Джеймс Роллинс - Алтарь Эдема
— Привет, Игорь, — тихонько сказала она.
— Привет, — ответил он и принялся двигаться вниз и вверх по прутьям — все еще нервничал в новой обстановке.
Лорна попыталась придумать способ его успокоить, потом вспомнила трюм траулера, и внезапно ее осенило. Она вытащила из кармана КПК, вызвала калькулятор, нажала иконку со знакомой греческой буквой. Получив результат, Лорна спросила:
— Игорь, чему равно число «пи»?
Попугай замер на дверце клетки, потом прыгнул на насест. Осмотрел женщину одним глазом, потом другим.
— Ну, Игорь, так чему равно число «пи»?
Он снова вскрикнул, два-три раза кивнул, а потом начал знакомый речитатив:
— Три один четыре один пять девять два шесть пять…
Каждую новую цифру он сопровождал ритмичным кивком. Лорна смотрела на дисплей своего компьютера: попугай безошибочно повторял математическую константу «пи». Его нервная дрожь стала уменьшаться, и теперь он уже произносил цифры, не помещавшиеся на экране наладонника. Ссутулившись на насесте, присев на лапы, попугай выглядел почти спокойным — математические занятия явно приносили ему умиротворение, как некоторым вязание или разгадывание кроссвордов.
Игорь все говорил и говорил, чуть ли не впадая в какой-то гипнотический ритм. Лорна сбилась со счета — сколько он там цифр уже произнес. Явно больше сотни.
Она не знала — может быть, продолжающееся цифроизвержение уже не имеет никакого отношения к «пи», но при первом удобном случае собиралась повторить опыт. Несколько минут в оглушающей тишине раздавался только голос попугая, и Лорна уже понимала, что ей понадобятся несколько страниц этой математической константы, чтобы проверить память птицы.
Сколько цифр он запомнил? И кто его этому научил?
Ее мысли прервал мягкий хлопок двойного уплотнения — распахнулась дверь, и Игорь немедленно замолчал. Лорна повернулась и увидела входящего в изолятор доктора Карлтона Метойера.
— Карлтон, — сказала она, удивленная неожиданным визитом директора. — Что вы здесь делаете?
— Вижу, вы уже закончили кормить Багиру. — Он улыбнулся ей теплой отцовской улыбкой, делая упор на новом имени котенка.
В глазах его бегали веселые искорки, а Лорна в душе застонала. Она сообщила имя детеныша только своему помощнику, но по ОЦИИВу слухи, как и всегда, распространялись очень быстро.
— Да, живот у него теперь полный. — Она кивнула, чувствуя, как кровь бросилась в лицо. Она ведь научный сотрудник со степенью, а не сопливая девчонка с котенком! — По крайней мере на ближайшие два-три часа. Потом он снова примется просить свою бутылочку.
— За это время в лаборатории успеют сделать генетический анализ.
— А что они уже успели?
Лорна с нетерпением ждала новостей. Привезя истощенных животных в ОЦИИВ, она все время потратила на то, чтобы стабилизировать их состояние, помочь в отборе крови и тканей для исследования. Она провела первичный осмотр, а образцы ДНК тем временем находились в главной генетической лаборатории, где всевластным хозяином был доктор Метойер, которому работы в области клонирования и межвидового эмбрионального скрещивания принесли всемирную известность.
— Мы только-только начали, — ответил Карлтон. — Но первоначальный хромосомный анализ уже выявил любопытное отклонение. Сейчас мы проводим повторный тест, но я решил зайти за вами сюда. Вы должны это увидеть своими глазами.
Знаком пригласив ее за собой, он направился к двери. Карлтона явно что-то привело в восторг, и его возбуждение передалось ей. Снедаемая любопытством, Лорна поспешила за начальником, но, открыв дверь, оглянулась и увидела, что Игорь, снова вцепившись в решетку двери, внимательно смотрит на нее. И опять дрожит.
— Хочу домой, — долетел до нее еле слышный шепот.
Глава 8
Лорне ужасно не хотелось закрывать дверь и оставлять Игоря одного. Она почувствовала укол жалости, но впереди ее ждала более влекущая тайна.
Пока она медлила на пороге, ее босс широкими, уверенными шагами уже прошел полпути по коридору. На ходу он что-то говорил, но она услышала только конец фразы.
— …и мы уже начали ПЦР для амплификации ДНК ключевых хромосом. Но на ее секвестирование уйдет, конечно, большая часть вечера.
