Дело о шепчущей комнате - Игорь Евдокимов
– Почему?
– Они сами были пленниками этого места. Пленниками – и слугами своего властелина. Того, что правит этим странным бесконечным домом. Я его не видела, но чувствовала присутствие. А потом я поняла, что они бродят не просто так. Они ищут. И не меня, а…
– Корсакова! – понял Постольский.
– Да! Я несколько раз видела его. На лестницах или в конце коридоров. Он силился подойти ко мне, но те, другие, были слишком близко. Он кричал, но я не слышала голоса, не могла разобрать слов. И чувствовала… Чувствовала, как проваливаюсь все глубже в сон. Еще немного – и я могла бы стать добычей для этих существ. И тогда Корсаков все-таки появился рядом. Другие окружили его, но он успел крикнуть: «Скажи Постольскому: сон – это ключ, ключ – это сон». А потом он коснулся моего лба – и я проснулась!
– Сон – это ключ, ключ – это сон? – переспросил Павел. – Что это может означать?
– Бред, – мрачно пробормотал Раневский. – Это просто какой-то бред. Вы что же теперь, будете толковать сны?
– Уверен, это был не совсем сон! – ответил Постольский. – Это подсказка. Теперь бы понять, что она означает…
– Вы слышали? – вдруг спросил Макеев, тревожно озираясь.
– Слышали что? – обеспокоенно взглянула на него Анна Ивановна.
– Как будто… – начал Макеев, но не договорил.
– …шепот! – закончил за него Раневский.
Все замолчали, прислушиваясь. Постольский был вынужден признать, что корнет и отставной статский советник правы. Их окружал едва слышимый, но отчетливый шепот. Бормотание, нескончаемый поток слов, не всегда знакомых и понятных. Но среди этого шума попадалось и что-то различимое. Павел мог поклясться, что разобрал собственное имя. Еще ему показалось, что голос шепчет «сюда», «иди», «ко мне».
Он скорее почувствовал, чем заметил, что собравшиеся в гостиной подошли к нему и сейчас тоже разглядывают коридор, где располагалась проклятая комната. Шепот становился все громче и настойчивей. Ближе. Вот-вот неизвестный обитатель гостевой комнаты распахнет дверь и даст себя увидеть. Еще совсем чуть-чуть…
Стоп!
Постольский внезапно понял, что шепот – это ловушка. Хитроумная, почти незаметная. Вслушиваясь в бормотание, пытаясь вычленить из него знакомые слова, хоть какой-то смысл, человек все больше и больше подпадал под чары бесплотного голоса. А повторяющиеся слова только упрочивали власть над загипнотизированной жертвой.
«Иди».
«Сюда».
«КО МНЕ!»
– Стойте! – крикнул Павел, поворачиваясь к окружившим его хозяевам и гостям. – Прекратите его слушать! Немедленно!
Его громкий голос смог немного разрушить чары шепчущего. Один за другим люди начали мотать головами и удивленно озираться, пытаясь понять, как они оказались так близко от коридора. Волковы сконфуженно переглянулись. Макеев осмотрелся, пытаясь найти дочь, – и остолбенел.
Елизавета, как сомнамбула, мелкими шажками двигалась к противоположной от них двери в холл. Пока что – закрытой. Но ручка ее уже ходила ходуном, будто что-то или кто-то уже налегает на нее с другой стороны. Девушка протягивала руку. Еще чуть-чуть – и она впустит незваного гостя за дверью.
– Лиза, стойте! – вскричал Раневский. Прежде чем кто-то опомнился, корнет рванулся к девушке, встал перед ней и заградил путь к двери. Елизавета натолкнулась на него, отшатнулась – и пришла в себя.
– Корнет? Что вы?.. Что я?.. – удивленно спросила она.
– Кажется, вы ходили во сне, но проснулись, – обрадованно улыбнулся Раневский. – Должно быть, лекарство доктора продолжает действовать. Я рад, что теперь с вами все хо…
Дверь за его спиной открылась. За ней, вместо знакомого вестибюля, виднелся бесконечно длинный темный коридор с одинаковыми рядами дверей по обе стороны. В нем не горел ни единый источник света, но, по какой-то странности, он все равно казался различим.
Раневский обернулся на звук распахнутой двери, но это оказалось последним, что он успел сделать. Невидимая воля дернула его с такой силой, что тело корнета сложилось пополам – и втянулось в коридор. Дверь за ним мгновенно захлопнулась.
* * *
– Мы уезжаем, сейчас же!
Макеев говорил тихо, но по голосу было заметно, что возражений он не потерпит. Однако Волков все же решил попытаться:
– Вы же видели, что творится снаружи! Там не пройдет ни пеший, ни конный! Ни дорог, ни ориентиров! Вы сгинете там, не пройдет и десяти минут!
– Простите, Леонид Георгиевич, но лучше там, чем здесь, – спокойно ответил Макеев. – Велите выдать нам одежду и запрячь коней.
– Господин Волков прав, – со всей возможной уверенностью сказал Постольский. Он видел, что отставной статский советник – человек рассудочный, а не эмоциональный. Значит, и аргументы нужно подбирать соответствующие. – Пытаться выйти наружу сейчас – верная смерть, и вы это понимаете. Никакая одежда, никакие кони не выдержат такого холода, а пока вьюга не прекратится, вы не поймете, в каком направлении двигаться. Здесь же у нас есть шанс. Нужно держаться вместе. Не выпускать друг друга из виду и не поддаваться гипнозу. А главное – позволить мне работать.
– Работать? – переспросил Макеев. – Что же это за работа такая у вас, поручик?
– Объяснять необъяснимое, – безапелляционно ответил Постольский, вспомнив слова, которые при первой встрече сказал ему Корсаков. – Я уверен, что мой коллега жив. И он дал нам подсказку. Нужно только ее расшифровать.
– Сон – это ключ, а ключ – это сон, – снова напомнила им Елизавета.
– Как эта глупость может быть подсказкой? – бесцветным голосом спросила Анна Ивановна.
– Может, нужно просто еще раз проанализировать все, что мы знаем об этой комнате, – отрезал Постольский.
– Ну, мы знаем, что со времен моего прадеда она ест людей, – нервно хмыкнул Волков.
– Не смейтесь, вы абсолютно правы, – сказал Павел. – В комнате исчезают люди. Всегда зимой, в декабре. Это – правила игры. То, с чем мы столкнулись сейчас, им не соответствует. Значит, что-то изменилось.
– Если несчастный корнет был прав, то изменилось все после того, как ваш друг решил доказать, что проклятья не существует, – заметил Макеев.
– Резонно. Но мой друг как раз исчез именно в тех обстоятельствах, которые нам известны. Изменения начались потом, с пропажи доктора. До этого правила игры были те же. Корсаков исчез из комнаты, зимой, ночью.
– Ночью! – прошептала Елизавета. Но для Постольского это слово прозвучало, словно «Эврика!».
– Именно! Ночью! – воскликнул Павел и повернулся к собравшимся. – А что люди обычно делают ночью?
– Спят! – понял Волков.
