают суд в эмоциональные дебаты о детском курении. Какое отношение имеет Джекоб Вуд к сегодняшней рекламе табачных изделий? Нет ни грана доказательств, что покойный мистер Вуд испытывал на себе влияние какой-то рекламной кампании. Он начал курить, потому что сам так решил.
Зачем приплетать сюда детей? Да чтобы выдавить слезу, вот зачем. Мы ведь остро реагируем, когда нам кажется, что наших детей обижают или манипулируют ими. И чтобы убедить вас, уважаемые присяжные, отдать вдове целое состояние, ее адвокаты должны прежде всего спровоцировать вашу гневную реакцию. Кейбл искусно апеллировал к чувству справедливости присяжных, призывал их руководствоваться фактами, а не эмоциями. Когда он заканчивал свою речь, внимание всего жюри было буквально приковано к нему.
После того как Кейбл сел на место, судья Харкин сказал, обращаясь к присяжным:
— Леди и джентльмены, теперь дело в ваших руках. Предлагаю вам выбрать нового председателя вместо мистера Граймза, которому, как мне сообщили, уже гораздо лучше. В прошлом перерыве я беседовал с его женой, и она сказала, что он еще слаб, но врачи обещают полное выздоровление. Если вам нужно будет поговорить со мной, пожалуйста, уведомьте об этом мадам куратора. Остальные инструкции вам вручат в комнате присяжных. Желаю удачи.
Когда Харкин, помахав им на прощание, удалился, Николас слегка повернул голову к залу и встретился глазами с Рэнкином Фитчем, просто чтобы понять, как идут дела. Фитч кивнул, и Николас поднялся вместе с остальными.
Было почти двенадцать часов дня. Суд считался распущенным впредь до особого объявления. Это означало, что все желающие могли бродить поблизости в ожидании оглашения вердикта. Стайка ребят с Уолл-стрит помчалась звонить в свои офисы. Исполнительные директора на минуту смешались с мелкими чиновниками, а потом вышли из зала.
Фитч покинул здание суда сразу же и направился в свою контору. Увидев его, Конрад, склонившийся над телефонным пультом, нетерпеливо воскликнул:
— Это она, она звонит из автомата!
Фитч, еще больше заторопившись, вбежал в свой кабинет, схватил трубку и сказал:
— Алло.
— Фитч, сейчас вы получите новые инструкции по поводу перевода денег. Не кладите трубку и подойдите к факсу.
Фитч взглянул на свой персональный факс, из него выползала бумажная лента.
— Да, есть, — сказал он. — Что за новые инструкции?
— Заткнитесь, Фитч. Просто делайте то, что я говорю, причем делайте немедленно.
Фитч сорвал ленту и прочел написанное от руки послание. Теперь деньги велено было отправить в Панаму. “Банко-Атлантико” в Панама-Сити. Марли указывала каналы перевода и номера счетов.
— У вас двадцать минут, Фитч. Жюри обедает. Если к половине первого я не получу подтверждения, буду считать договор расторгнутым, и Николас развернется на сто восемьдесят градусов. У него в кармане сотовый телефон, он ждет моего звонка.
— Позвоните в половине первого, — сказал Фитч, вешая трубку. Он велел Конраду не подзывать его к телефону, кто бы ни звонил, и немедленно переслал сообщение Марли по факсу своему эксперту-финансисту в округе Колумбия, а тот, в свою очередь, направил соответствующее распоряжение в “Хэнва-банк”. В “Хэнва” все утро были наготове, и в течение десяти минут деньги со счета Фитча, перелетев через Карибское море, очутились в банке Панама-Сити, где за их прибытием наблюдали. Из “Хэнва” Фитчу прислали подтверждение по факсу, которое он с удовольствием переправил бы Марли в тот же миг, если бы знал номер.
В двадцать минут первого Марли позвонила своему банкиру в Панаме, который подтвердил получение десяти миллионов долларов.
Марли находилась в мотеле в пяти милях от Билокси и работала с портативным факсом. Она выждала пять минут и направила распоряжение тому же банкиру перевести деньги в банк на Каймановых островах. Все деньги. И сразу же закрыть счет в “Банко-Атлантико”.
Николас позвонил точно в половине первого, спрятавшись в туалете. Обед закончился, пора было приступать к обсуждению. Марли сообщила, что деньги в надежном месте и она уезжает.
Фитч ждал почти до часу. Она позвонила с другого автомата.
— Деньги пришли, Фитч, — сказала она.
— Отлично. Не хотите ли пообедать вместе?
— Может быть, позже.
— Так когда можно ждать вердикта?
— Сегодня к вечеру. Надеюсь, вы не волнуетесь, Фитч?
— Я? Ничуть.
— Тогда расслабьтесь. Это будет лучший час в вашей жизни. Двенадцатью голосами, Фитч. Как звучит?
— Как музыка. Зачем вы отлучили беднягу Хермана?
— Понятия не имею, о чем это вы?
