Ностальгия по крови - Дарио Корренти
– Он мог еще где-нибудь тебя видеть. Откуда тебе знать?
– Ну и что с того? Я что, не могу сесть в самолет?
– Это слишком опасно. Я не согласен.
– Уж позволь мне самой решать.
– Даже говорить об этом забудь.
2 февраля
– Ну хорошо, а в какой лаборатории делали эти анализы?
Безана протянул ему конверт с результатами. Илария ждала затаив дыхание, пока Джорджо открывал конверт, как ждут выигрыша в лотерее или оглашения мест на конкурсе.
– «Генолаб»? Да они те еще твари, – покачал он головой. – Когда мы обращаемся к ним, они вместо результата выдают какую-то чушь. Им доверять нельзя.
– Формизано сказал, что они лучшие в районе.
– Этот добряк Формизано и сам несколько раз рисковал быть отстраненным от должности.
– За что?
– Однажды он состряпал фальшивые документы, чтобы добиться отсрочки слушания по уважительной причине, а в другой раз за несколько дней до процесса вызвал к себе двух свидетелей обвинения и уговаривал их изменить показания, которые они давали карабинерам. Лжесвидетельство – дело серьезное. Вы, наверное, еще не поняли, с кем имеете дело. Я не удивлюсь, если выяснится, что он попросил лабораторию получить именно те результаты, которые ему хотелось получить.
– Мерзость какая, – сказал Безана.
Но Пьятти не сдавалась:
– Почему бы тебе не повторить их еще раз?
Джорджо глубоко вдохнул, чтобы не потерять терпения. Медленно закрыв конверт, он вернул его Безане и стал раскачиваться на ножках стула.
– Давайте уже договоримся раз и навсегда, идет? У меня есть несколько фактов, касающихся Брешани, которые, может быть, откроют вам глаза. Факт первый, – провозгласил он, подняв большой палец. – У нас есть запись телефонного разговора его жены с сестрой, где она признает, что Брешани просил ее обеспечить ему ложное алиби. В вечер убийства Мелиссы его, как оказалось, дома не было и он даже поссорился с женой, потому что вернулся поздно. Факт второй, – к большому пальцу он прибавил указательный, словно в кого-то целился из пистолета. – Официант из ресторана утверждает, что видел его вместе с Даной. Мы знаем, что иногда из свидетеля каждое слово приходится тащить клещами. Может, Дану он видел по телевизору и потом у него сработал эффект самовнушения и он стал давать показания. Факт третий, – к большому и указательному прибавился средний палец. – Его товарищ по охоте сказал нам, что Брешани по-садистски обращается с животными. Помните знаменитую триаду серийного убийцы?
– Конечно, – фыркнул Безана. – Жестокость по отношению к животным, пиромания и ночной энурез. А что, у Брешани были проблемы с простатой?
– Марко, ты все тот же. Если четырнадцатилетний пацан поджигает гараж родителей вместе с двумя машинами из-за того, что родители не купили ему мопед, это, по-твоему, нормально? Родители его покрывали, иначе все кончилось бы плохо. Но он явно продемонстрировал предрасположенность к преступлениям.
– Да брось ты, триаду нельзя воспринимать буквально. Ни одного доказательства у нас все равно нет. С тех пор он мог и повзрослеть.
– Повзрослеть? А жестокость по отношению к первой жене?
– Об этом мне ничего не известно, – признал Безана.
– Конечно, Формизано тебе этого не рассказывал, – ответил Джорджо. – Мы ее допрашивали два дня назад. Он бил ее, поэтому они и разошлись.
– А что говорит нынешняя жена?
– Защищает его пока, – вздохнул Джорджо. – Ты же знаешь, не так-то легко признавать подобные вещи, особенно когда имеешь маленькую дочь. Нам известно, что в последнее время ей вызывали «скорую». Она утверждала, что случайно поскользнулась в ванне.
Илария толкнула Безану локтем.
– Расскажи ему о тех преступлениях за границей, которые мы обнаружили.
Джорджо тем временем уже встал со стула.
– Ребята, на сегодня хватит. У меня действительно нет времени. Договорим, когда будут новости, – сказал он, пристально посмотрев обоим в глаза. – Новости от следственной группы.
3 февраля
Безану срочно вызвали в редакцию. Один из заместителей директора подал в отставку после ссоры с Каннистра́́, и по этому случаю собрали экстренную встречу. Вот уже несколько месяцев профсоюз журналистов бил тревогу из-за снижения продаж и по поводу крупных задолженностей издательской группы. Многие предлагали выразить директору вотум недоверия.
Пока коллеги орали в микрофон и ругались между собой, Безана позевывал. На него все это нагоняло скуку.
Дискуссия продолжалась все послеобеденное время. Потом, уже ближе к семи вечера, кто-то постучал в дверь. Не поняв, что происходит, и думая, что у них обычное собрание, в дверях с улыбкой появилась Илария. Все разом повернулись к ней и уставились недобрым взглядом.
– Простите, простите, пожалуйста, мне всего минутку надо поговорить с Безаной.
Марко смутился, быстро встал с места и бегом догнал ее в коридоре.
– Разве тебе не сказали, что у нас крупные неприятности и все летит кувырком? Что ты здесь делаешь?
– Извини, извини, – бормотала она, – я не знала, я думала…
– Говори скорее, я должен вернуться для голосования.
Илария порылась в сумке и вытащила какой-то затертый кусочек бумаги.
– Что это?
– Это мой посадочный билет до Киева.
Марко побагровел от гнева.
– Как только я отсюда выйду, сразу поговорим. Никуда не уходи.
И вернулся назад, хлопнув дверью.
3 февраля
В ночь перед отъездом Илария поставила будильник на телефоне. Потом с торжественным видом, с каким надевала форму, надела пижаму. «Завтра я посмотрю ему в лицо». Она не могла представить себе, какое чувство испытает. Ей станет страшно? Может быть, но пока все остальные чувства перевешивало любопытство. В сущности, она окажется на границе человечного: по одну сторону все люди, по другую – только они. Кто знает, ощутят ли они свое одиночество. Перейдя эту границу, назад не сможет вернуться никто, и сознавать это – вот что самое страшное. Никто уже не сможет и дальше быть таким, как все. Потребность быть таким, как все, – чувство глубинное, но как же навсегда от него отказаться?
Интересно, состоится ли у них физический, тактильный контакт? Он может, например, случайно коснуться ее, помогая поставить на место чемодан или подавая стакан воды. Как отреагирует ее кожа на контакт с кожей убийцы? Этого Илария не знала. Вот к отцу она никогда не прикасалась после. А что, если она ничего не почувствует?
Илария легла и натянула одеяло до самых ушей, но полностью гасить свет ей не хотелось. Может, все-таки зажечь ночник? Она больше боялась темноты, чем настоящего мрака. Темнота – это то, что тебе известно, а вот мрак… Она всегда его избегала, даже когда находилась совсем рядом.
Какой у него будет взгляд: непроницаемый или печальный?
