Уильям Лэшнер - Меченый
– А мне казалось, что главным исполнительным директором фонда Рандольфа является мистер Спурлок.
– Да, он числится таковым. Но все дела Фонда веду я.
– Значит, придется разговаривать с фантомом. Он меня ждет? Не хочу опаздывать.
Она с трудом сдержала гнев и махнула рукой:
– Сюда, пожалуйста.
Мы поднялись по широкой лестнице на второй этаж и двинулись мимо больших полотен и буйных красок.
– Матисс, – произнес я.
– Да. В этом зале пять его работ.
Я остановился как вкопанный.
– Они изумительны.
– Если хотите совершить экскурсию, мистер Карл, купите билет. Мы открыты для широкой публики каждый второй понедельник и каждую поочередную среду месяца.
– Не забудьте про Страстную пятницу.
– Мистер Спурлок ожидает в комнате для совещаний, – сказала она ледяным тоном.
Нет ничего более бодрящего, чем взрыв холодного гнева, только я не понял, что его вызвало и почему он направлен на меня.
– Нам с вами нужно как-нибудь встретиться за чашкой кофе, – предложил я.
Она отступила на шаг, наклонила голову и смерила меня взглядом, но не как отвратительную тварь в пробирке с формалином, а как объект, возможно достойный лишней секунды ее времени. Кем бы миссис Лекомт ни являлась сейчас, в прошлом она была еще той штучкой.
– Может быть, и встретимся, – сказала она, – если будете хорошо себя вести. А теперь идемте. Не следует заставлять мистера Спурлока долго ждать.
Глава 7
В комнате для совещаний, обшитой темными деревянными панелями, за большим столом из красного дерева сидели двое. Одного я узнал: это был Стэнфорд Куик в сером костюме и клубном галстуке – партнер-распорядитель самой уважаемой в городе юридической фирмы «Талботт, Киттредж и Чейз», а также главный юридический советник Фонда. Он принадлежал к старой школе адвокатов и больше всего заботился о том, чтобы его манеры не сочли бестактными. Я давно привык иметь дело с такого рода людьми, их мягкая снисходительность поддерживала на высоте мое врожденное чувство справедливости. Именно Куику я позвонил после встречи с Чарли Калакосом, и он договорился об этом совещании. Второй был моложе Куика и значительно лучше одет – Джабари Спурлок, президент и главный исполнительный директор фонда Рандольфа.
– Благодарю вас, миссис Лекомт, – кивнул Спурлок, выслушав сообщение о том, кого она привела.
– Я думала, что могу помочь в переговорах, – сказала миссис Лекомт неожиданно заискивающим тоном.
– Прощайте, миссис Лекомт, – ответил Спурлок и выпроводил ее из комнаты пристальным взглядом.
Затем он обратился ко мне:
– Трудная женщина; но что делать, приходится терпеть – она работала здесь еще до моего рождения. Присаживайтесь, мистер Карл. Нам нужно многое обсудить.
– Спасибо. – Я уселся напротив него. – Шикарное здание у вас, однако.
– Вы никогда не были в Фонде?
– Нет. Что неудивительно, учитывая ваше странное расписание.
– Часы посещений оговорены в завещании мистера Рандольфа, – подал голос Куик, откинувшись со скучающим видом на спинку стула. – Мы не имеем права менять эти условия, как бы нам ни хотелось это сделать.
– Мы просто хранители предметов увлечения мистера Рандольфа и исполнители его воли, – сказал Спурлок. – Он полагал, что искусство должно служить всем, а не только состоятельному классу, у которого полно досуга для посещения музеев. По этой причине количество экскурсий ограничено. Фонд уделяет много времени тому, чтобы научить понимать искусство малообеспеченные слои населения, которые проявляют к прекрасному острый интерес. Это обучение построено на удивительных методах мистера Рандольфа.
– Звучит очень благородно.
– Это действительно благородно, мистер Карл, тем не менее наши методы и деятельность постоянно подвергаются нападкам со стороны привилегированного меньшинства.
– Вы, конечно, читали, Виктор, – сказал Стэнфорд Куик, – о битвах Фонда с соседями. Вы также наверняка слышали, что существует движение, которое, пользуясь текущими экономическими трудностями Фонда, настаивает на его переезде в город и передаче коллекции художественному музею.
– Эти новости печатали на первых страницах газет.
– Да, мистер Карл, – вздохнул Спурлок, – к сожалению, это так. Что подводит нас к причине вашего визита.
– Я просто намекнул Стэнфорду, что, возможно, обладаю информацией относительно недостающей картины.
