Максим Шахов - Дьявольский остров
– Вот когда я выйду в море за рыбой, тогда и буду здоровым, – серьезно ответил подросток.
– Молодец.
– Прошу ко мне в кабинет, – сказал комендант.
Воспользовавшись моментом, Шпильковский бросил взгляд на карту Аландских островов, чтобы перепроверить себя, хорошо ли запомнил. Он не заметил, что его взгляд перехватил комендант.
– Пройдемте ко мне. Нам надо поговорить, – сказал начальник лагеря.
Кроме самого коменданта и фельдшера, к нему в кабинет прошли рыжебородый офицер и Стайнкукер. На дубовом столе стояла бутылка шотландского виски, на тарелках лежала порезанная на большие куски норвежская селедка, хлеб, вареная картошка, лук, бутерброды из черного хлеба и нежного куриного паштета. Вокруг закуски стояли заранее приготовленные четыре рюмочки.
– Прошу вас, за здоровье моего племянника. Новость о вашей удачной операции облетела острова. Вам благодарность от меня лично и от председателя лагтинга Аландских островов.
– Спасибо большое, но это был мой долг, – с достоинством ответил Шпильковский.
– Вот вам премия нашего парламента, – комендант достал из кармана пачку финских марок. – Но пока что я, конечно же, их отдать вам не могу. Деньги пока полежат у меня в сейфе до вашего освобождения.
Комендант открыл ключом стальной сейф, положил в него купюры и закрыл.
– Ну, давайте, – кивнул он рыжебородому. Тот разлил по рюмкам виски.
– Я пью за вас, за ваше умение! – произнес тост комендант.
Мужчины выпили.
– Ты, – обратился комендант к Стайнкукеру, жуя бутерброд с куриным паштетом, – теперь можешь написать обо всем в газете. Пускай товарищи знают о герое. Я не давал такого приказа, пока Готтфрид не почувствовал себя лучше, я не хотел об этом распространяться, но теперь можно.
– Да не стоит, – скромно сказал Шпильковский.
– Наливай.
Рыжебородый снова наполнил рюмки и поднял свою:
– За наше здоровье, которое находится в надежных руках русского доктора.
– За вас!
Трое мужчин – два шведа, подданных Финляндии, и один бывший батальонный комиссар РККА – чокнулись со старшим военфельдшером Рабоче-Крестьянской Красной Армии.
Третья рюмка была выпита после универсального шведского тоста «ску-уль».
– На вашем месте после этой ужасной войны я остался бы у нас, на нашем острове. Видите ли, врача у нас нет, а люди стареют, им нужна медицинская помощь. Вы бы хорошо зарабатывали, правительство выделило бы вам жилье.
– Спасибо, здесь бы я был практикующим терапевтом, а вот у себя на родине я скорее ученый, чем врач, я провожу различные исследования.
– Смотрите, чтобы комиссары не отправили вас исследовать сибирскую тайгу, – комендант показал на Стайнкукера.
Тот глупо улыбался. Рыжебородый громко засмеялся.
– А попытка побега отсюда равносильна самоубийству. Зима, холод, до Советского Союза – несколько сотен километров, которые надо пройти по территориальным водам Финляндии, а еще в Ботническом заливе столько якорных мин, как фрикаделек в супе. Хоть вы и дружны с красным капитаном, но он же не Посейдон… А здесь у нас твердая земля под ногами, тепло, гарантированный кусок хлеба, одежда-обувь по сезону, компания друзей по несчастью…
– А кое-кто из них нам все о вас докладывает, – подмигнул рыжебородый.
– Но мы надеемся на ваше благоразумие, – серьезно сказал комендант.
Возникла напряженная пауза.
– Давайте лучше выпьем за Аландские острова, – вовремя нашелся Стайнкукер. У комиссара язык был подвешен не только перед строем солдат, но и за столом…
– Давайте, – согласился комендант.
Его помощник налил.
– За Аланды! – по-шведски сказал Стайнкукер.
– За Аланды! – хором повторили все остальные.
Перед уходом Шпильковский попытался вернуть коменданту его рукавицы.
– Не надо, берите себе. Это мой вам подарок.
– Спасибо, – поблагодарил военфельдшер.
* * *Вечером того же дня Альберт Валерьянович прошептал Брониславу:
– Комендант подозревает, что мы с тобой готовим побег. Кто-то стучит.
– Я знаю, кто это, – решительно ответил краснофлотец.
