Максим Шахов - Дьявольский остров
Но больше всех хотел бежать Бронислав Вернидуб. Под подкладкой бушлата он сохранил воззвание, которое раздавали политруки:
«Мы сражаемся за землю наших предков, за правительство рабочих и крестьян и за Сталина. Мы помогаем финскому национальному правительству добиться свободы и независимости. Солдаты, офицеры и служащие Красной Армии, ни при каких обстоятельствах не сдавайтесь в плен! Вперед, во имя Ленина и Сталина!»
– Вот видите, – говорил он. – Написано – ни при каких обстоятельствах не сдавайтесь в плен! Но мы же и не сдавались! Нас всех четверых, насколько мне известно, захватили в плен силой. И это совершенно меняет дело! Если мы не сбежим, то тогда выходит, что мы добровольно сдались. Нам необходимо доказать своим, что мы ни при каких обстоятельствах не желали находиться в плену. И не желаем сейчас. Мы просто вынуждены бежать! Мы еще повоюем против врагов!
С этими аргументами соглашался старший лейтенант Никанор Капитонов. Не попадать в плен – приказ самого товарища Сталина! И поэтому приказ надо выполнять при любых обстоятельствах.
Младший лейтенант Данила Кривошапкин чувствовал, что засиделся на одном месте. Его действенная натура требовала перемен. И еще парня увлекала сама романтика побега.
– Мы перехитрим всех этих чухонцев.
Четверка начала форсированно готовиться к побегу, делать запасы продуктов, спичек, курева. Выменивали теплые вещи на еду. Особенно отличились в этом деле Никанор Капитонов и Бронислав Вернидуб, они записывались на работу к «хозяевам», зарабатывали еду или вязаные вещи, а попутно осматривались на местности. Пару раз к «хозяевам» сходил и Данила Кривошапкин, но работать в коровнике ему не понравилось.
Главное, что после всех этих походов заговорщики уже неплохо знали местность.
Конечно же, военфельдшер Шпильковский был слабым звеном в их компании, но, как ни крути, доктор в рисковом предприятии был просто необходим.
4
От «буржуйки» из-за жара угля в темноте барака расходилось тусклое темно-красное сияние. Железная печка тихо гудела, чем навевала на узников сон. Дремал староста барака – лысоватый мужчина с густыми усами и бровями – Пантелей Пудовкин. Он недавно подложил новую порцию топлива и, хорошенько согревшись, посапывал. Со всех концов барака доносился храп. Вокруг «буржуйки» висели вещи военнопленных – шинели, рубахи, штаны, носки, разнообразная обувь стояла возле раскаленных камней, разложенных вокруг печки. Все эти вещи испускали несравнимый ни с чем запах – дух закрытого помещения, в котором постоянно находится большое количество мужчин. Раз в две недели по десять человек военнопленных выводили в баню, которую устраивали в тюрьме, расположенной в пристройке старинного замка, поэтому личную гигиену обитателей лагеря едва ли можно было считать хотя бы сносной.
Стояла глубокая январская ночь. За стенами барака завывал северный ветер, пришедший с моря. Людской храп, песни горящего угля, стон «буржуйки» и шум ветра заглушали от любопытного уха перешептывания нескольких человек, которым в это время совершенно не спалось.
– Охранники в такую погоду носа не высовывают из будки. Даже выстрелить поленятся – холод собачий, – говорил Бронислав. – Я по ночам не раз подходил к щели (так он называл узкое окно) и следил. Несут вахту безобразно. Я бы их под расстрел за такую службу…
– Тихо, – сморщился Кривошапкин. – Ты что, комиссар? Словами бросаешься, не думая…
– Я не комиссар, но в партию собирался вступать…
– Вы бы про коммунизм здесь не сильно распространялись, – посоветовал Альберт Валерьянович, – а то в одиночку запрут, как Стайнкукера.
– Эта сволочь вчера написала в своей стенгазете об окружении нашей дивизии, – пробурчал Капитонов и по памяти процитировал: «Майор Матти Аарнио взял в котел восемнадцатую стрелковую дивизию в Южном и Северном Леметти».
– Какой-то майор – целую дивизию! Брехня, – заявил Данила.
– Может, и брехня. Но всякое может быть, – задумался Капитонов.
– Заткнитесь, прошу по-хорошему, – грозно прошептал Бронислав, – уйдем, тогда и будем рассуждать…
– Я думаю, что охранники здесь такие беспечные, потому что чувствуют, что бежать-то нам некуда. Остров маленький. Наутро всегда можно организовать облаву. И местные с радостью помогут, – Шпильковский вернул разговор к предыдущей теме.
– Правильно мыслишь, Альберт Валерьянович, – проговорил краснофлотец, – поэтому нам, главное, незаметно добраться до причала. Там стоят рыбацкие мотоботы. Нам надо угнать один и уйти в море.
