Серж Брюссоло - На пороге ночи
Выбравшись из зарослей кустарника, он был поражен внезапно открывшимся ему необозримым простором. У Робина перехватило дыхание. Раскинувшееся перед ним поле уходило далеко за линию горизонта. Прямо над его головой пролетели две вороны. Стояла такая тишина, что было слышно поскрипывание птичьих крыльев, рассекающих воздух.
Город назывался Поко-Джанкшен. Путь до него был неблизким, но справа, в самом конце пустынной дороги, уже показались крыши предместья.
Робин добрался до окраины города, так никого и не встретив. Он совсем пришел в себя и наконец обратил внимание на свою одежду – грубую, сшитую из дешевой ткани. Это тряпье напомнило ему наряд Пако, в котором тот щеголял в день их последней встречи. Без формы полковника, эполет, медалей, орденской ленты рыцаря Тевтонского ордена Робин вдруг почувствовал себя голым. Он невольно провел рукой по бедру, где прежде висел миниатюрный кортик, атрибут парадного мундира, но его, разумеется, там не оказалось. Вместо начищенных сапожек на ногах его были смешные светлые башмаки с толстыми шнурками и нелепой, лишенной всякого смысла надписью «Nike» . «Это, наверное, сабо, – подумал Робин. – Мягкие сабо для бедняков. Они – обязательное дополнение моего маскарадного костюма. Я должен слиться с народом, ничем не отличаться от других».
Выйдя на главную улицу города, он встретил первого в его жизни чернокожего. Раньше ему не доводилось видеть их, как говорится, живьем. Все знания о цветных людях Робин почерпнул из исторических фильмов, которые показывала ему Антония, и для него понятие афро-американец было связано с закованными в цепи нубийскими рабами на галерах. Робин удивился и даже испытал унижение от того, что чернокожий человек был одет в точности как он.
За те полчаса, что мальчик провел на улицах города, ему пришлось не раз испытать чувство отвращения. Центральная улица показалась ему ужасающе грязной. То и дело попадались угрюмого вида подростки, от которых дурно пахло и на чьих лицах была написана непроходимая глупость. Они нагло разглядывали Робина, нисколько не заботясь о том, чтобы выказать ему почтение, подобающее его высокому рангу. Да и сам город вполне соответствовал своим обитателям. Дома были на редкость некрасивы: ни мраморных колонн, ни портиков, ни статуй. Взрослое население одевалось отвратительно, никто не носил мундиров, женщины поражали толщиной. Дорогу загромождало огромное количество шумных автомобилей, источавших тошнотворные запахи. Каких только форм и расцветок машин тут не было! Но сколько ни присматривался Робин, он так и не увидел ни одной лошади, ни одной кареты.
Однако самое неприятное было в другом: никто не обращал на него внимания. В толпе Робина толкали, пихали, словно он был какой-нибудь собачонкой. Хуже того: его никто не удостоил даже взгляда, уж к чему-чему, а к этому он не привык. Во дворце при каждом его появлении все перед ним склонялись, девочки замирали в реверансе. Здесь же Робин оставался невидимкой, разговоры не умолкали, а взгляды людей скользили где-то над его головой. Он был для них ничем, пустым местом. Это открытие повергло мальчика в отчаяние, его вновь охватила тревога.
«Все в порядке, – попробовал он себя утешить, – в том и состоит испытание. Родители послали тебя сюда, чтобы ты составил представление о народе, его привычках, интеллектуальном уровне, как оказалось, до нелепости низком. Тебе предстоит им управлять, а потому необходимо такое знание. Ты обязан понимать, с кем имеешь дело, к кому обращаешься».
Наблюдая за окружавшими его людьми, Робин мысленно возвращался к рабам древности. Теперь он лучше осознавал, в чем состояло их знаменитое требование: «Хлеба и зрелищ!» Мужчины и женщины Поко-Джанкшен мало отличались от животных. Конечно, такими особями легко управлять, но трудно будет им вдолбить сколько-нибудь возвышенное понятие. У них отсутствуют благородные идеалы. Им следует внушать простые идеи, ставить перед ними доступные цели.
Робин еще побродил по городу, с изумлением останавливаясь перед множеством витрин, в которых помещались странные ящики, застекленные с одной стороны. В них мелькали цветные картинки, но Робин почти не понимал того, что в них показывалось. Мальчик задержался возле одной витрины, где на экране транслировалась очередная серия «Звездного путешествия», и все пытался понять, шла ли речь об этнографической экспедиции в духе Геродота или на земле действительно существовала популяция людей со столь необычной формой ушей. Если так, то он пока никого из них не встретил.
