Франк Тилье - Страх
Ребенок… Но это ничего не меняло. После еще нескольких минут начальник отдела отложил список:
– Вот, всего четверо.
– Этого более чем достаточно. Не надо думать, будто участвовать в нелегальной пересадке нельзя, не выйдя из списка, совсем даже наоборот. Вполне возможно, что некоторые проинформировали своего врача гораздо позже состоявшейся пересадки. Они тоже значатся в вашем списке, но в другом месте, дальше по времени. А теперь расскажите мне об этих четверых пациентах.
– У них у всех редкие группы крови, у одного В, у троих АВ. Стало быть, у них изначально гораздо меньше шансов найти подходящий орган для трансплантации. Трое в списке ожидания уже больше двух лет. И всем требуются почки. К несчастью, ощущается настоящий дефицит этих органов.
Он опять нашел что-то в своем компьютере.
– Все они пациенты самых дорогих и известных частных клиник. Две в Париже, одна в Лионе и последняя в Бордо. Что вам еще сказать… Все четверо на диализе, стало быть, подвергаются тяжелому лечению.
Николя пытался думать о нескольких вещах одновременно.
– А не числится ли в одном из ваших отделов человек с аргентинским акцентом, некий Клаудио Кальдерон? Прозвище Харон вам говорит что-нибудь?
Молчание.
– Нет.
– А несанкционированный доступ к вашим спискам возможен?
– Совершенно исключено. Это оставило бы следы и сразу бросилось бы в глаза.
– В таком случае как человек, которого я ищу, мог узнать про этих пациентов, которые лечатся в различных клиниках нашей страны? Как он получил доступ к их медицинским картам? Нам известно, что он обладает широкой медицинской компетенцией и вполне способен осуществлять пересадку органов.
– Возможностей много. Врачи и хирурги встречаются, знакомятся друг с другом, разъезжают, участвуют в коллоквиумах. Они обмениваются между собой сведениями о разных случаях, электронными документами. Компьютеры сейчас всех связывают друг с другом. Нетрудно также наведаться в центр диализа и мимоходом навести справки; даже вы смогли бы это сделать.
Николя пристально посмотрел своему собеседнику в глаза:
– Я ничего не могу извлечь из этой информации. Мне нужны конкретные имена, в данном случае – этих четырех пациентов.
– К сожалению, без документа, подписанного моим начальством, я дальше пойти не могу. Я и так уже много сделал.
Белланже вздохнул:
– Вы меня только раздразнили. Прошу вас.
– Нет, решительно. Открыв личность пациентов, я рискую своим местом и у меня могут возникнуть неприятности с правосудием.
Потеряв терпение, Николя обогнул стол Леклюзье.
Тот побледнел:
– Да что на вас нашло?
– Главное, не двигайтесь.
– Вы хоть соображаете, что делаете?
– А вы?
От такой решимости полицейского Леклюзье остолбенел. Капитан, часто дыша, сосредоточился на экране и нашел имя последнего пациента: Мишель Мерсье, сорок четыре года. Он прокрутил массу данных, в которых ничего не смыслил, и наконец наткнулся на адрес.
Париж, шестнадцатый округ. Самый богатый в столице.
– Остальные, – приказал он твердо.
Леклюзье покачал головой. Николя испепелил его взглядом:
– Ах ты засранец…
Он уже хотел было вытащить пушку. Тот это почувствовал:
– Вы неважно выглядите. Все еще можно уладить. Не делайте глупостей.
Николя сделал вдох поглубже, унял дрожь и направился к двери:
– Надеюсь, этого хватит. Потому что иначе клянусь вам – я вернусь.
76
Шарко добрался до Арекито под вечер. Подыхая от усталости, совершенно разбитый, с одеревеневшей правой ногой.
Городишко оказался не больше Торреса, но вполне живой, хоть и затерянный в самой глуши. Вдоль железнодорожных путей лепилось несколько предприятий, среди которых была фабрика по производству велосипедов и впечатляющий завод, где собирали сельскохозяйственные машины.
Франк зашел, хромая, в первое же попавшееся кафе и спросил:
– ¿Miguel Gomez, por favor?
Человек за стойкой знал такого и ответил по-испански. Шарко жестами показал, что ничего не понимает, однако в конце концов все-таки уразумел с помощью других посетителей, немного лопотавших по-английски, что Гомес живет в желто-белом доме примерно в двух километрах от города, если ехать вдоль железной дороги на север.
Он быстро нашел вокзал, простое кирпичное здание с открытыми дверьми и коротким белым шлагбаумом сбоку, позволявшим переехать через пути. Возле него никого не было, а чуть дальше стоял товарный состав. Шарко покинул город и ехал примерно минуту, пока не заметил тот самый бело-желтый дом, окруженный кремовым забором, – маленький бетонный кубик в стороне от дороги.
