Андрей Курков - Ночной молочник
Он забрался на порог, носком левого ботинка стал на узкую ступеньку между цоколем и кирпичной кладкой, правой рукой дотянулся до толстого гвоздя и подался всем телом налево, к окну.
Окошко изнутри было завешено прозрачным тюлем. Семен увидел кухонный стол, чашку с чаем и руку Егора, сидевшего по другую сторону стенки от того места, где в не очень удобной позе сейчас завис Семен. В левом углу напротив окна, в проеме открытых дверей, появилась молодая женщина с милым, но невзрачным лицом. Она прижимала к груди одетого в толстый розовый комбинезончик младенца. Щечки ребенка ритмично двигались. Малыш сосал грудь.
– Может, я Ясе смеси разведу? – откуда-то из-за спины кормящей женщины раздался второй женский голос.
Молодая женщина подставила ладонь под свободную от малыша грудь и приподняла ее чуток, словно взвешивая.
– Мама, не надо! Хватает!
Она присела на табуретку напротив Егора и посмотрела на него несколько озабоченно.
– Егорушка, я все беспокоюсь: а вдруг соседи заявят? – сказала она.
Нога Семена вдруг начала сползать с узенькой ступеньки. Он сильнее схватился за гвоздь, а левой рукой – за угол оконной коробки и ему удалось вернуть ускользающую опору под подошву левого ботинка.
– Скажешь, что это мой ребенок, – прозвучал приятный и спокойный мужской голос. – Пускай думают, что я к тебе с ней переехал… А с документами что-нибудь придумаем…
Сомнение осталось в выражении лица женщины, но она покорно замолчала. На кухню зашла старуха с еще одной девочкой на руках, чуть крупнее первой.
Женщина нежно отняла малыша от груди, взяла в левую руку вторую девочку, а первую передала старухе. Потом запахнула в блузку грудь с красным, подпухшим соском и вытащила наружу вторую, к розовому свежему соску которой тут же поднесла второго ребенка.
Старушка покинула кухню.
– Бог троицу любит, – произнес Егор. – Третий ребенок будет нашим общим. Когда эти бегать начнут…
Женщина улыбнулась тихой улыбкой, кивнула.
Семен почувствовал, что носок ботинка опять соскальзывает. Он аккуратно, сначала одной ногой, а потом и другой, опустился на бетонную отмостку. Ноги загудели, словно он только что поднялся со шпагата.
Оглянулся на двери, на подкову.
Да, там, за этой дверью, существовал совершенно другой мир, незащищенный ни от чего, хрупкий, но надеющийся на свое продолжение. И надеющийся на удачу, прежде всего на случайную удачу. В этом Семен был теперь уверен на все сто процентов. Но уверенность не давала ему повода почувствовать себя выше, сильнее, самоувереннее.
Он приехал сюда в поисках девочки, подброшенной под Парламент. Он нашел, он увидел ее. Он ее услышал. Но удача улыбнулась не ему. Она улыбнулась этому Егору, который явно не был отцом первого ребенка, не был городским проворным мужиком, не был, судя по его надежде на удачу, человеком, способным быстро и правильно принимать решения. Но при всем при этом кирпичный одноэтажный дом с четырьмя фасадными окошками, с двумя детьми и двумя женщинами и этим охранником территории дворца для президентских приемов казался Семену целостным и замкнутым миром, врываться в который у Семена не было ни права, ни желания.
Что ему, действительно, делать? Не стучать же в двери и требовать передать ему ребенка? Нет! Не будет он этого делать. Он уже знает судьбу этой девочки, он уже обладает тайной, узнать которую когда-нибудь захочет и Геннадий Ильич, и эта непутевая Оксана, оставившая ребенка мартовской ночью на холодных государственных ступеньках! Нет, надо придумать что-то другое. Чтобы и этот мир остался целым, и его, личный мир Семена пополнился, округлился до состояния нормальной полноценной семьи. И он, Семен, придумает, что делать! Прямо тут, на пороге этого сельского дома придумает. Не встанет с порога, пока не придумает!
Семен чувствовал пятой точкой холод, шедший сквозь брючную ткань от бетонного порога. Он слышал и уже не слушал голоса и звуки, выплескивавшиеся из кухонной форточки наружу. Эти голоса и звуки принадлежали другому миру.
Он сидел и думал: где можно взять новорожденную девочку? Думал, и удивлялся, насколько легкой и решаемой показалась ему только что поставленная себе задача.
Роддом! Нужен любой роддом! Нужен сговорчивый и не очень жадный врач-акушер. Мир не идеален, люди не идеальны, женщины не идеальны. Все это только поспособствует плану Семена.
