Мартин Смит - Роза
— Если нам не понравится снимок, платить не станем, — заявила мамаша. — Нет снимка, не будет и свинины.
— Ну, Альберт, сиди же! — прикрикнула девочка на братишку, продолжавшего болтать руками и ногами.
Блэар снял шляпу и шарф, по самые глаза скрывавший его лицо, покрытое щетиной и еще черное от кровоподтеков. Рассеченный лоб его был мертвенно-бледен, волосы частично выстрижены, голова в тех местах, где накладывались швы, хранила следы запекшейся крови. Губы девочки сложились в негромкое удивленное «О!». Малыш перестал вертеться и шуметь, подался вперед и открыл от удивления рот. В такой позе их и застал щелчок затвора.
— Не совсем то, что мне хотелось, но отлично, — проговорил из-под черной материи фотограф.
Хотем держался с Блэаром так, словно ждал, что посетитель может в любой момент разнести студию в пух и прах.
— Девушек снимаете? — поинтересовался Блэар.
Фотограф нервно потрепал шевелюру пятерней, отдававшей проявителем и спиртовкой:
— Приличные фотографии, в хорошем вкусе. Портреты на заказ.
— И торгуете ими?
— Я делаю cartes de visite. Визитки, с вашего позволения, сэр. Очень популярны, продаются во всех киосках, их любят дарить друг другу друзья, деловые партнеры, а особые ценители их даже коллекционируют.
— Снимки этих женщин?
— Кого угодно. Королевы, членов королевской семьи, снимки на религиозные сюжеты. Примадонн, известных артистов и артисток. Мастериц развлечений, балетных танцовщиц, женщин в рейтузах, такие снимки очень популярны среди солдат.
— И работниц?
— Работниц спичечных фабрик, швей, рыбачек, гладильщиц, служанок, молочниц, кого угодно.
— А на ком вы специализируетесь?
— На шахтерках. Я должен был бы сразу догадаться, куда вы клоните. Уиганские шахтерки — лучший способ дискриминации мужчин. Некоторые даже утверждают, что брюки на женщинах — это общественный скандал. А я вам так скажу: купите снимок и решайте для себя сами, сэр, решайте сами.
— Покажите.
Хотем указал на выставленные в витринах снимки и визитки. Но Блэар уже успел раньше рассмотреть их, и фотограф почувствовал некоторое разочарование посетителя:
— У меня их еще сотни, самых разных. Моя студия — лучшая в стране по части фотографирования шахтерок.
— Меня интересует одна конкретная шахтерка.
— Назовите мне ее имя, сэр. Я всех их знаю.
— Роза Мулине.
Фотограф рискнул в первый раз за весь разговор улыбнуться:
— Рыжеволосая, очень нахальная, классическая мегера?
— Да.
Фотограф полез в один из своих ящиков:
— Они у меня здесь все разложены по именам и сюжетам, сэр, полный архив.
— У нее еще есть подружка Фло.
— Верно. У меня даже есть снимки, где они вместе. Вот, взгляните.
Он выпрямился и положил на прилавок четыре визитки. На двух из них подруги были вместе: Фло стояла, крепко обхватив тяжелую лопату, а Роза держала, словно тамбурин, грохот для просеивания угля. На двух других Роза позировала в одиночестве: в шали, кокетливо заколотой у подбородка, и в той же шали, но распахнутой, многообещающе повернув голову в сторону камеры.
Только это была не Роза. Не та Роза, которую знал Блэар. А девушка, скрывающаяся в коттедже Шарлотты Хэнни.
Блэар извлек из кармана привезенную с собой фотографию. На ней другая, известная ему Роза снялась в шарфике, наброшенном на манер мантильи так, что половина ее лица оставалась скрытой.
— Тогда кто же это?
— К сожалению, не знаю.
— Но это вы снимали? — Блэар перевернул снимок обратной стороной, где изящным шрифтом было выписано название студии. Он просто спрашивал, не думая в чем-то обвинять фотографа, но тот на всякий случай все же отступил назад.
— Да, в декабре. Помню ее, но как зовут, не знаю. Удивительная девушка. Мне кажется, она пришла потому, что захотела рискнуть и посмотреть, что из этого выйдет. Некоторые девушки так поступают. Я пытался выяснить ее имя, мне хотелось, чтобы она еще вернулась. — Хотем, склонив голову набок, с удовольствием рассматривал снимок. — Незабываемая девушка. В ней есть блеск, знаете, и гордость. Она даже не сказала мне, на какой шахте работает. Я показывал эту фотографию людям, расспрашивал, но перед Рождеством было много заказов, потом в январе случился этот взрыв, и я о ней забыл. Извините.
— А преподобного Мэйпоула вы о ней не спрашивали?
— Сейчас, когда вы об этом сказали, вспоминаю, что показывал ему снимок, потому что он знает по именам очень многих шахтерок. Но он ответил, что эта ему неизвестна.