– Ну, ты умный, – сказал Кривошапкин, – море зимой замерзает.
– Ты, сухопутная крыса, если не знаешь, не встревай. В бухту регулярно приходит почтовое судно с земли, для него и для рыбаков, чтобы лов и снабжение рыбой войск не прекращались, лед специально колют. Курсирует ледокол, я это от местных узнал.
– И как ты это узнал? На каком языке? – язвительно поинтересовался Данила.
– На морском. Ты его все равно не знаешь.
– Нам бы продуктов побольше, – проговорил Капитонов, – из хлеба, что вы, Валерьяныч, получили за удаленный аппендикс, я сделал сухари, сало закопал в снегу, возле стены барака, подальше от сетки, за которой водят собак. В бараке держать не хотел. Еще есть мороженое мясо, мороженая картошка, молотая перловка. Я прикинул, нам хватит дня на четыре, а если экономить, то больше недели протянем.
– А я настрелял папирос – уже тридцать пять штук, – похвалился Кривошапкин.
– Ты это, Данила, не сильно показывай, что собираешь курево, ведь сразу же понятно, если не выкуриваешь сразу, то для чего-то припасаешь.
– Насчет курева – молодец, – похвалил Кривошапкина Бронислав Вернидуб, – главная проблема – это как нам добраться до порта незамеченными. И не забывайте о пресной воде.
– А что, снега и льда мало? – спросил Капитонов.
– Если на мотоботе, который мы стырим, вдруг не окажется запасов воды, то мы «засохнем».
– А лед? – не унимался Данила. – Льдину разобьем и куски на борт затащим.
– Мы же пойдем дальше в открытое море, – объяснял Бронислав.
– Да ладно, наберем снега, – проговорил Никанор.
– А куда? – прищурился красный капитан.
– Ну, закинем за борт лодки, – предположил сапер.
– И будем потом с палубы хлебать? – съязвил Бронислав. – В общем, у меня есть резиновая грелка и резиновое ведро литров на пятнадцать. А чтобы выбраться незамеченными, нам надо добыть финскую форму, желательно теплую. Ну, и еще, конечно, взрывчатку.
– Это для чего? – удивился военфельдшер.
– Потом объясню, – махнул красный капитан.
– Я могу по памяти нарисовать карту Аландских островов, – задумался Шпильковский. – Я видел ее в смотровом кабинете. И по памяти могу нарисовать – у карты мира и анатомической карты человека есть что-то схожее. Я раньше практиковал мнемотехнику.
– Что? – спросил Капитонов.
– Специальные приемы запоминания.
– Это как? – поинтересовался Данила.
– Очень просто. Представляешь, что гуляешь по своему родному городу. Артерия напоминает одну улицу, вена – проспект. Ну и приходишь из пункта «а» в пункт «б» и запоминаешь, что видел по дороге. Причем все происходит без особых усилий.
– Что-то я не пойму, – признался Никанор.
– Ну ладно, каждый человек должен себе придумать свою мнемотехнику. Потом расскажу, если захотите.
– Да, а сейчас нам надо бы пораскинуть мозгами, где найти форму.
– Где, где? В хозблоке, конечно, – сказал Никанор. – В прачечной. Этот хмырь Хомутарь командует такими же хмырями, что за еду и папиросы стирают форму охранникам.
– Вот гад! – прошипел Кривошапкин.
– Гад не гад, но таким гадом будешь и ты! – сказал Бронислав.
– Ты что, Броненосец, совсем спятил? Думаешь, я чухонцам буду форму стирать? Не дождутся!
– Ну, во-первых, это шведы, а не финны, а во-вторых, для скорейшего осуществления нашего плана форма нужна позарез. Я думаю, ты и сам это прекрасно понимаешь.
– Тогда пускай Никанор и стирает форму.
– Ты, салага, будешь старшему по званию указывать! – Капитонов разозлился.
– Здесь нет никаких званий! – еще громче проговорил Данила.
– Перестаньте, – оборвал их спор Шпильковский.
В этот момент с верхнего яруса нар упало тело. Небольшого роста красноармеец тут же сел на полу, широко расставив ноги, и принялся тереть ушибленную спину.
– Фельдшер! – скрипучим голосом начал звать он, – фельдшер! У меня что-то со спиной!
Это был Силантий Хомутарь, бывший командир танка, а теперь, как и все здесь, военнопленный – «заведующий» прачечной, о котором только что говорили «заговорщики».
«Танкист» что было силы начал трясти нары Шпильковского.
– Фельдшер.
Альберт Валерьянович сделал вид, что только что проснулся.
– Что у тебя, Силантий?
– Спина, ааа, – застонал он, – больно.
Чтобы разобраться, военфельдшеру пришлось вставать.