Пьер Леметр - Алекс
Ничего примечательного не случилось и в прилегающих к месту преступления районах.
А между тем прошло уже шесть часов.
5
Ящик был сквозным — зазоры между досками достигали десяти-двенадцати сантиметров. Снаружи можно было прекрасно разглядеть все, что находилось внутри. Но сейчас ящик пустовал.
Человек схватил Алекс за плечо, сжал с невероятной силой и подтащил к ящику. Потом выпустил и, спокойно отвернувшись, как будто ее здесь больше не было, подобрал инструмент — это оказался электрический шуруповерт. Вооружившись им, человек отодрал одну доску в верхней части ящика, затем другую. Он стоял спиной к Алекс, слегка наклонившись. На его мощном покрасневшем загривке выступили капли пота. «Неандерталец» — такое слово неожиданно пришло на ум Алекс.
Она стояла прямо за ним, на небольшом расстоянии, обнаженная, одной рукой закрывая грудь, а сложенной лодочкой ладонью другой руки лобок. Она все еще испытывала стыд, даже в такой ситуации, хотя это выглядело нелепо. От холода она дрожала с ног до головы, но терпеливо ждала. Ее пассивность была абсолютной. Она могла попытаться сделать хоть что-нибудь: наброситься на него, ударить, убежать. Склад был пустым и огромным. Там, впереди, метрах в пятнадцати от них, зиял широкий проем — когда-то его, должно быть, закрывали раздвижные двери. Пока человек отдирал доски, Алекс тщетно пыталась сообразить, как ей лучше действовать. Убежать? Ударить его? Попытаться выхватить у него инструмент? Что он будет делать, когда полностью вскроет ящик? «Я хочу посмотреть, как ты сдохнешь», — сказал он; но как именно он хочет ее убить? Внезапно Алекс осознала пугающую нестабильность своего душевного настроя, всего за каких-то несколько часов капитально изменившегося: от «Я не хочу умирать!» к «Лишь бы он сделал это быстро». В тот момент, когда она это поняла, почти одновременно произошли две вещи. Первая: в ее голове молнией вспыхнула простая, но твердая и решительная мысль: не сдавайся, сопротивляйся, защищайся, сражайся! И почти одновременно — вторая: человек обернулся, положил шуруповерт на пол и протянул руку к плечу Алекс, собираясь ее схватить. Непонятно откуда взявшаяся решимость пронзила ее, словно шальная пуля, — и Алекс бросилась к дверному проему в противоположной стене огромного зала. Человек не успел среагировать вовремя — всего за доли секунды она перескочила через ящик и побежала, несмотря на закоченевшие босые ноги, со всей скоростью, на какую была способна. Холод исчез, страх испарился, осталось одно побуждение — бежать, выбраться отсюда. Бетонный пол был ледяным, жестким, скользким от сырости и выщербленным во многих местах, но она уже ничего не чувствовала, ее словно затянуло в поток собственного стремительного бега. Порой ее ноги взметали снопы брызг, случайно попадая в лужи гниловатой застоявшейся воды — очевидно, дождевой, натекшей сверху. Алекс не оборачивалась, лишь мысленно повторяла: «Беги, беги, беги!» Она даже не знала, преследует ли ее похититель. Ты быстрее. Это очевидно. Он старый, грузный. Ты молодая и легкая. Ты живая. Промчавшись сквозь проем, Алекс немного замедлила бег — как раз чтобы успеть заметить слева, в глубине зала, другой проем, очень похожий на этот. Залы тоже были одинаковыми. Где же выход? О том, что, выбежав из здания, она может оказаться голой посреди людной улицы, Алекс даже не подумала. Ее сердце колотилось с головокружительной быстротой. Она умирала от желания оглянуться, чтобы понять, насколько отстает от нее преследователь, но потребность выбраться отсюда пересиливала. Третий зал. На сей раз Алекс остановилась, с трудом переводя дыхание, и едва удержалась, чтобы не рухнуть прямо на месте — о нет, она не могла в это поверить! По инерции она побежала снова, но к глазам уже подступали слезы. И вот она стояла у наружной стены здания, перед дверным проемом, через который могла бы вырваться на свободу.
Если бы он не был замурован.