Ему сразу вспомнились домики из детского конструктора «Плеймобил». Впрочем, и весь город, с его свежепокрашенными вывесками, яркими красками под синим небом, сотнями новехоньких сельскохозяйственных машин из блестящего листового железа, выстроенных рядами на заводской стоянке, точно луковицы на грядке, показался ему ненастоящим.
Сначала он проехал мимо, чтобы убедиться в отсутствии «форда», который его преследовал. Потом развернулся чуть дальше, оставил машину в сторонке, поднялся по небольшому откосу и позвонил в дверь.
Он заметил, как шевельнулась занавеска, услышал какой-то звук внутри, но никто не вышел. Он проявил настойчивость.
– Я французский полицейский. Я от Флоренсии.
Через некоторое время дверь наконец открылась. Перед ним сидел в инвалидном кресле толстый малый добрых пятидесяти лет в двухфокусных очках и с отвисшим двойным подбородком, напоминавшим подклювный мешок пеликана. У него были ампутированы обе ноги. Казалось, будто он внезапно раздулся на своем седалище.
– Что вам угодно?
– Флоренсия погибла.
Его глаза округлились.
– Как?
– Можно войти?
Гомес с явным недоверием смотрел на своего собеседника. Потом выглянул наружу – быстрый взгляд налево, направо – и в конце концов кивком пригласил войти.
– Закройте дверь на ключ.
Тяжелая, защищенная тремя засовами дверь. Комната обставлена скупо, строго функционально. Мало мебели, широкий проход между кухней и гостиной, в которой помещался только небольшой диван.
– Садитесь. Я-то уже сижу.
Шарко поблагодарил и объяснил причину своего аргентинского путешествия. Рассказал о Марио, иначе Нандо, которого разыскал. Рассказал о своем приезде в Торрес, куда завел его след французского журналиста, Микаэля Флореса. О том, как его заперли в подвале Колонии, как преследовали по болоту какие-то типы на лодке. О пуле, убившей Флоренсию. О людях из «форда», проверявших гостиницы и магазины, чтобы его найти.
Гомес некоторое время сидел молча, словно сам нарвался на пулю.
– Они могут и сюда заявиться, чтобы проверить, держал ли я язык за зубами. Насколько вы их опередили?
– Не знаю. Старался ехать как можно быстрее. Они знают, что я ранен.
Гомес подкатил к окну с мобильным телефоном в руке:
– Вы ведь прибыли из Торреса?
– Да.
– Можете описать тех, кто вас преследовал?
– Кремовый «форд-мустанг» начала семидесятых. Их двое. Один лысый, другой длинноволосый.
– Понятно… Я попрошу друга последить за въездом в город. В случае чего у вас будет пять минут, чтобы смыться отсюда.
Он набрал номер, обменялся с кем-то несколькими словами и положил трубку.
– Мой друг уже выезжает. Как только мы с вами поговорим, не мешкайте здесь.
– Хорошо.
Гомес провел своими большими руками по лицу и подкатился поближе к Шарко.
– Боже мой… Флоренсия погибла… Микаэль Флорес погиб…
– Вы его знали?
Он кивнул и спросил еле слышно:
– Значит, ему удалось разыскать Нандо, верно?
– Да.
– Как его убили?
Шарко рассказал. Пытки, Пикана… Кровавая баня, устроенная его отцу… Несомненное аргентинское происхождение убийцы. Он вкратце поведал и запутанную историю детей, похищенных в Испании, и дал понять, что тот, кого они ищут, – биологический брат Микаэля Флореса. Его близнец. Гомес слушал не шелохнувшись, впитывая каждое слово лейтенанта. Он казался загипнотизированным.
– Вы ведь видели Микаэля Флореса живым, – заключил Шарко. – Перед своей смертью Флоренсия направила меня к вам. Я здесь, чтобы понять. Получить ответы.
– С Божьей помощью вы их получите. И даже больше, чем ожидаете. Но к сожалению, чтобы восстановить факты, осталась только моя память да несколько статей и фотографий, которые я собрал, где смог. У меня больше нет никаких официальных документов, вся моя работа испарилась. Они все украли, уничтожили.
– Они – это те, кто сделал с вами это? – спросил Шарко, посмотрев на отсутствующие ноги Гомеса. – Те же, что гонятся за мной?
– Возможно. Ваше расследование пробудило их былые страхи… Что вы знаете о Колонии дель Монтес?
– Немного. Флоренсия рассказывала мне о назначении нового директора во время диктатуры, о всяких ужасах, об искалеченных глазах…