Робин проголодался. Привыкший к тому, что его обслуживают, он долго не решался войти в одну из лавчонок, откуда распространялся запах съестного. Основную клиентуру заведения составляли подростки. Пища оказалась тощей котлеткой, зажатой между двумя половинками небольшой булки. И никаких тарелок! Ни столового серебра, ни графинов богемского стекла, да и есть приходилось руками. Но и эта жалкая еда не подавалась слугами – ее получали в обмен на мятые и грязные картинки зеленого цвета, не оставлявшие никаких иллюзий насчет ее качества. Официантки, обливающиеся потом, не только не были вышколены, но всячески демонстрировали равнодушие к тем, кто заказывал им пищу со странным названием. В конце концов Робин осмелился встать в очередь, что само по себе уже было унижением и доставило ему немалые душевные муки. Подобно остальным, он выменял на смятую зеленую бумажку одну из таких котлет. Когда у него спросили, чего он желает, Робин счел наиболее благоразумным повторить то, что говорил его предшественник. На вкус еда оказалась омерзительной, никогда ему не приходилось держать во рту ничего более противного. Несмотря на голод, Робин был не в состоянии проглотить ни кусочка из страха, что отравится. Так вот чем довольствовался народ! Он посмотрел по сторонам, на детей, сидевших за соседними столиками и уплетавших такие же котлеты за обе щеки. Нет, что и говорить, они были вылеплены из разного теста. У этих людей, с детства питающихся отбросами, наверное, постепенно вырабатывается иммунитет к отраве, им любой яд нипочем. Тонкая и качественная пища может вызвать у них расстройство желудка. Робин должен обязательно вспомнить об этом позже, когда его голову увенчает корона Южной Умбрии.
Последующие часы, проведенные в Поко-Джанкшен, лишь утвердили мальчика во мнении: умственные способности обитателей мира, лежавшего за пределами дворца, более чем ограниченны. Кроме того, его представители проявляли редкую агрессивность, облаивали друг друга из-за всякого пустяка, вели себя подобно своре собак, где каждое животное должно все время утверждать свой статус из страха, что может быть низведено на более низкую ступень иерархической лестницы. А как они разговаривали! Суррогат языка: они чудовищно коверкали слова, сокращали и уродовали их, как хотели, произносили фразы так, будто рот был набит овсяной кашей, и вдобавок ко всему употребляли выражения, которых Робин не понимал. Что и говорить, манера речи полностью соответствовала их облику. Такие люди не могли иметь никакой ясной цели и управлять собой, а главное, у них отсутствовали идеалы и дисциплина.
«Они нуждаются в короле, – думал Робин, – в сильной руке. Король сам будет решать, что необходимо для их же блага».
Теперь он лучше понимал, зачем Антония и Андрейс устроили ему такое испытание. Жизнь в замкнутом пространстве дворца настолько отличалась от той, с которой он столкнулся в Поко-Джанкшен, что со временем у него могло сформироваться неверное представление о реальном мире людей. Робин предположил, что они и дальше будут предпринимать подобные шаги, чтобы сделать его знания более глубокими.
День близился к вечеру. Дважды у Робина возникли неприятности с мальчишками, которые, поставив ему в упрек его статус иностранца, велели «катиться к черту» и «очистить территорию». Робин подчинился, стараясь всеми силами избежать скандала.
Дети играли в непонятную игру: лупили изо всех сил по мячу палкой, после чего тут же разбегались врассыпную, словно их охватывал внезапный страх. Робин не мог определить, шла ли речь о развлечении или об исполнении таинственного религиозного ритуала. Сетка, закрывавшая лицо одного из служителей этого странного культа, напомнила ему маску жреца. Не без удивления Робин отметил, что столь примитивные существа способны достигать поистине виртуозной ловкости в манипулировании палкой с закругленным концом и мячиком.
Пока он с интересом наблюдал за церемонией, один из подростков приблизился к нему и вновь предложил «отвалить на все четыре стороны».
– В честь какого божества совершаете вы этот ритуал? – вежливо поинтересовался Робин.
– Что ты там бормочешь, подонок?! – взорвался подросток. – Я не понимаю, что ты несешь. Сматывайся, откуда пришел! Мы не терпим чужаков.
Мальчишка был весь в пыли и распространял вокруг сильный запах пота. В жизни Робину не приходилось видеть таких грязнуль, во дворце строго следили за чистотой. От этого парня воняло, как от дикого зверя.