Его закрывали огромные красные кирпичи, между которыми виднелись потеки засохшего цементного раствора, нанесенного кое-как, явно наспех, лишь бы только возвести эту преграду. Словно не до конца веря своим глазам, Алекс ощупала кирпичи. Они тоже сочились сыростью. Заперта… В одно мгновение холод охватил ее с новой силой. Она обрушила кулаки на кирпичную кладку и завопила — то ли в надежде на то, что ее услышат снаружи, то ли просто потому, что говорить уже не могла. Выпустите меня! Я вас умоляю! Она колотила все сильнее, но наконец обессилела и замерла неподвижно, прижавшись к стене, как к дереву, словно хотела слиться с ней. Она больше не кричала, лишь умоляющий стон застрял где-то в горле, не в силах вырваться. Она беззвучно рыдала, почти приклеившись к стене, будто афиша. Затем внезапно замолчала, ощутив присутствие человека у себя за спиной, совсем рядом. Ничуть не торопясь, он спокойно шел следом за ней и вот уже почти приблизился. Его шаги звучали все громче. Алекс стояла не шелохнувшись. Шаги замерли. Ей казалось, что она слышит его дыхание, но скорее всего это была иллюзия, вызванная страхом. Не говоря ни слова, он схватил ее за волосы. Эта его манера стала для нее уже почти привычной; грубо вцепившись всей пятерней в самую гущу волос, он бесцеремонно рванул ее голову к себе. Алекс пошатнулась, запрокинулась всем телом назад и с полузадушенным стоном тяжело рухнула на пол. Она готова была поклясться, что ее парализовало. Не в силах удержаться, она стонала от боли, но он не оставлял ее в покое. Он изо всех сил пнул ее ногой по ребрам, а затем, поскольку она даже не нашла в себе сил пошевелиться, нанес еще один удар, еще более жестокий. «Шлюха», — процедил он. Алекс снова закричала. Она поняла, что это не прекратится, и собрала все силы, чтобы скорчиться и хоть как-то защититься от ударов. Это была неверная тактика — видя, что она не подчиняется, он ударил ее снова, на сей раз в крестец, мыском ботинка. Она завопила от боли и, опершись на локоть одной руки, подняла другую вверх умоляющим жестом, словно говоря: прекратите, я сделаю все, что вам угодно. Он больше не шевелился, он ждал. Алекс, пошатываясь, поднялась на ноги и попыталась идти — с трудом держась прямо, не слишком хорошо ориентируясь, едва не падая; то и дело ее заносило куда-то вбок, отчего она передвигалась зигзагами. Очевидно, он решил, что она идет слишком медленно, и пнул ее ботинком в зад, отчего она пролетела несколько метров и упала плашмя, но почти сразу же поднялась и, несмотря на ободранные до крови колени, продолжала идти, уже быстрее. Все кончено. Ему больше нет необходимости чего-то от нее требовать — Алекс сдалась. Она добралась до первого зала, вошла в проем. Теперь она была готова на все. И полностью обессилена. Приблизившись к ящику, она обернулась и взглянула на похитителя. Ее руки бессильно свисали вдоль тела — теперь ей уже все равно, она полностью утратила стыд. Человек стоял неподвижно. Что он сказал недавно?.. «Я хочу посмотреть, как ты сдохнешь, грязная шлюха».
Он взглянул на ящик. Алекс тоже. Она понимала, что это точка невозврата. То, что она собирается сделать, то, что она соглашается принять, будет необратимо. Непоправимо. Никогда уже она не сможет вернуться назад. Он ее изнасилует? Убьет? Если убьет, то до или после? Долго ли ей придется мучиться? Чего он хочет, ее молчаливый палач? Ответы на все эти вопросы она получит совсем скоро… Оставалась лишь одна-единственная загадка.
— Ска… жите… — умоляюще произнесла она, почти шепотом, словно просила оказать ей доверие. — Почему… почему я?
Человек слегка нахмурился — как если бы плохо знал язык, на котором она говорила, и пытался уловить смысл ее вопроса. Алекс непроизвольно завела руку назад и провела пальцами по шероховатым доскам, из которых был сколочен ящик.
— Почему я? — повторила она.
Человек медленно улыбнулся. Это ужасное отсутствие губ…
— Да потому, что я хочу увидеть, как сдохнешь именно ты, паршивая шлюха.
Он произнес это таким тоном, словно речь шла о самой обычной и очевидной вещи — казалось, он даже немного удивлен тем, что приходится отвечать на такой глупый вопрос.
Алекс закрыла глаза. Слезы снова потекли по ее щекам. Ей захотелось вспомнить всю свою жизнь, но ничего не получалось. Пальцы уже не гладили деревянный ящик — теперь она прижала к нему раскрытую ладонь, словно для того, чтобы удержаться на ногах.
— Ну давай же!.. — произнес человек с ноткой раздражения в голосе.
И указал на ящик.
Алекс больше не была собой — когда она повернулась и вошла в ящик, уже ничего от нее не осталось в этом покорно съежившемся теле. Слегка раздвинув ноги, чтобы каждая подошва оказалась стоящей на одной из редких досок, она подтянула колени к груди и сжалась в комок, словно этот ящик был ее последним убежищем, а не гробом.
Человек приблизился и какое-то время разглядывал эту картину — женщину, скорчившуюся в деревянном ящике. Глаза его расширились, в них промелькнуло что-то похожее на восторг — так энтомолог мог наблюдать за каким-нибудь редким насекомым. Теперь он выглядел полностью удовлетворенным.
