Бумажные самолёты - Максим Кощенков
Получилось ли у меня? Понятия не имею. Майк перестал отвечать на сообщения ещё полгода назад, а я до сих пор сижу на переднем сидении полицейской машины, пытаясь развеять перед глазами образ мёртвой Эмили. По улице, где вчера оборвалась чья-то жизнь, сегодня разъезжают дорогие автомобили, а из сверкающего лобби «Режиссёра» доносится приятная музыка. Ничего, кроме газетных заголовков, больше не напоминает об Эмили. Для многих это лишь случайная точка на карте, но для меня — окрашенное кровью место преступления.
А может, не только для меня? Когда я ловлю встревоженный взгляд Эла в зеркале заднего вида, он торопливо отводит глаза и неестественно шумно вздыхает. Если бы я была обычной женщиной, я бы приняла это за намёк побыстрее выйти из машины; если бы я была полицейским не в отставке, я бы насторожилась. Зачем Эл взялся за дело Эмили? Зачем закрывает расследование? Зачем он ездил за мной по всему городу?
Мне так много нужно ему сказать, но я не знаю, с чего начать. Во время расследований принято устанавливать причинно-следственные связи — другими словами, искать корень зла. Но что, если это мы? Я не придумываю: люди говорят, что наша любовь и есть сущее зло. Радует одно: у всего есть начало, и у всего есть конец. Но что, если наша история началась задолго до того, как я встретила его? И что, если она никогда не закончится? Я просто не могу найти момент, когда всё пошло наперекосяк. Когда он впервые вошёл в участок? Когда позвал меня на обед и случайно узнал, что я жить не могу без кофе и сигарет? Когда я затащила его в свою постель? Всё идеально — от начала и до конца. И я хочу, чтобы он знал: я ни о чём не жалею. Даже сейчас, увидев тело возлюбленной моего сына, отправив машину мужа на штрафстоянку и полежав несколько минут под поездом, я ни о чём не жалею.
Но я боюсь, что он не тот, за кого себя выдаёт. Мои глаза видели в нём… много кого: коллегу, любовника, героя. Я могу перечислять бесконечно, но он заскучает прежде, чем я дойду до середины. Однако Эл должен знать — он был для меня тем, без кого я бы не перенесла те ужасные дни, когда мы с Джорджем не разговаривали часами; когда Майк уходил на тренировки, обрекая меня на солёный попкорн; он заставлял меня двигаться, любить и быть любимой, даже когда казалось, что я разучилась. Я любила его всего несколько ночей, а кажется, будто всю жизнь. Но я никогда не прощу убийцу. Давайте посмотрим правде в глаза: он появился на месте преступления раньше всех, он взял дело в свои руки и он решил его закрыть. Его алиби шито белыми нитками. В этой истории Эл определённо тёмная лошадка. И я боюсь, что он захотел избавиться от единственного, кто его подозревает.
Хотите спросить, какой у него мотив? Чем ему могла не угодить семнадцатилетняя школьница? Вариантов может быть много. Он хотел устроить идеальное убийство и взяться за дело, чтобы очистить свою репутацию. Ведь он пострадал от нашего романа не меньше меня, правда? Он хотел отомстить мне за неаккуратность и запугать Майка, чтобы у меня и мысли не возникло вернуться в участок. Ведь это именно в моём доме нас поймали за изменой. А может, он банально жаждал крови. Проблема убийц в том, что их мышление отличается от нашего. Они преследуют абсурдные цели. Они выбирают самые сложные, изощрённые и эффектные пути для их достижения.
Любить его — это безумие.
И я безумна.
Я провела весь вечер, размышляя над показаниями Майка; переслушала запись с диктофона, наверное, тысячу раз, пока жевала сэндвичи, купленные в кафе на набережной; сомневалась в каждом услышанном слове, но продолжала себя убеждать, что Майки ни в чём не виноват. Но Эл даже не представляет, какая власть в его руках. Он заставил меня сомневаться в собственном сыне всего одной фразой: «Если вам есть, что рассказать, просто придите». О, да, теперь мне точно есть, что рассказать. И поверь, Эл, ты будешь не рад это услышать…
Хотелось бы мне иметь достаточно смелости, чтобы произнести это вслух. Но моё сердце просто отказывается верить, что этот человек может быть убийцей. Губы, которые я накрываю своими; руки, которые я кладу на свои бёдра; голос, который шепчет, что это неправильно, но тут же прерывается глубоким вздохом наслаждения — всё это не может причинить боль.
Когда мы рядом, мне не важно, что происходит вокруг. Мне не важно, где покрывать его поцелуями — в машине или на залитой светом фонарей парковке «Режиссёра». Кажется, что я никогда не могла отойти от этого мужчины дальше метра. Что-то неземное, стремительное, сокрушительное постоянно тянуло меня к нему. Он похож на суперзвезду, о которой раньше я могла только мечтать, сидя перед экраном телевизора. Он — мой Голливуд. Эл целует меня резко, обрывисто и страстно. Так сказочно, что я не могу в это поверить. Его глаза горят так ярко, что я легко смогу отыскать их в темноте. Для нас никогда не существовало остального мира. А я лгала самой себе, когда убеждала, что ещё кому-то нужна.
Меня любил лишь один мужчина.
И этот мужчина — подозреваемый в убийстве.
— Я хочу тебя, — настойчиво повторяет он. — Прямо здесь. Сейчас.
— Эл… — я едва успеваю дышать между поцелуями. Холодный ветер бьёт в лицо.
— Скажи, что тоже любишь меня.
— Я люблю тебя.
— Скажи громче, — требует он.
Разве он не знает, что я готова прокричать это на весь мир? Я готова объехать каждый закуток Земли, только чтобы убедиться: мне нигде не будет так хорошо, как с ним. Это больше, чем смелость. Это больше, чем сумасшествие. Это готовность посвятить одному мужчине каждую секунду своей жизни. Это непреодолимое желание любить его двадцать четыре часа в сутки.
Я тяну его за собой в отель, словно так и должно быть. Словно в моих планах и не было никаких размышлений с чашкой горячего чая в руках. Планы всегда меняются, когда рядом Эл. Всё, чего я хочу, — это немного удовольствия. Каплю радости в море грусти.
Ворвавшись в номер, словно ураган, мы сбрасываем обувь и стягиваем друг с друга одежду. Никогда бы не подумала, что смогу так ловко сделать это в темноте, да ещё и с перевязанной ногой. Жаркие поцелуи Эла
