Бентли Литтл, Глория - Бентли Литтл
Затем она вдруг смогла пошевелить головой, и когда она посмотрела налево, там никого не было. Ни огромной фигуры в капюшоне, которую она начала представлять, ни даже женщины-наркоманки, которая забралась в дом, чтобы украсть мелочь. Они с Бенджамином были совершенно одни, и она благодарно выдохнула, осознавая, что последние несколько мгновений сдерживала дыхание.
Утром она рассказала Бенджамину о случившемся, но он отмахнулся от нее, сказав, что ей просто приснился особенно яркий сон. Она попыталась возразить, что это был не просто сон, но это было довольно трудно сделать при свете дня, и еще до того, как она закончила готовить завтрак, Глория убедила себя, что этого не было на самом деле.
А зря.
****
Дети вернулись домой на День благодарения.
Ее жизнь ускользала, заменяясь новой, и даже когда Глория пыталась удержаться в этой реальности, она чувствовала, как она ускользает, вытесняемая другим коррелятивным существованием. Воспоминания остались, но они были интеллектуальными, а не эмоциональными, и хотя она вспоминала, что чувствовала раньше, на самом деле она больше так не чувствовала.
— Привет, Мика, — сказала она, открывая дверь.
Ее дочь, заметила Глория, начала выглядеть немного неуклюже. Мика была полнее, чем в последний раз, когда они виделись с ней на Четвертое июля, на ней было бежевое платье, которое должно было быть красивым, но висело на ней как мешок. Ее волосы, всегда распущенные и бесцветно-каштановые, были уложены в неудачную прическу. Ее муж и сын были такими же невзрачными, и хотя Глория знала, что это несправедливо, она винила во всем их церковь. Мика когда-то была симпатичной и модной, а Майкл был неплохим мужчиной, но с тех пор, как они оба "родились свыше" и стали посещать эту фундаменталистскую церковь, казалось, что они считают, что следование стандартам современного общества как-то противоречит их религии. Она опустилась на колени, чтобы поздороваться со своим внуком Марком, широко улыбаясь, но он необщительно посмотрел на нее и пробормотал обязательное:
— Привет.
Паула прибыла следом, одна, но достаточно оживленная и разговорчивая для двоих. Она бросила своего последнего бойфренда, врача, записалась в январе на занятия танца живота ("Это лучшее упражнение! Все тело тренируется!"), занималась переделкой своей квартиры на берегу моря в Калифорнии и на добровольных началах участвовала в программе наставничества молодежи, организованной между технологической компанией, в которой она работала, и местным школьным округом.
С приходом Полы дом вдруг стал более праздничным и наполненным жизнью, и поле даже удалось немного уговорить Марка выйти из своей скорлупы. Все болтали и узнавали о жизни друг друга, закусывая чипсами, пока Глория носилась по кухне, готовя еду.
Они хорошо проводили время, радуясь празднику, но потеря Дэна все еще была рядом, как дыра в центре семьи. Прошло три года с тех пор, как он погиб во время несчастного случая на учениях в Форт-Худе, и Глория никогда не простит Бенджамина за то, что он позволил ему пойти в армию. Она знала, что что-то подобное произойдет — материнская интуиция, — но ее игнорировали, ее опасения не принимали во внимание, и вот что произошло. Их мальчик был мертв. Дэн, их первенец. Она чувствовала его потерю каждый день, но всегда острее во время праздников и семейных встреч. Конечно, она была рада видеть здесь своих дочерей и внука, но все уже никогда, никогда не будет так, как было, как должно быть.
Она посмотрела на Бенджамина, который смеялся над тем, что сказала Пола, и часть ее ненавидела его.
Было ли это целью их детей? — задалась вопросом Глория. Для этого ли их познакомили? Чтобы создать разрыв между ней и Бенджамином?
Она отступила на кухню, ее голова раскалывалась от резкой боли. Тревожный знак.
Бенджамин приготовил то, что он называл своим "знаменитым тыквенным пирогом" — консервированную начинку, выложенную на купленную в магазине основу из теста, — а Глория отвечала за все остальное, и еда была готова незадолго до часа. Они сели за стол, Мика заставила их выслушать ее неудобно длинную молитву, прежде чем они принялись за еду. Она хотела, чтобы каждый сказал, за что он благодарен, прежде чем начать есть, но Пола спасла их, сказав:
— Мы можем сделать это позже, Мика. Я умираю с голоду! Давайте есть! Аминь.
Глория только успела наколоть вилкой два ломтика индейки на свою тарелку, как раздался стук в дверь. Поскольку все остальные уже начали есть, Глория пошла открывать, гадая, кто бы это мог быть. Сосед ищет пропавшую собаку? Кто-то, кто случайно столкнулся с машиной одной из девушек, припаркованной на улице?
На крыльце стоял он. Дэн.
Он все еще был в военной форме, но от ранения, которое его убило, не осталось и следа. Он улыбался, и эта улыбка была одновременно душераздирающе знакомой и пугающе чужой.
— Привет, мамочка. Никому не говори, что я вернулся, — сказал он.
Позади себя она слышала, как Пола и Мика уже начали свой предсказуемый спор о религии.
— Голод — это человек, — говорила Пола.
— И что это значит?
— Это строчка из Джона Митчелла[15], глупая.
— Вопрос все тот же — и что это должно означать?
Дэн все еще улыбался ей.
— Можно войти? — спросил он.
Глория тупо кивнула, понимая, что должна броситься к нему в благодарные объятия и обнять его как можно крепче, но не чувствуя желания делать что-либо подобное.
Он прошел мимо нее, через гостиную в столовую. Закрывая входную дверь, Глория ожидала услышать возгласы удивления, визги восторга, но реакция остальных членов семьи была такой же приглушенной, как и ее, и, увидев повернутые к ней любопытные лица, она поняла, что они не узнали, кто такой Дэн.
Как это было возможно?
Она не знала, но это было так, и когда она взглянула на своего сына, выражение его лица сказало ей, что не стоит выдавать этого.
Никому не говори, что я вернулся.
Она предположила, что он сказал это, потому что хотел удивить отца и сестер своим появлением, но теперь Глория поняла, что он не хотел, чтобы они узнали, кто он такой. Она была единственной, кто узнал его, и, поскольку остальные члены семьи смотрели на нее с пытливым выражением, она быстро сообразила и сказала, что это зашел