6
Выходные для охраны лагеря начинались с полезных хлопот. Первая смена в субботу утром сдавала в прачечную грязное белье и форму, получала чистую или по необходимости – новую. Вторая смена делала то же самое в воскресенье. Стиркой в прачечной не ограничивались. Здесь же некоторые военнопленные занимались починкой одежды и ее дезинфекцией. Комендант строго следил за чистотой формы подчиненных и их личной гигиеной, потому как знал по опыту Первой мировой войны о страшной болезни – сыпном тифе, разносчиком которой были платяные вши. Добровольцы из числа заключенных лагеря внимательно осматривали вещи охранников, затем стирали, замачивали или кипятили майки, трусы, портянки, штаны, кители и даже бушлаты своих надзирателей. Тому, кто находил в одежде вошь или гниду, выдавали поощрение – папиросы или травяной чай, а вещи отдавались на термообработку или, если были очень заношены и заражены, просто сжигались.
Прачечная напоминала общую баню, совмещенную с кухней, – сводчатый зал, с полом, обложенным кафельной плиткой, несколько больших кранов с холодной и горячей водой, похожие на железные гробы корыта у стен, а в центре – плита, на которой в баках и ведрах кипятили белье.
В эту субботу у Силантия Хомутаря было очень много работы. Он склонился над корытом и двумя руками драил на стиральной доске финскую гимнастерку. В прачечной клубились густые облака теплого пара, из-за чего уже в двух метрах ничего не было видно.
– Эй, Харитоныч, – крикнул Силантий, – глянь-ка, закипела ль вода в зеленом баке?
– Да где там, – из бело-серого тумана раздался хриплый голос, – угля совсем нет, откуда жару-то взяться?
– Слышь, Харитоныч, бери два ведра и сходи на хоздвор. Попроси угля. Работать невозможно.
– Хорошо-с.
Харитоныч, сгорбленный мужик примерно сорока пяти лет, весь мокрый от пота и пара, вынырнул из серо-белой тучи с деревянным коромыслом на плечах, нацепил на него два пустых ведра и прошел возле Хомутаря.
– Э, ты чего, с другой стороны обойти не мог? – набросился на него Силантий.
– Да ты чего? – не понял мужик.
– Чего-чего, вертишься перед носом с пустыми ведрами!
– Да брось ты, Силантьюшка, здесь же не твоя деревня. И я тебе не баба, – загоготал Харитоныч, показывая свои желтые зубы.
– Тьфу-тьфу-тьфу, – Хомутарь сплюнул три раза через левое плечо и постучал по дереву.
– Ладно, я пошел, – Харитоныч скрылся в клубах пара.
Через минуту скрипнула дверь, и в прачечной повеяло холодом.
Хомутарь нагнулся над корытом, но холодный сквозняк, дувший в спину, заставил его распрямиться.
– Макарий, посмотри там, кажись, этот раззява Харитоныч дверь за собой не закрыл! – крикнул он еще одному рабочему прачечной.
– Ладно, – послышалось с противоположной стороны зала.
В это время за спиной Хомутаря в облаке мелькнула тень, и, словно из пара, материализовалась темная фигура. Силантий инстинктивно почувствовал неладное, хотел было обернуться, но кто-то надел ему на голову оцинкованное ведро. И через мгновение Хомутарь вдруг оступился и с беззвучным стоном упал в корыто. Тихо плеснули мыльные волны.
Примерно через полчаса в прачечную вошел Харитоныч, неся на коромысле два ведра, полных угля.
– Эй, Силантий, я иду к тебе уже с полными ведрами… – загоготал мужик.
Однако Хомутарь не ответил.
Харитоныч подошел к корыту, где стирал Силантий, и в ужасе закричал:
– Господи, Макарий, быстрее сюда!
* * *Спустя несколько минут в прачечную на крики рабочих вбежали рыжебородый – помощник коменданта, и двое солдат с автоматами. Харитоныч и Макарий уже самостоятельно вытащили Силантия из корыта и аккуратно положили на пол. Увидев бездыханное распластанное тело, рыжебородый послал одного из охранников за фельдшером, второго – за Стайнкукером. Им надо было расспросить рабочих, что они видели и слышали. Макарий дрожал, как осина, он понимал, что именно на него может пасть подозрение об убийстве. Это был долговязый, под два метра парень, очень худой, со впалыми глазами из-за постоянного голода. Он чувствовал, что из-за недоедания день ото дня слабеет, его большой организм требовал много калорий. А пайку все урезали и урезали, а военнопленных в Финляндию все прибывало, и их прокорм ложился дополнительным бременем на экономику малой страны. Ради дополнительного куска хлеба Макарий согласился работать в прачечной, а тут на тебе, такое дело – смерть начальника.
Первым в сопровождении солдата в прачечную быстрым шагом вошел Альберт Валерьянович. Он сразу же принялся осматривать Хомутаря. Задрал на нем мокрую одежду.
– Что с ним? – вместе со Стайнкукером пришел и комендант.
– Увы! Ему уже ничем нельзя помочь. У Силантия случился инфаркт миокарда, – сообщил Шпильковский. – А потом он упал в воду.
