Владлен Щербаков - УБИТЬ РАБА

— Спокойно! – Дмитрий несколько раз глубоко вдохнул, выравнивая пульс, понижая давление.

Близкий контакт осложняется обменом биологическими частицами. Эксперты соберут образцы ДНК с трупа, и вот вам, ваша честь, неопровержимые доказательства виновности господина Кабанова. Плюс к этому, и минус гарроты и ножа, обилие крови, которая неизбежно попадет на одежду. Окровавленная одежда привлекает большое внимание обывателей и порождает свидетелей. К тому же надо признать, заморская удавка и стилет хороши для задохлика Пантелеева, а до бегемота Зайсунцева не так просто дотянуться и слой сала проткнуть лишняя проблема. Остается пистолет.

Дмитрий позвонил дяде Боре. Трубка ответила: «Абонент временно отключен». Кабанов бросил остатки колбасы в цинковое нутро холодильника и пошел спать.

— Привет, дядя Боря! У вас все в порядке, ничего не случилось?

— Проходи, детектив. – Борис Львович, которого Кабанов и не сразу узнал, широко распахнул дверь.

— Случилось, случилось. – пробурчал Борис Львович, проходя на кухню. На сковородке шипела яичница, бородач выключил газ и улыбнулся:

— Не пью я по твоей милости уже неделю как!

— То‑то я смотрю, лет десять сбросил! Бороду подбрил, плечи расправил, позвоночник выпрямил, прямо эсквайр.

— Так уж эсквайр! – засмущался дядя Боря. – Садись тогда ланчевать, Шерлок Холмс. Ты вон тоже, я смотрю, чуть не налысо постригся.

Съев треть желто–белой питательной массы, Кабанов положил вилку на край сковородки и спросил:

— А мистер Горохов где?

— На стадионе мистер Горохов! Хорошо ему в секте мозги промыли, здоровеньким помереть решил.

— Как бы его здоровенького наши транспортологи не зацапали.

— Да он в свою квартиру не суется, а здесь в четырех стенах уже замучался пыхтеть, по десять раз на дню отжимался. Пускай на свежем воздухе форму поддерживает. Кто его знает, может и правда в здоровом теле – здоровый дух.

— Дядя Боря, я тебе второй день дозвониться не могу.

— Телефон я в мастерской оставил, все не соберусь дойти. Сделал я тебе глушитель. – Борис Львович достал с холодильника газетный сверток. – Держи.

Дмитрий развернул газету, глянул в металлический цилиндр чуть меньше пивной банки.

— А принадлежность к нему в мастерской не забыл?

Борис Львович задрал рубаху, достал из‑за пояса пистолет.

— Примеряю вот на старости лет.

— Как говорил товарищ Саахов, пистолет носить никому не поздно.

Дмитрий хлебнул чаю и продолжил игру в англичан:

— Борис Львович, сэр, не будете ли Вы столь любезны, одолжить мне костюм и шляпу?

— Фрак не одолжу – королева вызывает, а костюм бери. Только он из моды в прошлом столетье вышел и в талии тебе будет сильно свободен. – дядя Бори пошлепал себя по пузу. – А зачем тебе? Понимаю – маскировка!

—

Луна сквозь рваные тряпки облаков льет свет на кресты и могильные плиты, дрожат силуэты деревьев. Тишину городского кладбища нарушил тихий хлопок и звон разбитой бутылки. Гавкнул лохматый охранник.

Дмитрий откручивал глушитель. Испытанием остался доволен, хотя было очень жаль патрона. Осталось четыре. Последний для себя. Кому‑то контрольного выстрела не достанется.

— Опять нажрался. – тихо сказал Кабанов.

Дмитрий сидел в машине и наблюдал в китайский бинокль за входом в отделение полиции №2.

Последние десять дней Кабанов составлял распорядок дня объекта №1. Вырисовывалась следующая картина: начальник уголовного розыска прибывает на работу в 07–45 – 08–00. Привозит господина Пантелеева родственник, как было известно Кабанову, муж сестры – молодой, похожий на глисту опер по имени Степан. Сам Пантелеев, по все видимости, так и не научился управлять автомобилем. За все время в рабочие дни Пантелеев трижды спускался на крыльцо с папочкой, садился в служебный «Фиат», и водитель доставлял великого человека в ГУВД. В 20–00 – 20–30 Алексей Николаевич, обычно шатаясь, как подросток после выпускного вечера, выходил из родного отдела и направлялся на парковку, обозначенную «Только для сотрудников полиции». Пантелеев и раньше считал особой крутостью выпивать на работе. Опрокинув рюмку, начинал повышать голос и материться. Мол, я, когда выпью, злым становлюсь, все меня должны бояться и уважать. Смешной такой, как цыпленок, наклевавшийся проспиртованных зернышек. А сейчас ему сам черт не брат, когда Зайсунцев дает подмышкой полизать. Пантелеев широко распахивал двери автомобилей — подчиненные опера возили начальника по очереди, — падал на сиденье и сквозь опущенные стекла доносилось: «Домой, сука!»