– Тебя домой? – спросил Семена Володька, как только тот забрался в салон «нивы».
– Нет, довезешь меня до роддома на Борщаговке, а оттуда я уже сам!
Володька только бросил на приятеля любопытный взгляд. Вопросов никаких не задал. Завел мотор, развернул машину и выехал на дорогу.
109
Киев. Центр. Улица Стрелецкая
Ближе к вечеру уставшая от переменчивого настроения Вероника, чтобы успокоиться, вышла на прогулку. Прошлась по Рейтарской до угловой «Оптики», свернула в Георгиевский переулок и, увидев справа высокую белую стену Софиевского монастыря, обрадовалась. Она замедлила шаг. Дотронулась подушечками пальцев до шершавой белой штукатурки. Медленно прошла до давно уже заложенных кирпичом и тоже заштукатуренных задних врат монастыря. В этом месте она всегда останавливалась под, или, точнее, перед бывшими воротами. Останавливалась и отдыхала от собственных мыслей и переживаний. Здесь можно было спрятаться в неглубокой нише забора, здесь можно было отвлечься от всего внешнего мира. Вот и сейчас. Почти прижимаясь к белой оштукатуренной стенке, Вероника чувствовала, как к ней возвращается тихая и все еще пугливая самоуверенность.
Ее всегда удивляло, как мало людей ходят по этому переулку, соединяющему Рейтарскую и Стрелецкую. Как мало людей знают о существовании этого таинственного, спрятанного в самом сердце города уголка тишины и спокойствия!
Уже начинало темнеть, но Вероника этого не замечала, глядя на белую стену. Только когда за спиной проехала машина с включенными фарами, она очнулась и посмотрела на часы. Половина шестого! А вдруг Семен сегодня раньше приедет?
Но мысли о Семене не заставили Веронику поспешить домой. Она дошла до того места, где монастырская стена уходила в глубь двора массивного доходного дома, до революции принадлежавшего монастырю. Дошла и повернула обратно тем же неспешным шагом. И на лице у нее еще долго оставалось выражение легкой задумчивости.
Вернувшись на Рейтарскую, она остановилась у своего дома и посмотрела в сторону «угла трех кафе», где по вечерам всегда очень много света. Подняла взгляд на свои окна – в них темно. Семена нет.
«Дай-ка еще пройдусь», – решила.
Приближаясь к «углу трех кафе», Вероника заметила приставленную к стене ближнего кафе лестницу и человека, поднимавшегося по ней. Венок, обычно висевший там же на гвоздике, сейчас был просто приставлен к стене дома. А человек на лестнице укреплял уже посаженную на кронштейн видеокамеру наблюдения.
Первым делом Веронике захотелось узнать, что происходит. Она проверила, на месте ли гвоздь для венка. Гвоздь был на месте.
Успокоившись, Вероника перешла на другую сторону Ярославова Вала и присела в «Кофе-хаусе» лицом к окну. Заказала стакан апельсинового фрэша. Следила за рабочим на лестнице. Увидела, как он спустился на тротуар, повесил венок на гвоздь и снова залез по лестнице вверх, где продолжил возиться с видеокамерой наблюдения.
В конце концов Вероника заскучала. Выпила сок. Вернулась домой и на всякий случай позвонила Дарье, чтобы сообщить о том, что венок со стены снимали, но потом повесили обратно.
– Да?! – более или менее безразлично проговорила Дарья Ивановна. – Я, наверно, вообще уберу его. Повисел и хватит. Отвезу его лучше на кладбище. Да! Давай завтра в «Ярославе» посидим, а потом вместе его снимем?
– Хорошо, – согласилась Вероника.
На том телефонный разговор и окончился. Вероника посмотрела на часы – почти восемь. Решила приготовить простенький ужин – спагетти. Поставила кастрюлю воды на огонь и задумалась о Семене. Задумалась с теплотой и нежностью.
110
Город Борисполь. Улица 9 Мая
Валя вбежала в дом как ошпаренная. Не снимая сапог, оставляя следы грязных подошв – на улице шел дождь, – она прошла в комнату и включила свет. Остановила взгляд на муже, лежавшем с перевязанной мокрым вафельным полотенцем головой. Муж сощурился от яркого света, но через минуту открыл глаза и смотрел теперь болезненным взглядом на Валю.
– Господи, я аж испугалась! – выдохнула Валя. Опустилась на стул. Стянула сапоги и, открыв дверь, выкинула их в коридор, где и так было грязно. – А я до половины седьмого ждала. Думала, случилось что!
– Да нет, – промычал Дима. – Я на работе был… Рассчитался.
Он кивнул на стол, где лежала его трудовая книжка зеленоватого цвета.