– Нет, Виктор, – сказал Куик. – Вы выразились конкретнее. Вы говорили о полотне Рембрандта. Единственной картиной Рембрандта, купленной мистером Рандольфом, был автопортрет художника, написанный в тысяча шестьсот тридцатом году и украденный из Фонда двадцать восемь лет назад. Вы имели в виду это полотно?
– Это была картина какого-то парня в шляпе?
– Это полотно находится в вашей собственности, мистер Карл? – спросил Спурлок.
– Нет, – ответил я. – Между прочим, я никогда ее не видел.
– Но вы знаете, где она находится, – утвердительным тоном произнес Спурлок.
– Нет. Мне ничего не известно о местонахождении картины, о том, каким образом она была украдена и кто ее украл.
– Тогда что мы здесь делаем? – спросил Куик.
– Дело в том, что у меня есть клиент, который утверждает, будто знает о ней.
– Вы говорите «клиент», – сказал Куик. – Кто он?
– Вначале мне нужно кое-что узнать, и в первую очередь при каких обстоятельствах пропала картина.
– Ее украли, – сообщил Спурлок. – Это было ограбление со взломом.
– Профессиональная работа грабителей высочайшей квалификации, – подтвердил Куик. – Скорее всего, это были «гастролеры». Безупречно спланированная, безукоризненно исполненная операция. Кроме Рембрандта пропала коллекция икон с окладами из золота и серебра, которую мистер Рандольф собирал по всему миру, включая Россию и Японию. Не найдена ни одна из этих икон. Полиция предполагает, что оклады переплавили в слитки. Была похищена также крупная сумма наличных и драгоценности жены мистера Рандольфа, которые хранились в Фонде, так как он считал его особенно надежным местом.
Вспомнив о сокровище в ящике письменного стола, я с трудом удержал на лице выражение отстраненной заинтересованности.
– Есть сведения, кто за этим стоял? – спросил я.
– Были подозрения, что замешан кто-то из своих. Но это вряд ли. Большинство служащих Фонда отбирал лично мистер Рандольф, они все были безумно преданы ему. В частности, подозревали молодую женщину-куратора, однако улик, чтобы отправить ее под суд, не нашли. Тем не менее, ее уволили из Фонда.
– Как ее звали?
– По-моему, Чикос, – сказал Куик. – Серена Чикос. А что касается Рембрандта, то его кража всех озадачила. Это хорошо известное полотно, его нелегко продать, и кстати, по нашим сведениям, оно так и не появилось на черном рынке краденых произведений искусства. Оно просто исчезло вместе с небольшим пейзажем Моне. Обе картины пропали без следа.
– Но сегодня одна из них объявилась, – заметил Спурлок. – Вы утверждаете, что некто может вернуть Рембрандта. Вероятно, за вознаграждение. Думаю, что это вымогательство.
– Почему вы так считаете?
– Мы наслышаны о вашей репутации, мистер Карл.
– При любых обстоятельствах, – заявил Куик, – мы не можем пойти на сделку с вымогателем.
– Меня шокирует сама эта идея, – продолжил Спурлок, – просто шокирует. Данное полотно очень ценно для Фонда – ценно во многих отношениях. Одним из обвинений, имевших целью лишить Фонд коллекции, было нарушение в системе безопасности. Украденный Рембрандт послужил главным аргументом обвинителей. Нам было бы крайне выгодно получить картину назад. К сожалению, мистер Карл, в настоящее время наше финансовое положение оставляет желать лучшего. Откровенно говоря, мы почти разорены, мы по горло в долгах. Мы не сможем заплатить вымогателю даже малую часть того, что стоит эта картина.
– А сколько она стоит? – спросил я.
– Она бесценна, – отрезал Куик.
– До тех пор, пока не наклеен ценник, – уточнил я.
– На аукционе, – сказал Спурлок, – Рембрандт подобного размера тянет на десять миллионов долларов.
– Вот это да! – восхитился я.
– Но картина была украдена, – осадил меня Куик. – Ее законным владельцем является Фонд. Поэтому ее нельзя продать на аукционе, нельзя купить законопослушному коллекционеру, нельзя выставить на всеобщее обозрение. Она наша. Если мы ее найдем, то просто заберем, и все.
– Если найдете.
– Откуда вам известно, что ваш клиент нас не обманет? – спросил Куик. – Подробности ограбления печатались во всех газетах. Вы не первый, кто приходит к нам с информацией о той или иной пропавшей картине. Как правило, это мошенники. Почему-то я подозреваю, что ваш клиент ничем не отличается от них.