— И больше он ничего не сказал?
— Нет. Но его так поразило сходство этой девушки с кем-то еще, что я отдал ему фотографию.
В редакции «Уиганского наблюдателя» Блэар взял книгу «Ланкаширские католики: упрямые души» и долго листал ее, пока не нашел то, что искал.
«В период правления Елизаветы Уиган являлся центром католического сопротивления, и поскольку семья Хэнни симпатизировала их делу, то „поповские норы“ их имения не только кишели, как настоящий муравейник, скрывавшимися там католическими священнослужителями, но последние даже осмеливались пробираться по штольням шахт Хэнни в город и служить там службы. Штольни представляли собой подземную дорогу, бравшую начало в великолепном особняке Хэнни-холл и заканчивавшуюся в весьма скромных жилищах рабочего класса. Выставленная в окне дома, где ожидался приход священника, свеча созывала доверенных людей на молитву. Память об этом маяке религиозного мужества дошла до нас лишь в названиях улиц Роман-элли (ныне снесенная) и Кендл-корт»[67].
Редактор из-под своего защитного козырька следил взглядом за Блэаром с момента, как тот вошел в контору:
— Вы ведь мистер Блэар, да? Вы сюда заходили пару недель назад?
— Сколько в городе улиц с названием Кендл-корт?
— Только одна.
— И ее построили Хэнни?
— Да, для семей шахтеров. Это сейчас одна из старейших улиц Уигана.
— И она до сих пор принадлежит Хэнни?
— Да. Помните, вы были здесь вместе с мистером Левереттом, искали в газетах материалы о взрыве? Простите, что я вас тогда не узнал. А ведь ваша книга лежала на прилавке! Я просто слепец.
«Знал бы ты, с каким слепцом разговариваешь», — подумал Блэар.
Идя по боковой аллее, Блэар не отставал от шагавших по параллельной улице домой шахтеров. День был субботний, впереди их ждали выходной, отдых и развлечения. От одного перекрестка до следующего Блэар старался двигаться в том же темпе, что и шахтеры, ориентируясь на стук их клогов по мостовой. С улицы до него доносились выкрики предлагавших сладости лоточников и игра уличных музыкантов. Над головой, в вечернем небе появились выпущенные в полет голуби.
Фабричные работницы тоже возвращались по домам, уступая, однако, дорогу шахтеркам. Под уличным фонарем прошли Роза и Фло. Блэар успел рассмотреть, что у Фло, отплясывавшей джигу вокруг Розы, к шали приколот бумажный цветок.
Потом Блэар потерял их из виду и испугался, что они могут завернуть по дороге в пивную или в трактир. Дойдя до задних дворов Кендл-корт, Блэар поболтался в проулке, пока в доме Розы на кухне не зажгли лампу. В окно выглянула Фло — но нет, не выглянула, а полюбовалась собственным отражением в стекле: она сменила шаль на плюшевую шляпку, украшенную бархатными цветочками. Фло обернулась, что-то сказала, скрылась в глубине комнаты, но через минуту снова появилась в окне, рассматривая свое отражение вначале задумчиво, потом с нараставшим интересом и, наконец, с явным нетерпением. К клумбе на шляпке Фло добавила бумажный цветок и исчезла. Едва за ней захлопнулась входная дверь, как Блэар уже стоял у заднего крыльца дома. Дверь была заперта, на его негромкий стук никто не ответил.
Из соседних домов доносились шум, крик, непрерывный перестук клогов. Выждав, когда этот гвалт усилился, Блэар локтем выдавил стекло. На звон разбитого окна никто не выскочил, размахивая кочергой, и тогда Блэар отпер раму и забрался внутрь.
Чайник на плите отсутствовал, его и не ставили. Гостиная была погружена в темноту, на выходящем на улицу окне не стояла свеча, которая сообщала бы верующим, что сюда придет священник совершить причащение, и Блэару пришлось засветить прихваченный с собой «бычий глаз». Он открыл уборную и принялся простукивать пол, ища доски, под которыми прослушивалась бы пустота. Он не видел, чтобы Роза входила в дом или выходила из него, но просто проверял свои предположения. Большинство людей, например, сочли бы невозможным постоянно находиться в темноте или под землей, но половина уиганцев жила именно так.
На кухне тоже не обнаружилось досок, под которыми была бы пустота, но в кладовке пол вдруг зазвучал как барабан, и, подняв вязаный коврик, Блэар обнаружил под ним люк. Открыв его, он увидел стремянку; вверх рванулся поток черного, противного воздуха. Блэар сбежал по ступенькам и быстро закрыл за собой люк, — чтобы находившиеся в штольне, если там кто-то был, не успели почувствовать внезапно возникшую тягу, — а потом уменьшил фитиль в фонаре, чтобы луч его не светил слишком далеко.