Кабанову еще до увольнения было известно, что Алексей Николаевич купил жилье в экологически чистом месте. Престижный поселок «Холодные ключи» расположился на окраине города в 40 минутах езды от отдела полиции №2. Правда, вместо коттеджей, которые рисовались во сне Дмитрию, поселок состоял из ряда трехэтажных одноподъездных домиков, выкрашенных в розовый цвет, с липовыми балкончиками. Водитель, в зависимости от степени подчиненности и состояния начальника, останавливался либо на трассе, либо сворачивал к самому дому. Пантелеев проходил через детскую площадку, подносил магнитный ключ к домофону и скрывался за дверью. Имелись ли видеокамеры на доме, точно Дмитрию установить не удалось – по углам висело что‑то похожее, но в дешевый бинокль разглядеть трудно. Дмитрий решил принять за условие, что видеонаблюдение ведется.

Вот и сегодня Пантелеев вышел, борясь с закона гравитации. «20–17» — посмотрел на часы Кабанов. Завтра четверг – спортивный день, господин Пантелеев откушает коньячку обязательно, с подчиненными не пьет, замы на автомобилях, то есть, как всегда приедет домой с 20–40 до 21–10. При этом объект будет в расслабленном состоянии.

«… я сознаю, что болен, сознаю, что больно все общество. Моя акция направлена на восстановление справедливости и привлечение внимания к людям, права которых нарушены, а представители закона не приняли никаких мер по их защите».

Кабанов поставил точку, сложил листок и положил завещание в карман. Мысленно проверив весь процесс подготовки и вероятность развития событий, бросил баул за плечо и вышел из квартиры. Время – 19–00.

В 20–10, выбравшись из пробок, Дмитрий свернул в сторону «Холодных ключей». В 20–20 остановил «девятку» за домом с пыльными стеклопакетами и вывеской со стороны дороги «Продаются квартиры». Кабанов вышел, удостоверившись в отсутствии посторонних глаз и видеокамер, открыл багажник и начал перевоплощение. Вместо джинс надел широкие слегка помятые брюки, стянул в поясе ремнем, вспомнив коровинский костюм, впопыхах оставленный на Катиной квартире. Вместо кроссовок надел коричневого оттенка штиблеты, обработанные табачным раствором. Достал из баула подушку, на усовершенствование которой ушло два вечера, четыре исколотых пальца и обновление матерного лексикона. Дмитрий привязал подушку к животу лямками через поясницу и плечи. В подушке на уровне пупка имелся сквозной разрез, проложенный тканью и обточенный мелкими стежками по краям. Подушку, имитирующую пузо, накрыли полы белой застиранной рубахи. Дмитрий застегнул рубашку, удостоверился в совпадении разреза в правой части с разрезом в подушке. Стараясь не испачкать рубашку о нижний край багажника, достал коробку с пастельными мелками. Белым мелком провел по отросшим волосам, по щетине на лице. Посмотрелся в зеркало, решил, что издалека за седину сойдет. Стряхнул частицы мела с рубашки, вытер руки, затем надел пиджак с огромными лацканами. Костюм у дяди Бори выбрал неброский, серый в полоску, лишь лацканы запоминающаяся деталь. Но кто станет обращать внимание на старика? Дмитрий надел очки в роговой, снова входящей в моду, оправе, сгорбился, вживаясь в роль. На очки Дмитрий потратил еще один вечер – с разрешения дяди Бори заменил линзы на простые стекла. К очкам дядя Боря выдал шляпу с перфорацией по бокам – поберечь от солнца седую голову.

Следующим предметом из баула был извлечен пистолет. Дмитрий передернул затвор, спустил курок для стрельбы самовзводом. Накручивая глушитель, посмотрел на часы. До расчетного времени оставались минуты. Дмитрий сквозь рубашку сунул пистолет в подушку, глушитель плотно вошел в свое отделение, по ощущениям встал точно горизонтально – возможно, придется стрелять через одежду, хотя это чревато заклиниванием затвора в момент выброса гильзы.

Дмитрий достал из кармана джинс пояснительную записку, положил ее во внутренний карман пиджака. Все, можно выдвигаться на место.

В 20–38 на детской площадке во дворе розового трехэтажного дома сидел пожилой мужчина и читал газету. В стороне на площадке резвились дети под присмотром мамаш. Две девочки лет пяти заставляли кукол есть песок, два мальчика того же возраста рисковали вылететь с качелей и потерять молочные зубы. Родительницы курили тонкие сигареты и что‑то увлеченно обсуждали на лавочке. Последний луч солнца подсветил линию облаков на горизонте, со стороны реки повеяло свежестью, легкий ветерок окончательно сдул жару, краски дня померкли. Старик сложил газету и убрал в карман. На дороге остановился «Хундай», с пассажирского сиденья вышел подросток и неровной походкой двинулся во двор.