Лорна ускорила шаг, чтобы его догнать. Вместе они миновали следующий коридор и вскоре оказались у двойных дверей, ведущих в комплекс генетических лабораторий, которые размещались в этом крыле здания.
Главная лаборатория была длинной и узкой, по обеим стенам стояли биозащитные колпаки и рабочие станции. Полки и столы занимало новейшее оборудование для генетических исследований: центрифуги, микроскопы, инкубаторы, установки для электрофореза, системы цифровых камер для визуального воспроизведения ДНК и подставки для пипеток, пробирок, весов, сосудов с энзимами для ПЦР-тестов.
Карлтон подошел к двум сотрудникам — мужчине и женщине, — приникшим к монитору компьютера. Одетые в белые лабораторные халаты, эти двое почти слились друг с другом, напомнив Лорне о сросшихся бедрами обезьянках — Хьюи и Дьюи.
— Это удивительно, — когда она приблизилась, заявил доктор Пол Трент и кинул взгляд через плечо. Он был молод, сухощав и зачесывал за уши свои кудрявые светлые волосы — не ведущий нейробиолог, а типичный калифорнийский серфер.
Рядом с Полом стояла его жена, испанка по имени Зоуи. Ее черные волосы, подстриженные короче, чем у мужа, обрамляли широкоскулое, чуть веснушчатое лицо, а халат исследователя почти не скрывал округлые формы дородного тела.
Эти двое были биологами из Стэнфорда, феноменами в своей области: они получили ученые степени, едва закончив университет, и уже успели завоевать себе репутацию в научном мире. Они приехали в Новый Орлеан по двухгодичному гранту для исследования неврального развития у клонированных животных, изучения структурных различий между мозгом клонированной особи и особи-донора. И здесь они определенно оказались там, где им было самое место.
ОЦИИВ являлся одним из ведущих американских институтов, занятых проблемами клонирования. В 2003 году здесь впервые клонировали дикого африканского кота, которого назвали по очевидным причинам Дитто.[5] А в следующем году институт собирался начать коммерческое клонирование домашних животных — таким образом предполагалось заработать денег, нужных для спасения исчезающих видов.
Зоуи отошла от монитора.
— Лорна, ты должна сама на это посмотреть.
Лорна приблизилась к экрану и увидела кариотип[6] — ряд пронумерованных хромосом, выстроенных в последовательность.
Кариотипы определялись с помощью химических препаратов, которые позволяли зафиксировать клеточное деление на стадии метафазы. После этого хромосомы выделялись, высушивались и выстраивались в пронумерованную последовательность посредством цифрового моделирования. У человека имеется сорок шесть хромосом, разделенных на двадцать три пары. На мониторе было двадцать восемь пар.
Явно не человеческий вариант.
— Мы выделили этот кариотип из лейкоцитов крови одной из обезьянок-капуцинов, — объяснил Карлтон.
Видя их возбуждение, Лорна понимала, что у коллег припасено кое-что еще.
— У капуцинов обычно набор из двадцати семи хромосомных пар, — с неподдельным удивлением заметил Пол.
— Но здесь их двадцать восемь. — Лорна еще раз взглянула на кариотип на экране.
— Вот именно! — подтвердила Зоуи.
— Карлтон, вы сказали, что хотите повторить тест. — Лорна повернулась к директору. — Это наверняка лабораторная ошибка.
— Сейчас как раз и проводится новый тест, но я подозреваю, что он подтвердит уже полученные результаты. — Карлтон кивнул на монитор.
— Это почему?
Директор подался вперед, взял мышку и пробежал по пяти другим генетическим картам.
— Вот этот следующий кариотип принадлежит второй обезьянке-близнецу. И опять мы видим двадцать восемь хромосомных пар, как и в первом случае. Следующая у нас овечка, потом котенок ягуара, попугай и последний — бирманский питон.
— Питон?
Нахмурившись, Лорна посмотрела в другой конец лаборатории, где в инкубаторе помещалась кладка яиц. Горя желанием получить подтверждение своим догадкам, Карлтон, вероятно, вскрыл одно из яиц, чтобы раздобыть образчик ДНК эмбриона.
— У питонов обычно тридцать шесть пар хромосом, — продолжал директор. — Смешение микро- и макрохромосом.
— Здесь их тридцать семь. — Лорна посмотрела на экран.
— На одну пару больше, чем обычно. Как и у всех остальных. Вот почему я уверен, что мы получим те же результаты, когда повторим тест. Чтобы лаборатория совершила одну и ту же ошибку шесть раз подряд — это за пределами статистической погрешности.
